— Так вкуснее, — подтвердил Вадковский. — Иначе вообще зачем зубы?

— Для красоты, — усмехнулся стеллармен.

Трайнис задумчиво вертел перед носом кусок пирога со сложной начинкой, явно домашней выпечки. Ничего не спрашивая, откусил.

— Наша следующая цель, — сообщил стеллармен.

Синева над головами посветлела, перестала быть космической — они снижались.

Оказавшись в поле зрения, выросли бурые, черные, занесенные снегом бесконечные горные цепи. Горная страна ползла под ними. Корабль резко провалился, спикировал, не снижая скорости — детали картинки скачком выросли, словно включили двадцатикратное увеличение. Громадные горы, перевалы, ущелья, плато неправдоподобно быстро помчались под самым днищем корабля — хотелось поджать ноги. Трай-нис смотрел на все это, открыв рот. На Земле не разрешалось летать на кратном сверхзвуке на столь малых высотах. Он даже представить себе не смог, какой силы ударная волна обрушится на стоящего внизу.

Неожиданно появился, промчался и исчез край горной страны. Ухнуло вниз необъятное туманное пространство. Они нырнули за рваный гребень скалы и резко снизили скорость — почти неразличимые в мелькании черно-зеленые пятна распались на черные предгорья и зеленые долины. Кто-то вскрикнул — продолжая прерванную траекторию, в небе быстро уменьшалось кучевое облако, похожее на пухлый комок поднявшегося теста, несильно шлепнутый об стол. Вот оно влетело в настоящее облако, разорвав его пополам, и исчезло в синеве.

Корабль, как перышко, следуя затейливому рельефу, плавно и наверняка бесшумно, в точности повторяя контур поверхности, преодолел несколько невысоких перевалов, скользнул к краю крошечного плато и быстро совершил посадку.

— Лихо, — только и сказал Трайнис. Он часто дышал, как будто только что вел корабль вручную.

— Спасибо, — стеллармен улыбнулся.

Вадковский ткнул пальцем вверх:

— Это фантом или что-то вроде зонда?

— И то и другое. Главное, выиграем немного времени.

Вадковский взял с тарелки золотисто поджаренный кусочек мяса, шлепнул его на ломоть мягчайшего белого хлеба и жадно впился зубами. Прожевал, жмурясь, глотнул сока:

— Это тебе не мясной концентрат. — Деловито вытер салфеткой руки. — Выходим?

— К сожалению, нет. Вне корабля находиться опасно, — сказал Ангрем.

В стене прорезалась горизонтальная амбразура, потом она расширилась вверх, заходя на покатый потолок, раздалась на несколько метров вширь — получилась огромная открытая сверху лоджия с видом на изломанные предгорья и укрытые лесом далекие, подернутые дымкой, хребты.

Все четверо столпились у бортика.

Горячее солнце подпаливало зависшие высоко в небе редкие облака. Крошечное плато справа и слева теснили отвесные скалы. За спиной полого уходило ввысь рассеченное гигантскими вертикальными трещинами подножие горы.

Вадковский перегнулся через бортик — и оторопел. Бок корабля не был горой белой ваты — что показалось в первый раз уже достаточно необычным. То, что он увидел сейчас, повергло в ступор с уклоном в идиотское хихиканье: борт корабля представлял собой изогнутую плиту из потрескавшегося очень древнего на вид камня. Камень в точности соответствовал поверхности плато. Одна трещина, так просто начавшись у обрыва, продолжала ветвистый бег по борту и исчезала где-то на макушке корабля. Каменный звездолет — смешно. Интересно, додумались до этого древние фантасты? Если бы фантастику писали люди каменного века, в космосе орудовали бы звездолеты, покрытые особо прочными шкурами, а стреляли бы они особо большими дротиками, а летали бы такие монстры, только если в главной пещере звездолета принести жертву духу звезд. Хм, почти сюжет.

— Роман, — имя в устах стеллармена прозвучало неожиданно, и Вадковский вздрогнул. — О чем думаешь?

— Так, ерунда какая-то в голову пришла, — отмахнулся Вадковский. — Ангрем, вы лучше скажите — сами-то вы сейчас что видите? Я — только красивый пейзаж. Что видит ваша аппаратура? Я уверен, что от нее пользы больше, чем от нас, и что вы давно взяли химические пробы всего, чего только можно.

