Я потрясен. В тот момент, когда входит дочь Бешама, у меня возникает впечатление, будто зал наполняется светом, столь ярким, что меркнут огни свечей – как меркнут звезды при появлении солнца. Теперь мне ясно, какие чувства испытывали рыцари и странники из историй моей матери в момент встречи с их своенравными дамами и чаровницами.

Реакция Горнеманта, сидящего в конце стола, носит более деловой характер. Для него звезды отнюдь не померкли. Он оценивает девушку с практической точки зрения – как повар оценивает дичь, принесенную с охоты. Подойдет ли она его господину? Будет ли Ги доволен? Стоит ли она поместий в Беркшире?

Она ставит на стол свое блюдо с жареной миногой в собственном соку и делает реверанс. Мажордом ее отца разрезает рыбу на части, которые затем раскладывает на куски хлеба, в то время как Горнемант задает ей несколько банальных вопросов. Девушка сдержанно отвечает на них, потупив взор. Я наблюдаю за другими рыцарями. Они не в силах поверить в удачу Ги. Даже если бы невеста была похожа на кобылу, он взял бы ее замуж ради земельных владений. А так…

Ада Бешам делает реверанс и удаляется. Свечи остаются, но свет уходит вместе с ней. Под предлогом, будто мне нужно принести еще вина, я следую за ней во двор. Она стоит, прислонившись к стене, запрокинув голову, и смотрит в звездное небо. Из ее рта в холод ночи вырываются облачка пара. Через окно кухни я вижу, как повара готовят сладкий пирог в форме вепря, символа Ги. Но здесь, кроме нас двоих, никого нет.

– Когда ты станешь леди Отфорт, рыбу за тебя будут носить слуги.

Ада Бешам смеется.

– Мой отец говорит: мужчинам важно знать, что женщина умеет подавать блюда.

Ее голос глубже, чем я ожидал. Он очень мелодичен. Ада смотрит на меня, словно ожидая, что я скажу что-нибудь еще, но неожиданно все известные мне слова растворяются в моей голове.

Она спрашивает:

– Как долго ты служишь у Ги де Отфорта?

– Шесть лет.

– Какой он человек?

Мне хочется говорить о ней, а не о своем господине.

– Неплохой.

Ада пристально смотрит на меня. На мгновение мне кажется, что она разочарована, но потом я понимаю, что ей хочется знать больше. Она нуждается в успокоении, ей нужно увериться в том, что ее везут за море не на съедение чудовищу.

– Он хороший человек – возможно, добрый и мягкосердечный – маловероятно. Симпатичный.

Девушка улыбается. Интересно, чувствует ли она, что это ложь?

– А его сын?

Ада смотрит мне прямо в глаза. Я соображаю, что бы такое солгать ей, на сей раз о Джоселине, и не могу ничего придумать. Ее глаза как будто призывают меня говорить правду.

– Он свинья.

Она смеется. Я рад, что сказал это. Между нами будто протянулась ниточка доверия.

– Меня зовут Питер.

– Ада.

Теперь, когда она находится совсем близко, я вижу, что ее волосы вовсе не сияют, как солнце. Это всего лишь уловка парикмахера: в ее прическу вплетены золотые нити. Девушка машинально тянет себя за прядь и морщится, уколовшись об одну из шпилек, удерживающих локоны. На кончике ее пальца выступает капелька крови. Ада зажимает палец губами и высасывает кровь. Я смотрю на ее губы и дрожу всем телом: на меня снисходит озарение. У меня небольшой опыт общения с женщинами, если не считать того, что одна посудомойка разрешает мне развязывать ее корсаж и трогать грудь в дровяном сарае Ги. Только сейчас я понимаю, что чувствовали мужчины из сказок моей матери и почему рисковали жизнью ради любви к даме.

– Я должна идти. Моей матери, наверное, не терпится узнать обо всем, – Ада улыбается. – Спасибо за то, что назвал себя. Теперь я знаю, что в Отфорте у меня будет по крайней мере один друг.

– Наверняка больше, чем один, – бормочу я.

Я наблюдаю за тем, как Ада Бешам скрывается за дверью в освещенном коридоре. Чаровница исчезает: безутешный рыцарь остается в одиночестве на склоне холма. Я вспоминаю, как она сосет свой палец, ее рубиновые губы и светящуюся кожу.

