— Камея просыпается, — сказал стеллармен.
В этот момент мир беззвучно качнулся.
Экипаж «Артемиды» тут же притих и стал осторожно озираться в поисках новой напасти. Оглядывались по сторонам очень осторожно, словно резкое движение зрачков могло нарушить некое неустойчивое равновесие. За широким окном ничего не изменилось. Стайка птиц, вытянувшись в линию, повернула на запад и деловито исчезала между хребтами.
— Все, — сказал стеллармен. — Конец. Только что погиб зонд.
— Экипаж, внимание, — прошептал Трайнис.
Лядов поразился бледности, разлившейся по лицу друга. Как всегда профессионал яснее других понимал опасность. Но тут и до Лядова дошло — зонд звездных людей. Наверняка он совершеннее стандартного зонда стандартного корабля, да и, наверное, самого корабля.
— Двадцать тысяч? — спросил Трайнис. — Пять «эм»?
Стеллармен кивнул. Вид у него был отрешенный:
— Я пустил зонд к «Артемиде». Жаль, мы не успели посетить пустыню и полярную шапку, дно океана и систему гигантских пещер. В одном незаметном узком каньончике, сплошь заросшим колючками, с орбиты были замечены упорядоченные структуры — что-то вроде нулевого цикла, фундамента. Единственное подобное на всю планету.
— Все-таки здесь есть следы чужого присутствия? — спросил Вадковский.
— Один каньон на всю планету? Маловато. Скорее всего это разрушенный временем наклонный выход геологических слоев. Но кто знает. Посмотрим, что видел зонд.
Все повернулись к залу. Показа трансляции с борта зонда ждали как приговора. Экран на потолке так и не вспыхнул, а стеллармен вдруг непонятно сказал:
— Уже двадцать минут, — и с невероятной прытью бросился к своему лежаку.
Последовал удар по сознанию и крик:
— Поднимаю корабль. Всем от окна!
Окно было слишком широким, чтобы сомкнуться сразу. Экипаж «Артемиды» пятился, не понимая причин такой поспешности — снаружи спокойно голубел солнечный полдень. Ментальный удар, как всегда, немного оглушил, но они все-таки услышали приближающийся тяжелый хоровой свист рассекаемого воздуха.
Камея кое-чему научила — не размышлять в секунды опасности. Все трое прыгнули в мягкий свет зала, подальше от окна.
Они не успели убежать далеко. В спину ударило воздушной волной. Трайниса с Лядовым бросило за ближайший лежак, Вадковского, бежавшего последним, подняло и швырнуло им на головы. А потом начался грохот.
Прямоугольник окна погас. Вместо голубого неба в проеме возникла темная каменная масса, огромные ноздреватые валуны костяшками кулака каменного великана грубо вперлись внутрь. Кустами брызнули в зал секущие осколки, рванулись серые клубы пыли, с дробным стуком запрыгали, отскакивая от потолка и стен, разнокалиберные темные куски. Они лежали, вжимаясь в пол, закрывая головы руками. Грохот не прекращался. Сверху все время что-то падало, иногда довольно чувствительно.
Раздался скрежет и невыносимо громкий скрип, будто локомотив экстренно тормозил над ухом лилипута, — это корабль продолжал закрывать окно, чудовищным давлением краев рамы кроша камень. Окно снова заголубело — уже уменьшившееся вдвое. Глыба, рассыпаясь на лету, с грохотом сорвалась на плато. На полу под окном остались груды камня. Вокруг висела серая мгла, пыль скрипела на зубах. Зал было не узнать — хаос в мастерской скульптора после объемного взрыва.
Когда все стихло, они осторожно подняли головы. Заслонивший их лежак был усыпан щебнем, а в самой середине, глубоко продавив ложе, уютно разлегся обломок килограммов на двести. Переглянулись. Никого вроде не задело.
Лядов вскочил:
— Ангрем!
Лежак стеллармена располагался далеко от окна, но камни шрапнелью полоснули и по противоположной стене. Стеллармен как ни в чем не бывало полулежал с закрытыми глазами. Вокруг него на лежаке темнели обломки. Прядь темных волос откинулась назад, голова так и осталась повернута вбок под воздействием удара. На лбу, у виска, чернела очень неприятная рана с рваными краями. Левая сторона лица была залита кровью.