— На Камее я вижу немногим больше твоего, так как вокруг искажена сущность. Корабль постоянно собирает и обрабатывает данные. Выводы будем делать потом. Ситуация сложная. Теперь подумай вот над чем: вы трое оказались на Камее раньше экспедиции СКАД, даже раньше нас, — стеллармен замолчал выжидательно.

— Ну? — осторожно сказал Вадковский.

— Мы знали о Камее давно, вы не знали ничего. Мы до последнего момента не решались на посадку, спланированную еще год назад — уже тогда это было опасно. У вас же дерзкое вторжение получилось случайно и с первого раза. Но, как известно, нет ни случайности, ни предназначения. Есть только единое, и оно нераздельно навеки.

Вадковский понял, что начинаются бесплодные попытки перевести поток смыслов метасознания в маленький ручеек. Или, как было сказано в книге «Аутогенеры — надежда или приговор цивилизации», трехмерное звездное небо в плоский снимок карманного формата.

— Короче, не случайно мы здесь, — не поворачивая головы сказал Лядов, честно созерцавший ландшафт. Взгляд у него был недоверчивый и скучающий.

— Вы считаете, что... — изумился Вадковский. — Хорошо. Слава, допустим, предчувствует что-то. Но я-то пошел сним просто так, за компанию. Как друг. Причина полета была забыта уже через час после посадки. Мы просто старались выжить. Уверяю вас, Камея выбрана совершенно случайно. Два человека просто произнесли первые пришедшие на ум цифры.

— Не с того конца подходишь, — возразил стеллармен. — Впрочем, вопрос о носителе неких способностей интересен. Почему один дар не может распределяться на нескольких человек? А сейчас расскажи, какая тебе ерунда в голову пришла.

Вадковский сбивчиво рассказал о каменных звездолетах в фантастике.

— Или на гораздо большее количество людей, — сказал стеллармен и задумался очень по-человечески — опустил голову и прикусил костяшку пальца.

— Подождите, — помотал головой Вадковский, — не успеваю. Мысли путаются. Мы за два дня такое здесь увидели... Ведь самое интересное — здесь, на планете. В каталоге еще лет тридцать назад было записано — ноогенные феномены...

— Псевдо, — вставил Лядов.

— Их и надо изучать. Тем более, что они сейчас активизируются. Мы это на своей шкуре испытали. Какая разница, кто и как здесь оказался? Вон в истории сколько было судьбоносных случайностей. О чем же сейчас надо спрашивать, как не о феноменах?

— Не запутывай себя, — сказал стеллармен. — Спрашивать надо о причинности ваших действий. Это самый уместный вопрос. Не пытайся объяснить случившееся с вами только событиями на Камее, если оно начиналось событиями на Земле. Старайся увидеть пересечения противоречий.

— Кажется, я вас понял, — помедлив, сказал Вадковский. — Мне надо подумать.

Он перебрался к краю окна и затих там, навалившись локтями на бортик.

Стеллармен проводил его внимательным взглядом и посмотрел на небо:

— А что за причина полета была у вас?

— Повторить кое-что из XX века, — нехотя сказал Лядов. Вид у него был смурной — как всегда перед тем, как на него накатывало. Скучно, как будто в тысячный раз, он скомканно повторил всю эпопею.

Секунду стеллармен молчал, потом неожиданно спросил:

— Кто из вас изучал фантастику XX века?

— Никто, — не поворачиваясь, ответил Лядов. — Зачем? Втом-то и суть была — повторить реальное прошлое. Я изучал архивы. Ромка, кажется, что-то такое читал.

Вадковский отлепился от края окна, неловко заговорил:

— Ангрем, есть одна бредовая мысль. — Он помедлил. — Картина получается более стройной, если предположить наличие одной причины, которая изменила биосферу Камеи и позвала Славу в этот полет.

— Молодец.

Роман несмело улыбнулся:

— Но это не моя мысль, вы подвели меня к ней.

— Я только показал тебе невидимые беглому взгляду связи. — Стеллармен показал рукой вдаль. — Птицы.

Над далекими хребтами двигалось дрожащее пятно. Стая пернатых неизвестной породы, покинув место странной летаргии, усердно молотя крыльями, осваивала воздушные просторы родной планеты.