Подобное заявление, исходящее от молодого студента, вызвало среди присутствующих в аудитории большое удивление. Некоторые почли себя оскорблёнными, полагая, что он взял на себя слишком большую смелость. Большинство, однако, расценило его как обещающего молодого учёного, и, покидая зал, многие сравнивали его достойное поведение с неприличной развязностью профессора, который всё это время продолжал хохотать в уголке, нимало не смутившись провалом эксперимента.

Но хотя все эти учёные мужи выходили из зала в полной уверенности, что они так ничего замечательного и не увидели, на самом деле на их глазах произошло величайшее чудо. Профессор фон Баумгартнер был абсолютно прав в своей теории: его дух и дух студента действительно на некоторое время покинули телесную оболочку. Но затем получилось странное и непредвиденное осложнение. Дух Фрица фон Гартманна, возвратившись, вошёл в тело Алексиса фон Баумгартнера, а дух Алексиса фон Баумгартнера – в телесную оболочку Фрица фон Гартманна. Этим и объяснялись сквернословие и шутовские выходки серьёзного профессора и веские, солидные заявления, исходящие от беззаботного студента. Случай был беспрецедентный, но никто о том не подозревал, и меньше всего те, кого это непосредственно касалось.

Профессор, почувствовав вдруг необычайную сухость в горле, выбрался на улицу, всё ещё посмеиваясь про себя по поводу результатов эксперимента, ибо душа Фрица, заключённая в профессорском теле, преисполнилась веселья и бесшабашной удали при мысли о том, как легко ему досталась невеста. Первым его побуждением было пойти повидать её, но, пораздумав, он решил временно держаться в тени, пока профессор фон Баумгартнер не оповестит супругу о заключённом соглашении. Посему он отправился в кабачок «Зелёный молодчик», излюбленное место сборищ студентов-гуляк. Лихо размахивая тростью, он вбежал в маленький зал, где сидели Шпигель, Мюллер и ещё человек шесть весёлых собутыльников.

– Здорово, приятели! – заорал он с порога. – Так и знал, что застану вас здесь. Пейте все, кому что охота, заказывайте что угодно, сегодня за всё плачу я!

Если бы сам «зелёный молодчик», изображённый на вывеске этого популярного кабачка, вошёл вдруг в зал и потребовал бутылку вина, это изумило бы студентов не столь сильно, как неожиданное появление уважаемого профессора. С минуту они, совершенно ошеломлённые, таращили глаза, будучи не в состоянии ответить на это сердечное приветствие.

– Donner und Blitzen![34] – сердито гаркнул профессор. – Да что с вами, чёрт вас подери? Что это вы таращитесь на меня, как поросята на вертеле? Что тут стряслось?

– Такая неожиданная честь… – забормотал Шпигель, возглавлявший компанию.

– Честь? Ерунда и чушь, – заявил профессор раздражённо. – Думаете, если я показываю гипнотические фокусы кучке старых развалин, так я уж и возгордился, не желаю больше водить дружбу с закадычными приятелями? Ну-ка, Шпигель, дружище, слезай со стула, командовать буду я. Пиво, вино, шнапс – требуйте всё, что душе угодно, всё за мой счёт!

Никогда ещё не бывало столь буйного веселья в кабачке «Зелёный молодчик». Пенящиеся кружки с пивом и бутылки с зелёным горлышком, полные рейнвейна, бойко ходили по кругу. Постепенно студенты перестали робеть перед профессором. А он пел, вопил во всё горло, балансировал длинной табачной трубкой, положив её себе на нос, и предлагал каждому по очереди бежать с ним наперегонки на дистанцию в сто ярдов. За дверью удивлённо шушукались кельнер и служанка, поражённые поведением высокоуважаемого профессора, возглавляющего кафедру в старинном университете Кайнплатца. У них стало ещё больше поводов шушукаться, когда учёный муж стукнул кельнера по макушке, а служанку расцеловал, поймав её возле двери в кухню.

– Господа! – крикнул профессор, поднявшись со своего места в конце стола. Он стоял, пошатываясь, и вертел в костлявой руке старомодный винный бокал. – Сейчас я объясню причину сегодняшнего торжества.

– Слушайте! Слушайте! – заорали студенты, стуча о стол пивными кружками. – Речь, речь! Тише вы!

