Мы довели численность персонала до оптимального уровня, приобрели новое оборудование, упорядочили систему снабжения, сделали все, что нам советовали сделать консультанты. В голосе старика слышались горечь, обида гордого человека, которому говорят, как следует управлять принадлежавшей ему компанией. И все же здесь было что-то еще.

За окном опускались сумерки. Начали гаснуть огни в больших башнях здания банка. В глазах Элли плыли цифры.

И тут она нашла, что искала. Одна строчка в счете, не более того. Ничего определенного – просто предположение, конец нити, которую она могла бы распутать.

Осторожный стук в дверь прервал ход ее мыслей. Она в раздражении подняла голову, но это был всего лишь ночной сторож.

– Я пробовал звонить, но ваш телефон отключен, – произнес он извиняющимся тоном, – вас внизу ждет какой-то мужчина, говорит, вы должны были встретиться с ним час назад.

Дуг. Элли неслышно выругалась. Она совсем забыла.

– Скажите ему, я сейчас спущусь.

Девушка собрала папки и положила их в сумку. Придется поработать еще после ужина, хотя Дуг наверняка будет недоволен. Проходя мимо кабинета Бланшара, она увидела, что у него все еще горит свет. Однако когда она попробовала открыть дверь в его кабинет, та оказалась заперта.

Дуг ждал ее в вестибюле. Одного взгляда на его лицо было достаточно для того, чтобы понять, что он вне себя от ярости.

– Пожалуйста, извини, – Элли обняла его и поцеловала в губы, – очень важная и срочная работа.

– Никаких проблем. – Дуг старался быть снисходительным, но не мог скрыть своего крайнего неудовольствия. Он осмотрел ее с ног до головы, думая, что бы ему такое сказать. – Замечательно выглядишь.

– Я купила новую одежду. – Элли уже начала ощущать ее как свою собственную, хотя ни за что не сказала бы ему, сколько ей пришлось за нее заплатить. – Пойдем.

Она взяла его за руку и прижалась к нему. Они почти не разговаривали. Дуг все еще злился. Элли все еще мысленно рылась в документах Розенберга.

Они уже вышли из лабиринта маленьких улочек, когда Элли вспомнила, что оставила бифштексы в холодильнике на шестом этаже.

– Мне нужно вернуться. Я забыла наш ужин в офисе.

– Купим что-нибудь по пути.

– Нет.

Потратить тысячу на одежду и беспокоиться по поводу бифштексов стоимостью тридцать фунтов.

– Это нечто особенное. Подожди, я быстро.

Ее каблуки застучали по асфальту. У здания банка она увидела белый мини-фургон. Два человека в черных джинсах и черных пальто вытащили через заднюю дверцу большой ящик размером с гроб и занесли в здание. На мгновение ей показалось, что она стала свидетельницей ограбления банка. Но потом до нее дошло, что инвестиционные фирмы не грабят. К тому же ночной сторож, целый и невредимый, спокойно сидел за своим столом.

– Что это привезли? – спросила Элли, ожидая прибытия лифта.

Не отрывая глаз от своего кроссворда, сторож лаконично ответил:

– Посылку для мистера Бланшара.

Однако стрелка на старомодном табло свидетельствовала о том, что лифт находится на седьмом этаже.

Мой дом – это замок. Не такой, как в Пемброке или Карнарвоне, с их каменными стенами и высокими башнями. Наш замок возведен главным образом из грязи: земляной вал, увенчанный частоколом, окружающим группу строений из глины и дерева. И амбар, и главное здание покрыты соломой, и их трудно отличить друг от друга. Зимой, когда льют дожди, двор превращается в болото. Отец называет это крепостным рвом, а мать рассказывает нам историю о рыцаре, выросшем в озере.

Этой весной отец нанял фламандского инженера для строительства сторожевой башни. Тот заострил колья частокола и заделал в нем бреши, пробитые скотом зимой. В округе снова неспокойно: в Бранденноге был убит человек. Никто не верит, что этому когда-нибудь придет конец. Валлийцы щепетильны в вопросах чести и любят воевать. Ральф говорит, что нам в замке ничто не угрожает, но отец, судя по всему, так не считает. Он говорит, что когда ты находишься за стенами замка, враги знают, где тебя искать.

Я думаю: если наши овцы способны проломить частокол, что же говорить о валлийцах?

