— Поди-ка сюда, ты!
Тереза робко, на цыпочках, к нему приближался.
— Какой день сегодня.
— Среда...
— Раз-говорры! — гремел Титвинидзе. — Кавеладзе, где ты?!
По вечерам мы, принаряженные, отправлялись в театр, бросали пятачок в железный ящичек тети Какалы и, пройдя внутрь, рассаживались в партере, пропахшем ароматом одеколона «Фантазия»; на сцене тускло мерцали фонари, тетя Какала с железным ящиком под мышкой отодвигала в сторону желтый атласный занавес, подвешенный на проволоке, и перед нами под видом английского графа представал наш Титико Глонти; выхватив деревянную саблю, он всаживал ее в самое сердце французскому герцогу — своему двоюродному брату Ефрему Глонти; и горько рыдала испанская принцесса Верико Тирошвили...
Многие, очень многие из нас страстно любили театр.
Вы, верно, и сами примечаете, что наша история клонится к концу: — ведь повествование явно идет на спад.
Заместитель городского головы Какойя Гагнидзе и его помощник Бухути Квачарава по-прежнему рассаживались в первом ряду, и вся пыль сыпалась им на голову. Иной раз они требовали от Шашии: уйми-де немного этого Титико, а то он уж чересчур раскричался, но стоило Титико понизить голос, как с галерки неслось требовательное замечание старого театрала — Малхаза Какабадзе: «Немного погромче, ничего не слышу! Драма это, мои дорогие, или балет...»
И если это можно назвать руслом, то наши Харалети снова вернулись в старое русло.
Но, как сказал один человек, где-то, что-то, хоть самое крохотное, всегда остается.
Не скажу обо всех остальных, но Пармен Двали, несомненно, кое-что запомнил. Оставив свои всегдашние забавы, он по вечерам, чуть только первая корова с мычанием подойдет к Харалети, тотчас же брал в руки подзорную трубу, которую, правда, поначалу подносил, иной раз по ошибке вместо глаза ко рту, но со временем, пообвыкнув, стал использовать правильно; запомнил, вероятно, кое-что и Папико — он по-прежнему затаивался в папоротниках и глядел подолгу подернутыми поволокой синими глазами, откуда я знаю куда, — мир огромен.
И еще один человек помнил Бучуту. И, по правилу, вы бы должны были догадаться — кто: да кто ж, как не я! Не напрасно же я убивался, описывая вам всю историю? Ээх, заслабело что-то мое повествование, и чтоб нам с вами не расставаться в таком неважнецком настроении, позвольте мне завершить эту маленькую историю бравым куплетцем харалетца, который не умел даже читать-писать:
Вари да варало,
Хари да харало,
Славьтесь наши Харалети,
Лучше края в мире нету.
А время, как известно, идет.
Человек, который страсть как любил литературу
1
Все началось с того, что вызвал меня мой руководитель и говорит:
— В вашем будущем труде должны найти отражение аспекты, отображающие повседневное поведение рабочих и служащих — жителей поселения городского типа — и вместе с тем выявиться закономерности, определяющие зависимость этого поведения от условий жизни. В той части общественного функционирования и развития, которой ныне уделяется значительно большее внимание, чем уделялось до сей поры, быт, поведение и деятельность человека во вне- производственной сфере занимают далеко не малое место. Спички при тебе есть?
А черт! — спичек у меня не было.
— С одной стороны, научно-технический прогресс, — пошел далее руководитель, — и совершенствование, наряду с ним, бытовых условий на современном этапе...
— Сбегаю достану...
— Нет-нет, я все равно собираюсь бросать... В жизнедеятельности человека вне производства его повседневные занятия становятся все более существенным элементом быта. А посему подчеркнутое внимание надлежит уделить проблеме свободного времени, особый интерес к которой определяется, во-первых, тем, что досуг является одним из факторов формирования личности, индивидуума, входя в виде компонента в общий комплекс его жизни и деятельности; во-вторых, тем, что такого рода исследование поможет нам во всей полноте выявить важные механизмы полезного воздействия на человека; и, наконец, в-третьих, тем, что эта сфера изучена слабее, нежели другие не менее важные компоненты экономического и социального развития.
Он ненадолго приостановился.
— Да, — сказал я.
