– Он очень педантичен. Но будьте осторожны, Кристин. Будут и другие. Присматривайте за Элли.

Я лежу на матрасе и слушаю ночь. У меня болит все тело: кисти рук – от упражнений с мечом, грудь и плечи – от физической нагрузки, руки – от чистки доспехов других людей, заключающейся в извлечении щеткой мусора из мелких отверстий между кольцами. От меня пахнет потом, маслом, кровью и соломой.

Минуло три года с тех пор, как я пересек море, выворачивая наизнанку желудок, когда нас трепал шторм. Я поступил на службу в качестве оруженосца при дворе Ги де Отфорта. Он кузен моего дяди. Дядя послал меня сюда, чтобы я научился навыкам рыцаря. Нас здесь с полдюжины, одни из Англии, другие из Нормандии. На мой взгляд, Ги хороший человек, но ему до нас мало дела. Нас собрали вместе, словно помет щенков, чтобы мы рычали и кусали друг друга, пока каждый не найдет свое место.

Мне здесь плохо. Когда я приехал, другие ребята сразу принялись дразнить меня за мой акцент и тонзуру. Они называли меня «монахом» и «валлийцем», крали мою еду и бросали мою одежду в отхожее место. Первые несколько месяцев я часто плакал, но потом научился скрывать свои чувства. Теперь, даже если я наг, у меня есть доспехи.

История норманнов была известна мне еще до моего приезда сюда: как они, подобно чуме, покоряли все, что попадалось им на пути. Сначала свое собственное герцогство, затем Сицилию, Англию, Антиохию. Теперь я понимаю, почему. Нормандия – отнюдь не тихое, безопасное место: все их королевство представляет собой сплошной передний край боевых действий – с бретонцами на западе, с анжуйцами и пуатевинцами на юге, с французами на востоке и с фламандцами на севере. Владения Отфорта находятся на севере, в особенно неспокойной области, на границе с Фландрией. Это край суровых людей. Ги де Отфорт – коренастый мужчина с грудью колесом, кремень, выступающий над поверхностью известняковой нормандской земли. Он легко вспыхивает, если его задеть.

Мажордома при дворе Ги зовут Горнемант. Его герб представляет собой щит, разделенный на четыре части, все разных цветов. Он похож на облачение шута, и мы так и зовем его владельца. По иронии судьбы, это мрачный, жестокий человек, который никогда не улыбается. У него седая борода цвета стали и жесткий взгляд. Вместе с герцогом Робертом и Армией Бога он участвовал в крестовом походе и был свидетелем падения Иерусалима. Мы часто просим его рассказать нам об этом, но он никогда не соглашается. Его лицо суровеет, и он начинает моргать, как будто песчинка палестинской пустыни все еще находится в его глазу.

Горнемант отвечает за наше обучение. Изо дня в день он показывает нам, когда следует натягивать поводья и когда нужно пришпоривать коня; как держать щит, чтобы он покоился на конской шее, и как метать копье, чтобы оно не отскакивало от противника. Он наблюдает за нашими тренировками по фехтованию на деревянных мечах и показывает нам, как мы должны обращаться с настоящим оружием: этот удар едва оцарапает руку противника, этот проткнет его насквозь или снесет ему голову. Изредка он позволяет нам скакать галопом по фруктовому саду и поражать копьями подвешенные к яблоням пузыри или взбираться по ветвям на деревья и прыгать на пробегающего внизу коня. Это мои любимые дни. В остальное время мы тренируемся друг на друге. Перед занятиями мы надеваем стеганую одежду, служащую нам доспехами.

Если бы все ограничивалось обучением владению оружием, моя жизнь была бы вполне сносной. Но на меня возложены и другие обязанности. Я должен одевать и раздевать моего господина Ги, подавать ему блюда за столом, резать для него мясо, наполнять кубок. К тому же мне приходится соперничать за выполнение этих обязанностей – все оруженосцы стремятся добиться этой привилегии, дабы привлечь к себе внимание господина. День начинается ранним утром, когда он просыпается, и заканчивается поздним вечером, когда Ги отходит ко сну. После этого еще нужно заниматься собственными делами – зашивать прорехи в стеганых доспехах, предварительно набивая их как можно большим количеством тряпок, в надежде на то, что завтра будет не так больно; стирать одежду, чистить решетку. Другие оруженосцы имеют собственных слуг, но дядя говорит, что у него нет денег на слуг для меня. В конце концов, ему приходится перестраивать замок моего отца. Думаю, он собирается построить его из камня.

