Ну а что же иные, призрачные мои гости той странной ночи? Должен ли я отнести их появление на счёт оккультных способностей моего знакомого из Ноттингема? Сомнения мои на этот счёт разрешил известный врач и химик-аналитик, которому я отослал несколько капель так называемого люкоптоликуса. Приведу в заключение полученное от него письмо: пусть же точку в этом небольшом рассказе поставит человек науки.

– Скажи мне, Фрэнк, любил ли ты до меня?

– Как сегодня лампа плохо заправлена, – сказал Фрэнк и немедленно вышел в столовую, чтобы принести оттуда другую. Вернулся он не сразу.

Она терпеливо ждала, пока он сядет.

– Так что же, Фрэнк, – спросила она, – ты любил другую?

– Дорогая Мод, что за польза от подобных вопросов?

– Ты сказал, что у нас не должно быть тайн друг от друга.

– Конечно нет, но есть вещи, о которых лучше не говорить.

– По-моему, это и будут тайны.

– Если ты смотришь на это так серьёзно…

– Даже очень.

– Тогда я готов ответить на все твои вопросы. Но потом не ругайся, если мои ответы тебе не понравятся.

– Кто она была, Фрэнк?

– Которая?

– О, Фрэнк, неужели их было несколько?

– Я предупредил, что мои ответы будут тебе неприятны.

– Лучше бы я и не спрашивала.

– Тогда оставим это.

– Нет, поздно, Фрэнк, теперь я хочу знать решительно всё.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да, Фрэнк, непременно.

– Едва ли я смогу сказать тебе всё.

– Неужели это так ужасно?

– Нет, но есть другие причины.

– Какие?

– Их очень много. Ты знаешь, как один современный поэт оправдывался перед своей женой за своё прошлое? Он сказал, что долго искал её.

– Это мне очень нравится! – воскликнула Мод.

– Да, я искал тебя.

– И кажется, довольно долго.

– Но я тебя нашёл наконец.

– Я предпочла бы, чтобы ты меня нашёл сразу, Фрэнк. – Он сказал что-то относительно ужина, но Мод была неумолима. – Скольких же женщин ты действительно любил? – спросила она. – И пожалуйста, без шуток, Фрэнк. Я спрашиваю серьёзно.

– Если бы я захотел тебе лгать…

– Нет, я знаю, ты этого не захочешь.

– Конечно нет. На это я не способен.

– Итак, я жду ответа.

– Не преувеличивай значения того, что я тебе сейчас скажу, Мод. Любовь – понятие растяжимое. Одна любовь имеет основанием чисто физическое влечение, другая – духовное единение; наконец, третья может быть основана на родстве душ.

– Какою же любовью любишь ты меня, Фрэнк?

– Всеми тремя.

– Ты в этом уверен?

– Совершенно.

Она подошла к нему, и допрос был прерван, но через несколько минут он возобновился.

– Итак, первая? – сказала Мод.

– Я не могу, Мод, оставим это.

– Милостивый государь, я вас прошу – её имя?

– Нет, нет, Мод, называть имена я не могу даже тебе.

– Кто же она была тогда?

– К чему подробности? Позволь мне рассказать всё это тебе по-своему.

Мод сделала недовольную гримасу:

– Вы увиливаете, сударь. Но я не хочу быть слишком строгой. Рассказывай по-своему.

– Видишь ли, Мод, собственно говоря, я был всегда влюблён в кого-нибудь.

Она слегка нахмурилась.

– Должно быть, твоя любовь стоит недорого, – заметила она.

– Для здорового молодого человека, обладающего некоторым воображением и горячим сердцем, это является почти необходимостью. Но конечно, это чувство очень поверхностно.

– Мне кажется, что всякая твоя любовь должна быть поверхностной, если она так легко проходит.

– Не сердись, Мод. Вспомни, что в это время я ещё не встречал тебя. Ну вот, я так и знал, что эти вопросы не приведут ни к чему хорошему. Кажется, я вообще делаю глупо, что так откровенно рассказываю тебе обо всём.

На её лице играла холодная, сдержанная усмешка. В глубине души Фрэнк, глазами незаметно следивший за женой, был рад тому, что она ревнует его.

– Ну, – сказала она наконец.

– Ты хочешь, чтобы я продолжал?

– Раз ты начал, так уж рассказывай до конца.

– Ты будешь сердиться.

– Мы слишком далеко зашли, чтобы останавливаться. Я не сержусь, Фрэнк. Мне только немного грустно. Но я ценю твою откровенность. Я не подозревала, что ты был таким… таким Дон Жуаном.

Она начала смеяться.

– Я интересовался каждой женщиной.

– «Интересовался» – милое словцо.

– С этого всегда начиналось. Затем, если обстоятельства благоприятствовали, интерес усиливался, до тех пор, пока… ну, ты понимаешь…

– Сколько же было женщин, которыми ты «интересовался»? И сколько раз этот интерес усиливался?

– Право, не могу сказать.

– Раз двадцать?

– Пожалуй, больше.

– Тридцать?

– Никак не меньше.

– Сорок?

– Я думаю, что не больше.

Мод в ужасе смотрела на мужа.

– Тебе теперь двадцать семь лет. Значит, начиная с семнадцати лет ты любил в среднем по четыре женщины в год?

– Если считать таким образом, то я, к сожалению, должен сознаться, что их было, пожалуй, более сорока.

– Это ужасно, – проговорила Мод и заплакала.

Фрэнк опустился перед ней на колени и начал целовать её милые маленькие, пухлые ручки, мягкие, как бархат.

– Я чувствую себя таким негодяем, – сказал он. – Но я люблю тебя всем сердцем и всей душой.

– Сорок первую и последнюю, – всхлипывала Мод, полусмеясь-полуплача. Она вдруг прижала его голову к своей груди. – Я не могу сердиться на тебя, – сказала она. – Это было бы невеликодушно, потому что ты рассказываешь это по доброй воле. И я не могу не ценить этого. Но мне так хотелось бы быть первой женщиной, которой ты заинтересовался.

– Увы, случилось иначе. Вероятно, есть люди, которые всю жизнь остаются непорочными. Но я не верю в то, что они лучше других. Это или святые – молодые Гладстоны и Ньюмены, или холодные, расчётливые, скрытные люди, от которых нечего ждать добра. Первые должны быть прекрасны, но я их не встречал в жизни. Со вторыми я сам не желаю встречаться.

Но эти соображения мало интересуют женщин.

– Они были красивее меня? – спросила Мод.

– Кто?

– Те сорок женщин.

– Нет, дорогая, конечно нет. Чему ты смеёшься?

– Знаешь, мне пришла в голову мысль. Хорошо бы было собрать всех этих сорок дам в одну комнату, а тебя поставить в середине.

– Тебе это кажется смешным? – Фрэнк пожал плечами. – У женщин такие странные понятия о смешном.

Мод хохотала до слёз.

– Тебе это не нравится? – спросила она наконец.

– Нисколько, – холодно ответил он.

– Ну, конечно нет. – И она снова разразилась долгим звонким смехом.