В Астраханке молодежь уверенно села парами. Всей группой прибыли на КП, чтобы представиться командиру полка. Виктор Петрович внимательно присматривался к каждому, тепло пожимая руку.

– Ну, как они подготовлены? Можно их посылать на боевые задания? – спросил у меня Иванов.

– Вначале только с опытными летчиками. Рвутся встретиться с «мессерами». Вот только бомбометание практически не отрабатывали.

– Этому здесь быстро научим. Началось наступление наших войск. А у нас в полку не хватает силенок для поддержки пехоты. Веди свою соколиную стаю на Акимовку. Там просят нашей поддержки. Надо помочь выбить противника из кирпичных зданий. Действуй!..

Пока в штабе я уточнял задание, под самолеты были подвешены сигарообразные контейнеры. Вся группа подготовилась к вылету. Я обратил внимание Чувашкина на необычный вид бомб. И почему подвесили их?

– Такое было приказание.

– Ну, раз так приказано, то будем выжигать фрицев горючей жидкостью. Поджарим их сейчас!

Летим. Мы с Гроссулом парой на «мигах», за нами – восьмерка молодых летчиков на И-16. Внизу, в разрывах облаков, станция Акимовка. Противник, приспособив для обороны кирпичные здания и фундаменты домов, упорно сопротивлялся нашим частям. Надо выкурить гитлеровцев из оборонительных сооружений и помочь бойцам захватить этот важный опорный пункт.

Вытягиваясь в цепочку, с полукруга пошли в пикирование. У самой земли сбрасываем зажигательные бомбы. Огонь сразу же охватил опорный пункт. Плотный белый дым от «КС» ослепил огневые точки. Наша пехота поднялась в стремительную атаку. Гитлеровцы панически удирали со станции. Мы расстреливали их из пулеметов и пушек до полного израсходования боекомплекта.

В этот день наша группа произвела еще два вылета на поддержку наступающих стрелковых частей западнее станции. Вечером пришла благодарность от наземного командования за помощь в освобождении Акимовки.

Молодые летчики ликовали: первые боевые вылеты и благодарность. В последующие дни группа в полном составе наносила штурмовые удары по огневым точкам врага, скоплениям автомашин и артиллерии на позициях. Так в боях вчерашние птенцы обретали крылья.

Оперативная обстановка не радовала. Несмотря на поддержку авиации, продвижение наших наземных частей в Таврии было незначительным. Не хватало сил для прорыва обороны противника. Артиллерии в войсках было мало, а танков мы вообще не видели. Наступление не получило развития и выдыхалось.

В один из дней, под вечер, меня вызвали на командный пункт.

– Покрышкин, парой с капитаном Барышниковым немедленно вылетайте в район Пологов и Орехова. Проведите детальную разведку, – сказал командир полка. – Из дивизии сообщили, там на дорогах появились вражеские мотоциклисты.

Лететь предстояло на север, в тыл 18-й армии. Это насторожило. На этом направлении я уже имел неприятности при сопровождении бомбардировщиков на Могилев-Подольский. Да и ведомым брать Барышникова не хотелось. Он пожилой летчик. За последнее время стал проявлять повышенную осторожность при выполнении боевых заданий. Я знал, что его психическое состояние нелегкое, а поведение граничило порой с проявлением боязливости. Однако летного состава не хватало и выбирать не приходилось.

Обстоятельно побеседовали и взлетели.

Идем на Пологи на высоте пятьдесят метров. Небо закрыто невысокой сплошной облачностью. Хорошо видно, что на запад двигаются пешим порядком отдельные наши части. Вот и артиллерия на конной тяге. Это подкрепление нашим наступающим войскам в районах Каховки и западнее Мелитополя.

Под нами Пологи. Здесь все спокойно. Однако меня не покидает чувство тревоги. Сообщение о появлении в нашем тылу мотоциклистов значило многое. По своему небольшому боевому опыту я знал принцип наступления танковых войск противника после прорыва их в тыл обороны. Впереди двигаются разведывательные части на мотоциклах. За ними – сильные передовые отряды танков, а уж затем главные силы. Если появились мотоциклисты, то, следовательно, в наши тылы прорывается мощная танковая группировка. А это грозит окружением наших войск в Таврии, как это было под Николаевом.