Лежа в постели, я рассказываю самому себе истории, чтобы заснуть. У меня всегда один и тот же противник – черный рыцарь ростом с дом. Я встречаю его на поляне, в лесной чаще, на болотистой пустоши. Я ломаю его копье, пробиваю его щит и доспехи и, в конце концов, одним ударом отрубаю ему голову и водружаю ее на шест.

Я всегда побеждаю его. Но он возвращается в моих снах и берет надо мной верх.

Ги имеет сына по имени Джоселин. Он на два года старше меня. Если бы не он, мне было бы не так плохо. Ги холоден и тверд, как закаленная сталь, но его сын все еще пребывает в плавильном тигле, горячем, как окружающее его пламя. Его настроение меняется с дуновением ветра, точно так же, как железо вспыхивает и тускнеет под мехами. Прикосновение к нему таит в себе опасность.

Вне всякого сомнения, Джоселин является вожаком нашей собачьей стаи. Подобно всем вожакам, он утверждает свою власть за счет слабейшего – меня. Он подбивает других ребят издеваться надо мной. Однажды он спрятал в моей постели крысу. В другой раз, когда я уже в течение двух часов рисовал вепря на одном из щитов Ги, он, проходя мимо, опрокинул на него банку с краской, уничтожив тем самым все мои труды. Если я добиваюсь каких-либо успехов, несколько слов, небрежно брошенных им, способны убедить меня в их незначительности. Когда же я совершаю промах, а это со мной случается часто, он долго напоминает мне о нем.

Я ненавижу всех других ребят, но больше всего Джоселина.

Единственное мое утешение в редкие свободные минуты – книги. Это еще один повод для насмешек надо мной. Капеллан Ги должен обучать нас основам чтения и письма, но большинство ребят игнорируют его уроки или угрожают ему своими деревянными мечами. У меня нет нужды в этих науках – я уже образованнее, чем требуется для того, чтобы стать рыцарем. Тем не менее я посещаю его занятия. Он дает мне книги. Не молитвенники и требники, а сборники историй. Однажды, когда я спас его от жестокой шутки, которую собирался сыграть над ним Джоселин, он в благодарность вручил мне чрезвычайно редкую книгу. Ее страницы истерты прикосновениями множества рук, переплет истрепался, но записанные в ней слова проливаются бальзамом на мою душу. Ее автора зовут Овидий, а содержащиеся в ней истории представляют собой причудливое переплетение мифов и фантазий. Удивительно, что я никогда не слышал их и что они до сих пор не стали всеобщим достоянием. Думаю, даже моя мать не знала их.

Однажды вечером я лежу на своем матрасе и читаю, и в этот момент входит Джоселин. История настолько захватывает меня, что я не замечаю его прихода, пока книга неожиданно не вылетает у меня из рук, и при этом отрывается уголок страницы. Возмущенный, я вскакиваю, но мой враг уже выбегает из двери. Если я не догоню его, он наверняка бросит книгу в выгребную яму или ров. Я бегу за ним, потрясая своим деревянным мечом, по коридору, вниз по винтовой лестнице и через двор. Стадо гусей тревожно гогочет, когда я врываюсь через дверь в зал – и врезаюсь в чью-то спину.

Для Джоселина этот человек слишком велик. Это может быть слуга, расстилающий на полу свежий тростник, но слуги не носят шерстяные пальто, отороченные мехом. Мужчина оборачивается в гневе. Он привычен к столкновениям на поле битвы, но не в собственном замке.

Запинаясь, я прошу прощения:

– Джоселин украл мою книгу.

Ги переводит взгляд на своего сына:

– Это так?

Джоселин, стоящий у очага, переминается с ноги на ногу. Его лицо заливает краска. Он смущен тем, что отец не принял сразу же его сторону, – и рассержен.