В Уэльсе дождливая погода обычное дело, но я заметил, что дождь всегда идет в последний день весны. Отец и Ральф ушли прошлым вечером и пока не вернулись. Брата Освальда вызвали в монастырь, и я отвел своего коня в лес. Думаю, я мог бы проехаться по полям, где работают крепостные, но особой спешки нет. Деревья цветут, на кустах пробиваются листья, ласковые лучи солнца освещают утопающие в буйной зелени луга. Я спешиваюсь, иду босиком по траве, нежно щекочущей ноги, и отпускаю повод коня, давая ему возможность свободно пастись.

Я захватил с собой дротик и развлекаюсь тем, что метаю его в деревья. Брат дразнит меня, говоря, что дротик – это валлийское, а следовательно, неблагородное оружие. Ральф говорит, что сражаться копьем можно, только держа его в руке и нанося им удары. Но Уллуч, пастух отца, научил меня обращаться с дротиком, и я могу сбить птицу с ветки одним броском.

Сегодня я не целюсь в птиц. Их песни освещают лес. Мое сердце выпрыгивает из груди от счастья. Я не хочу портить его кровопролитием. Каждый бросок уводит меня все дальше от дома, но это ничего. Я всегда смогу найти дорогу назад, и мой послушный конь не забредет слишком далеко.

Среди деревьев слышатся странные звуки, напоминающие барабанную дробь. Я крадусь на эти звуки, припадая к земле и сжимая в руке дротик. Все отчетливее становится звон металла – колокольчиков или цимбал. Из историй матери мне известно, что эльфы любят музыку, и мне кажется, что еще мгновение, и я их встречу.

Я осторожно выглядываю из-за гнилого пня и вижу их: пять вооруженных рыцарей едут верхом через лес. Это не эльфы, хотя под лучами солнца они похожи на ангелов. Они едут без всякой дороги. Ветви дубов и грабов шлепают по их доспехам, копья задевают щиты, кольца кольчуг звенят при соприкосновении друг с другом. Какое великолепное зрелище! Я страстно хочу стать рыцарем.

Мне хочется поприветствовать их, но что-то останавливает меня. Почему они едут вдали от дороги? Почему они снаряжены так, будто собираются вступить в битву? Я вжался в сырую землю. В плаще из оленьей шкуры и с дротиком в руке я похож на маленького валлийца, а в последнее время много говорят о том, что на рыцарей устраиваются засады. Я не хочу, чтобы они по ошибке приняли меня за врага.

Рыцари проезжают мимо. За ними среди деревьев пробирается группа воинов. В своих коричневых кожаных кольчугах и серо-зеленых туниках они почти невидимы. Они не разговаривают и не смеются, как это обычно делают идущие по дороге люди. Некоторые из них вооружены луками, другие топорами, третьи копьями. Тетивы луков натянуты, лезвия топоров не зачехлены, копья в боевом положении. И я понимаю, что они намереваются в скором времени вступить в сражение. Отряд движется вдоль реки.

Мне хорошо известно, куда держит свой путь река. Она течет в сторону отцовского замка.

Я крадусь, перехожу на бег, затем скачу верхом, прекрасно понимая, что не успею опередить врагов. Мне виден дым, поднимающийся от соломенных крыш, – отец всегда говорил, что они не годятся для замка. Сторожевая башня не спасла нас. И тогда я забираюсь на вершину холма и смотрю в сторону моего дома. Луга и море мерцают сквозь завесу дыма. Битва проиграна. Рыцари застали нас врасплох. Ворота открыты, и защитники замка даже не успели схватить оружие. Некоторые из них сражаются вилами и деревянными топорами, другие уже лежат замертво. Один отбивается серпом от конного рыцаря. С ужасом я узнаю в нем отца.

Моя старая кобыла – не боевой конь. Я сбежал по склону холма, поскальзываясь и спотыкаясь на кочках. Никто из врагов не видит меня, а если кто и заметил, то скорее всего думает, что я один из них. Я перехожу мост через реку и беспрепятственно оказываюсь за воротами. Дым ест мне глаза. Битва, по всей видимости, близится к концу – пешие воины уже приступили к грабежу, но в дальнем углу, под сваями недостроенной сторожевой башни, защитники замка продолжают оказывать сопротивление. Два конных рыцаря напирают с двух сторон на человека, отбивающегося от них кривым ножом.