«Дело ледоколов зародилось у нас в России». Это замечание Макарова заслуживает особенного внимания.
Первый человек, которому пришла мысль активно бороться со льдом силой самих судов, был Петр Первый. Еще во время Выборгской операции 1710 года, по его приказанию, суда, «пустяся всеми парусами, лед разбили, а разбив стали на якорь» [78].
Макаров напомнил в своей лекции о кронштадтском купце Бритневе, поддерживавшем вплоть до глубокой осени пароходные рейсы между Кронштадтом и Ораниенбаумом. В 1864 году, желая продлить навигацию еще на несколько дней, Бритнев построил пароход с отлогим срезанным носом в расчете на то, чтобы он мог с полного хода взбираться носовой частью на льдину и продавливать ее своею тяжестью. Этот пароход сделал то, что невозможно было сделать никакими иными средствами: пароходное сообщение между Кронштадтом и материком было продлено на несколько недель. Опыт оказался настолько удачным, что изобретательный Бритнев по специально разработанным им чертежам через год заказал еще более усовершенствованный ледокольчик. В течение десятков лет пароходики делали свое дело. Идея Бритнева не привлекла тогда внимания и не была применена к судам более мощного тоннажа.
Как это неоднократно случалось уже в истории русской техники, отечественным изобретением, не получившим в царской России признания, воспользовались иностранцы. В 1871 году по всей Европе установилась чрезвычайно суровая зима. Не замерзавшие ранее порты покрылись ледяной коркой. В Гамбурге мороз в одну ночь сковал порт настолько сильно, что стоявшие у причалов пароходы вмерзли в лед. Это застало всех врасплох. Торговые компании понесли огромные убытки. Тут-то гамбургские моряки поддерживавшие рейсы с Кронштадтом, вспомнили о ледокольчиках Бритнева. Чтобы избежать повторения последствий суровой зимы на будущее время, немецкие инженеры в ту же зиму отправились в Кронштадт, чтобы на месте изучить конструкцию ледокольчиков Бритнева. Последний не только не сделал из своего изобретения секрета, но передал предприимчивым немецким инженерам чертежи ледокола. И вскоре же по типу бритневских самодельных ледоколов в Гамбурге сооружается более мощный ледокольный пароход, на который возлагается обязанность поддерживать навигацию в Гамбургском порту в течение всего года. Польза ледокола оказывается настолько очевидной, что вскоре там же сооружается второй, еще более сильный ледокол.
Ледоколом, как замечательной новинкой судостроения, заинтересовываются повсеместно, и вскоре подобные суда появляются почти во всех портах Балтийского и Северного морей, где они оказывают судам незаменимую помощь. В России также сооружают ледоколы, уже по типу гамбургских. Они появляются в Ревеле [79], Николаеве и Владивостоке. Из Европы идея перекочевывает в Америку, на Великие озера, и в Канаду. Такова была судьба изобретения скромного кронштадтского купца Бритнева.
В своей лекции в Мраморном дворце Макаров рассказал не только об изобретении Бритнева, но и о современных ледоколах, плавающих на озере Мичиган. Он привел массу фактов, примеров и цифр и доказывал, что России необходим мощный ледокол.
Он говорил: «Плавание по Ледовитому океану вызывается потребностями науки, но постройка двух ледоколов, в 6000 тонн каждый, потребует таких затрат, на которые для одних научных целей средств найти невозможно. К счастью, есть практические цели, которые также требуют постройки больших ледоколов. Самой природой Россия поставлена в исключительные условия. Почти все ее моря замерзают зимой, а Ледовитый океан покрыт льдом и в летнее время. Если сравнить Россию со зданием, то нельзя не признать, что фасад его выходит на Ледовитый океан. Туда стекаются главнейшие реки Сибири и туда мог бы идти весь сбыт богатой страны. Если бы Ледовитый океан был открыт для плавания, то это дало бы весьма важные выгоды. Теперь Ледовитый океан заперт, но нельзя ли его открыть искусственным путем?.. Ни одна нация не заинтересована в ледоколах столько, сколько Россия. Природа заковала наши моря льдами, но техника даст теперь огромные средства, и надо признать, что в настоящее время ледяной покрое не представляет более непреодолимого препятствия к судоходству».