Берем курс на Орехов. Летим на высоте пятьдесят метров. С этой высоты ни один мотоцикл не укроется от наблюдения. Но кроме беженцев на дорогах никого не видно.

Подходим к Орехову. Дорога опустела. У небольшой речушки разрывы снарядов. Это насторожило: по кому же бьет наша артиллерия? Делаю разворот. Еще раз осматриваю местность. Вот они, мотоциклы, замаскированные в приречном кустарнике. Где-то близко должны быть танки.

В низине, за мостом, вижу нашу самоходную гаубицу. Вхожу в вираж и рассматриваю ее – кабина открыта и пуста. Рядом тоже никого нет. Глянул в сторону Орехова, а за нами сплошные зенитные разрывы.

Несомненно, по нам вела огонь зенитка противника. Да и сам характер разрывов подтверждал, что нас обстреливают «эрликоны».

Все ясно… В Орехове противник. Надо разведать обстановку там. Но идти на малой высоте нельзя, сразу же собьют. Принимаю решение уйти за облака, выйти севернее и внезапно выскочить на Орехов. Делаю боевой разворот и ухожу к облачности. Успел, правда, посмотреть, где находится ведомый. Барышников взял курс на наш аэродром. Придется действовать одному. Это даже лучше для меня. Не надо будет охранять ведомого. А «эрликоны» бьют не переставая.

На высоте восемьсот метров убрал крен и вошел в облака. Сразу отвернул влево градусов на тридцать. Правее меня, по направлению прежнего курса, летели светящиеся снаряды. Выйдя за облаками на Синельниково, пикирую к земле и на большой скорости мчусь вдоль дороги на Орехов. По ней сплошным потоком идут танки и машины врага.

Снижаюсь на два-три метра от земли, прижимаюсь вплотную к колонне, используя ее как щит, прикрывающий меня от зенитного огня. Вражеские зенитчики, опасаясь поразить свои машины, не могут вести настильную стрельбу из пушек и пулеметов.

Выскочил на северную окраину Орехова. Здесь скопление танков. Идет заправке горючим. Пронесся вплотную, перепугал танкистов и водителей бензовозов. Вышел из зоны зенитного огня в низину южнее Орехова.

Решаю, куда лететь дальше. На аэродром? Нет, надо еще посмотреть, как действуют наши войска в районе Каховки. Направляю истребитель туда. Восточнее ее идет бой, но наших отходящих частей не видно. Значит, держатся стойко. Разворачиваюсь и лечу на Мелитополь, вдоль фронта. Здесь такая же картина. Войска упорно ведут бои и, видимо, не помышляют об отходе. А ведь они могут попасть в окружение.

Взял курс на аэродром. Мысль об угрозе окружения наших войск в Таврии не выходит из головы. В ближайшие дни лавина танков с севера отрежет пути отхода всему южному крылу фронта. Сумеют ли обороняющиеся части задержать танки, или же они окружат две армии Южного фронта? С доверием ли отнесутся вышестоящие штабы к данным, полученным в разведке? Примут ли срочные меры? Все эти мысли не давали покоя.

Приземляюсь на аэродром с прямой и быстро подруливаю вплотную к командному пункту. Около него вижу летчиков полка. Они ожидают автомашины для поездки в село на ужин. Командир полка, видать, ждал меня с нетерпением, пошел навстречу.

– Что обнаружил? Докладывай! – Слышу в его голосе тревогу.

– Дело дрянь, товарищ командир полка! С Синельникова и от Запорожья по дорогам на Орехов движутся более двухсот танков и сотни машин! У Орехова производят заправку более ста танков. Может произойти окружение восемнадцатой и нашей девятой армий.

– Что ты говоришь?!

– Точно, товарищ командир! Здесь дело хуже, чем под Николаевом.

– Матвеев! Срочно доложите об этом в штаб дивизии! – приказал Иванов, а сам поспешил на КП, чтобы связаться с командиром.

Меня тут же окружили летчики. Расспросили об обстановке. Я ничего не стал замалчивать. Вижу, задумались. Им понятно было, к чему приведет появление танковых частей противника в нашем тылу.