Экипаж «Артемиды» чувствовал не постоянное давление ветра, а неровные порывы, пульс загнанного, раненого существа.
Лядов и Вадковский вскочили. Трайнис железными руками неожиданно задержал их:
— Не мешайте. Дайте взлететь.
Корабль неровно дрожал.
Окно почти закрылось. Корабль качнуло. Со всех сторон раздался шорох, глухой стук — сдвинулись, поползли по полу, упали с возвышений каменные обломки. Корабль накренился в другую сторону. У Трайниса глаза на лоб полезли — не работало зануление гравитационного поля. В этом невероятном корабле — и вдруг что-то не работает!
Корабль начал раскачиваться. В узкой щели, оставшейся от окна, мелькнуло небо, освещенное солнцем плато, снова небо. Темная масса с тяжелым шорохом сорвалась с макушки корабля, на несколько секунд затмив горизонтальную голубую амбразуру. Похоже, корабль накрыло целой скалой. Пол дернулся, снаружи донесся грохот и стих — стена сомкнулась.
Ангрем, не открывая глаз, медленно повел головой, мучительно рвя невидимые путы. Корабль дрогнул. Неожиданным толчком всех усадило на пол. Ангрем дернул головой назад. Мощная перегрузка уложила всех — кого ничком, кого на лопатки.
Трайнис, не говоря ни слова, вдруг проворно пополз по усыпанному камнями полу к лежаку стеллармена.
— Ты куда? — крикнул Вадковский.
Лядов попробовал встать, и тут же упал, распластавшись как лягушка, больно врезавшись всем телом в разбросанные камни. Они переглянулись с Вадковским и, даже не будучи звездными людьми, поняли друг друга без слов: защитная система Камеи почти одолела совершенный корабль совершенных людей. Корабль, могущий общаться со звездным человеком в потоке метасознания, становиться одним большим глазом, ухом, рукой, крылом, мозгом, шестым чувством. И вот, оставленный хозяином на короткое время, не предупредил об опасности. Ослеп, не включил защитное поле, превратился в обыкновенный летающий агрегат, требующий твердой руки пилота, сам более не соображающий.
По лицу стеллармена пробежала гримаса боли. Он наклонил голову — кровь со лба дробно капанула на светлую одежду. Ближайший лежак зашевелился. Поперек него сформировался прямоугольный выступ того же цвета, но явно твердый. Прямоугольная плита отделилась от ложа, поднялась на боковых стойках и повернулась плоскостью к приподнявшейся спинке лежака. На плите что-то проступило, словно белые выпуклые диски, овалы и дуги всплыли в молоке.
Перегрузка не спадала.
Трайнис дополз до стеллармена, ободрав о разбросанные камни локти, колени и живот. С трудом оторвавшись от пола, забросил на ближайший лежак многопудовые руки. Треща мышцами от напряжения, кулем взвалил себя на мягкую поверхность, упал грудью, тут же утонув лицом в пыльной мякине. Стало трудно дышать. Отфыркиваясь, Трайнис повернул голову и увидел над собой стандартную панель пульта управления.
— Помоги вести корабль, — донесся голос стеллармена.
Трайнис, мокрый он напряжения, наконец забрался на лежак, смахнул на пол несколько камней, откинулся на широкую спинку. Не дав себе отдышаться, положил руки на пульт. Пальцы сами пробежали по знакомым траекториям сенсоров. Приходилось тянуть руки — пульт располагался далеко. Он инстинктивно потянул панель к себе — та легко приблизилась; из нижних углов панели вытянулись удобные опоры для локтей.
— Готов. — Трайнис качнулся телом вперед. Спинка лежака послушно двинулась следом — стало совсем удобно.
— Сразу после меня, — сказал стеллармен.
В носу свербело от пыли. Трайнис неожиданно чихнул. Прямо перед ним на противоположном широком сегменте вогнутого потолка засветился экран. Он был расчерчен диаграммами состояния и трехмерными трасс-ориенти-рами хода. Ничего сложного Трайнис там не увидел. Он мгновенно оценил динамику ситуации, не задумываясь отдал несколько команд кораблю, готовясь перехватить управление. Стеллармен был занят уходом с планеты на форсаже хитрым низкоорбитальным маневром, смысла которого Трайнис не понимал. На экране эта область была представлена большим квадратом, где с сумасшедшей скоростью менялись какие-то параметры, представленные непонятными символами.