— Изучение проблемы использования свободного времени под данным углом, — продолжал развивать свою мысль руководитель, — более чем актуально, разработка ее представляет не только теоретический, но также и практический интерес. В качестве годовой темы этой по ее обширности, более чем достаточно. Итак, мы ставим вопрос следующим образом: вы изучаете повседневное поведение во внепроизводственной сфере и прослеживаете его зависимость от условий жизни объекта. При этом следует ограничить круг, конкретизировавшись на людях какой-либо одной профессии. Выбор профессии — по вашему усмотрению. Надеюсь, вам все понятно.
— Само собой.
— Что же касается тех вопросов, которые вы должны будете предлагать людям избранной вами профессии, то есть респондентам, то перечень их приведен вот на этих пяти страницах. Ответы должны быть четкими, краткими, исчерпывающими.
— Все в одно и то же время?
— Разумеется. Если, положим, вам встретится та или иная трудность или возникнет какое-либо осложнение, вы можете всегда обратиться ко мне... в служебное время. На защите вчера был?
— Да.
— Ну и как?
— Да как обычно.
— Народу много было?
— Не особенно, да.
— А замечаний?
— Да нет, не очень, так, копнули помаленьку.
— Ох, чуть не запамятовал, — дополнил руководитель. — В целях наиболее полного выявления бытовой благоустроенности и образа жизни респондентов следует непременно уделить подчеркнутое внимание материально-экономическому фактору в целом.
2
В тот же вечер я просмотрел анкету, каждый из вопросов был прост, ясен и вместе с тем интересен — я люблю свою отрасль, вернее, мне нравится задавать вопросы незнакомым людям: новые веяния, новые настроения-состояния духа, где-то порой скрытый юмор, но что главное — самое главное — это темп, напористость, целеустремленность, а в общем все вместе взятое. Кому-то что-то нравится или напротив, то есть не нравится, один говорит одно, другой — другое, третий — четвертое, а ты себе пишешь, пишешь и дело идет.
Однако на второй день с утра я было стал в тупик с выбором профессии респондентов. На производстве вечно стоит адский шум, да и не станет усталый человек давать тебе исчерпывающие ответы; продавцам на работе недосуг — иди развесь-перевесь тысячи всяких продукто-припасов, не по домам же шататься, в самом деле! Водитель, что и говорить, не станет терять из-за тебя драгой ценное время; медсестры-врачи, бывает, дежурят с утра и до утра, так что они сами собой отпадают, — меня интересуют люди такой профессии, чтоб начинали и заканчивали работу всегда в одно; и то же время. Я изрядно-таки поломал голову, прежде чем — и на сей раз, как всегда, глаз мой опередил соображение — увидел на одной тихой улочке фотовитрину. О-о! Вот это как раз то, что мне надо, — фотографы, как правило, народ общительный и словоохотливый, да и времени у них, в ожидании очередного прилизанного клиента, всегда достанет, чтоб обстоятельно заполнить анкету. К тому же они реально смотрят на жизнь посредством досконально фиксирующего любую деталь фотообъектива. Я бодренько распахнул дверь, шагнул внутрь с приветствием «Здравствуйте» и, услышав ожидаемое: «Добро пожаловать», спросил: «У вас не найдется немного времени?» «А для чего же я здесь!» последовало в ответ. Однако когда я объяснил причину своего прихода, мой респондент оглядел меня с ног до головы с некоторым недоумением. Постаравшись напустить на себя всяческую приятность и предстать в его глазах эдаким симпатягой, я открыто и простодушно заулыбался, тогда как он поглядывал на меня, человека абсолютно ему чужого и почему-то вдруг заинтересовавшегося его свободным временем, несколько искоса, свесив голову набок. Но я не дал ему обострить ситуацию в немалой мере естественным вопросом: «А что вам, собственно, за дело до этого?», поспешив объявить, что представляю такое-то и такое-то весьма компетентное учреждение, каковым и являлось наше, и что мне вменено в обязанность обойти людей его профессии, дабы выяснить, как они используют свое свободное время, любят или нет кино, спорт или, скажем, телевизор, каково их семейное положение, коммунальные условия и все прочее тому подобное, и только дважды в лице его что-то дрогнуло: когда я прибег к выражению «различные органы» и когда произнес слово «инстанция», но тут я мигом сменил лексику, что бывает столь необходимо в подобных случаях, и простыми, обыденными словами объяснил ему, что анкеты дадут нам, исследователям, возможность узнать стремления людей, учесть их замечания, а все это вкупе поможет нам впоследствии по возможности улучшить их дальнейшую жизнь, поднять ее на более высокий уровень, после чего он сразу вздохнул с облегчением и, просветлев лицом, сказал: «Ну-ну, помогай вам бог».