– Дело в том, друзья мои, – сказал профессор, сияя глазами сквозь стёкла очков, – что я надеюсь в недалёком будущем сыграть свою свадьбу.

– Как? Сыграть свадьбу? – воскликнул один из студентов побойчее. – А мадам? Разве мадам умерла?

– Какая мадам?

– То есть как это какая? Мадам фон Баумгартнер?

– Ха-ха-ха, – засмеялся профессор. – Я вижу, вы в курсе моих прежних затруднений. Нет, она жива, но, надеюсь, браку моему больше противиться не будет.

– Очень мило с её стороны, – заметил кто-то из компании.

– Мало того, – продолжал профессор, – я даже рассчитываю, что она посодействует мне заполучить мою невесту. Мы с мадам никогда особенно не ладили, но теперь, я думаю, со всем этим будет покончено. Когда я женюсь, она может остаться с нами, я не возражаю.

– Счастливое семейство! – выкрикнул какой-то шутник.

– Ну да! И надеюсь, все вы придёте ко мне на свадьбу. Имени молодой особы называть не буду, но… Да здравствует моя невеста!

И профессор помахал бокалом.

– Ура! За его невесту! – надрывались буяны, покатываясь со смеху. – Soll sie leben – hoch![35]

Пирушка становилась шумнее и беспорядочнее по мере того, как студенты один за другим, следуя примеру профессора, пили каждый за даму своего сердца.

Пока в «Зелёном молодчике» шло это веселье, неподалёку разыгрывалась совсем иная сцена. После эксперимента Фриц фон Гартманн всё в той же сдержанной манере и храня на лице торжественное выражение, сделал и записал кое-какие вычисления и, дав несколько указаний, вышел на улицу. Медленно двигаясь к дому фон Баумгартнера, он увидел впереди фон Альтхауса, профессора анатомии. Ускорив шаг, Фриц догнал его.

– Послушайте, фон Альтхаус, – проговорил он, тронув профессора за рукав. – На днях вы справлялись у меня относительно среднего покрова артерий мозга. Так вот…

– Donnerwetter![36] – заорал фон Альтхаус, очень вспыльчивый старик. – Что значит эта дерзость? Я подам на вас жалобу, сударь!

После этой угрозы он круто повернулся и пошёл прочь.

Фон Гартманн опешил. «Это из-за провала моего эксперимента», – подумал он и уныло продолжал свой путь.

Однако его ждали новые сюрпризы. Его нагнали два студента, и эти юнцы, вместо того чтобы снять свои шапочки или выказать какие-либо другие знаки уважения, завидев его, издали восторженные крики, кинувшись к нему, подхватили его под руки и потащили за собой.

– Gott im Himmel![37] – закричал фон Гартманн. – Что означает эта бесподобная наглость? Куда вы меня тащите?

– Распить с нами бутылочку, – сказал один из студентов. – Ну идём же! От такого приглашения ты никогда не отказывался.

– В жизни не слышал большего бесстыдства! – воскликнул фон Гартманн. – Отпустите меня немедленно! Я потребую, чтобы вы получили строгое взыскание! Отпустите, я говорю!

Он яростно отбивался от своих мучителей.

– Ну, если ты вздумал упрямиться, сделай милость, отправляйся куда хочешь, – сказали студенты, отпуская его. – И без тебя отлично обойдёмся.

– Я вас обоих знаю! Вы мне за это поплатитесь! – кричал фон Гартманн вне себя от гнева. Он вновь направился к своему, как он полагал, дому, очень рассерженный происшедшими с ним по пути эпизодами.

Мадам фон Баумгартнер поглядывала в окно, недоумевая, почему муж запаздывает к обеду, и была весьма поражена, завидев шествующего по дороге студента. Как было замечено выше, она питала к нему сильную антипатию, и если молодой человек осмеливался заходить к ним в дом, то лишь с молчаливого согласия и под эгидой профессора. Она удивилась ещё больше, когда Фриц вошёл в садовую калитку и зашагал дальше с видом хозяина дома. С трудом веря своим глазам, она поспешила к двери – материнский инстинкт заставил её насторожиться. Из окна комнаты наверху прелестная Элиза также наблюдала отважное шествие своего возлюбленного, и сердце её билось учащённо от гордости и страха.