Макаров предвидел огромные возможности для ледокола в будущем. Горячий сторонник планомерного изучения наших полярных окраин, Макаров утверждал, что ни научный прогресс в изучении отдаленных районов Арктики, ни, в частности, возможность плавания в Карском море немыслимы без деятельной помощи мощного ледокола. Увлечение Макарова идеей ледокола было настолько велико, что он вначале доказывал возможность достичь на ледоколе даже Северного полюса, идя «напролом». Как военный моряк, Макаров прекрасно сознавал также всю важность для России в военно-стратегических целях освоения Северного морского пути из Кронштадта в дальневосточные порты. Без «помощи мощного ледокола этот путь был бы невозможен.
Заканчивая свой доклад, Макаров произнес: «Я наметил три крупных дела, которые могут быть выполнены ледоколами:
1. Научное исследование всего Ледовитого океана, на котором огромная область в 2 тысячи верст длиною, в 1½ тысячи шириною ни разу не была посещена ни одним путешественником.
2. Открытие правильного грузового пароходного сообщения с Обью и Енисеем в летнее время.
3. Открытие правильного грузового пароходного сообщения с Петербургом в зимнее время».
По мнению Макарова, с помощью двух ледоколов в 6000 тонн водоизмещением и с машинами в 10000 сил все три цели могут быть достигнуты.
Лекция имела большой успех. Макаров выиграл серьезное сражение: главная задача была решена. Он привлек, наконец, внимание к своему проекту не только широких общественных кругов, но и, что самое трудное — кругов правительственных. В петербургских и провинциальных газетах появились подробные отчеты о лекции. Она была издана отдельной брошюрой, что еще более способствовало популяризации дела. Доброжелатели Макарова из провинции стали присылать ему сочувственные письма. Один из таких корреспондентов предлагал организовать всенародную подписку на постройку ледокола. По просьбе членов Географического общества и Кронштадтского Морского собрания лекция была повторена в этих учреждениях. Макаров торжествовал. Но до практического осуществление проекта было еще далеко. Быстро прошел общий подъем, надежды сменились разочарованиями, впереди предстояло много хлопот и огорчений.
Министр финансов С. Ю. Витте, заинтересовавшийся проектом Макарова, отлично понимал, что продление навигации в Петербургском порту ничего, кроме пользы морской торговле, принести не может. Еще большие выгоды он предвидел от организации морского пути к устьям сибирских рек. Ничего не понимая в условиях плавания во льдах, он обратился за консультацией к замечательному русскому ученому Д. И. Менделееву.
Менделеев дал самый благожелательный отзыв как о проекте, так и об его авторе. Этот отзыв имел решающее значение на судьбу проекта Макарова. Вигте обещал свою поддержку, но счел полезным, чтобы адмирал предварительно лично ознакомился с полярными льдами, отправившись в Карское море и далее на Обь и Енисей в ближайшую навигацию. Вскоре же состоялось свидание Макарова с Менделеевым. Они договорились по всем вопросам и совместно составили для министра докладную записку, где подробно объяснялась цель постройки будущего ледокола.
Макаров согласился с предложением Витте совершить экспедицию в Карское море и в Сибирь. Получив от морского министерства отпуск, Макаров стал собираться в путь. Он предполагал отправиться в плавание на крейсере первого ранга «Минин», устаревшем как боевой корабль, но обшитом броней и обладавшем сильной машиной, что вполне подходило бы для плавания в арктических широтах. Однако морское министерство, по привычке подозрительно относившееся к очередной «затее» Макарова, категорически отказалось предоставить ему крейсер. Пришлось искать другой способ достижения цели.