Она уколола меня – и в это мгновение я понимаю, что причиненная ею рана не заживет никогда.

– Я кое-что выяснила.

Элли прикрыла рукой трубку телефона. Она стоит около эстрады на Пляс д’Арм, высматривая в толпе человека в белом плаще. Последние десять дней она провела главным образом в комнате базы данных холдинга и в своем номере, прибавив в весе и потратив огромную сумму на билеты, чтобы ходить в кинотеатр на плохие фильмы. Элли даже не заглядывала в бар, опасаясь, что там ее подстерегает Леховски.

– «Талуэт» имеет дочернюю компанию в Румынии, у нее могут быть крупные долги. Я выяснила это совершенно случайно – в счетах ничего нет. Один из их директоров ушел в знак протеста против того, каким образом осуществляется управление компанией. По какой-то причине копия его письма оказалась в папке с личными документами.

– Остальные это видели?

– Не думаю.

Нет, судя по тому, как посыпались, словно опавшие листья, бумаги, когда она открыла папку.

– Вы можете забрать это письмо?

Элли подумала об охраннике с тусклыми глазами, все время читавшем журналы скабрезного содержания, и поверхностной проверке сумки в конце рабочего дня. Самую большую опасность представлял Леховски.

– Наверное.

– Попробуйте, – голос Бланшара звучал спокойно.

Элли прикрыла трубку телефона еще плотнее, дабы в нее не проникали звуки трубы уличных музыкантов, доносившиеся с расположенной сзади эстрады.

– Еще одно. Вам не встречалась в папках, которые вы просматривали, ссылка на Мирабо?

Это слово показалось Элли знакомым. Может быть, статья бюджета? Однако ее голова настолько была забита именами и цифрами, что она не могла вспомнить. Девушка уже усвоила, что Бланшару ничего нельзя говорить без твердой уверенности.

– Кажется, нет. А что это такое?

– Это не столь важно. Когда вы вернетесь в Лондон?

Процедура проверки чистоты сделки была почти завершена.

– Я вылетаю завтра вечером и в понедельник буду в офисе.

– Отличная работа, Элли. Вы снова превзошли саму себя. Наш клиент будет очень доволен. У вас есть планы на эти выходные?

Один из уличных артистов принялся бить в огромный барабан.

– Простите?

– Мишель Сен-Лазар – наш клиент – пригласил меня в Шотландию на охоту. Я подумал, не захотите ли вы поехать со мной. Ему будет чрезвычайно интересно познакомиться с вами.

На мгновение Элли представила горы, озера, леса, бревенчатое шале, теплые блики огня, негу в кровати с пологом под стеганым пуховым одеялом. Она прикусила губу.

– Я обещала Дугу, что приеду в Оксфорд.

– Тогда, конечно, вы должны отправиться именно туда. – Голос Бланшара моментально приобрел деловой тон. Может быть, он обижен или разочарован?

По всей вероятности, ему безразлично.

– Увидимся в понедельник.

Сидя в поезде, который вез ее по долине Темзы в Оксфорд, Элли наблюдала быстро сменявшие друг друга пейзажи за окном. Поля покрывала осенняя дымка, солнце на ярком октябрьском небе заливало все вокруг золотистыми лучами. Листья на деревьях сворачивались в трубочки. Этой ночью будут заморозки.

Субботним утром вагон был почти пустым. Элли разглядывала попутчиков: мать с двумя дочерями; мужчина с пластиковым пакетом, рекламирующим антикварные книги; двое студентов, самозабвенно обсуждающие Канта и Хайдеггера. Девушка была невидима для них, что вполне ее устраивало.

Сегодня у Дуга была тренировка по регби, и она сказала ему, чтобы он не приезжал на вокзал. Тем не менее она испытала разочарование, не увидев в толпе встречающих знакомого лица. Теперь каждый раз, оказавшись в Оксфорде, Элли испытывала чувство тревоги. Она прожила здесь всего девять месяцев, пока не приняла предложение банка «Монсальват» – достаточно для того, чтобы освоиться в городе, но недостаточно для того, чтобы он стал родным. Элли никак не могла избавиться от неприятного ощущения некой незавершенности.