Капитан и его помощник приветствовали это сообщение радостными криками, и через мгновение эти крики подхватила вся команда. Дисциплина была забыта, и матросы сбежались на корму, чтобы своими ушами услышать эту новость. Первым среди них был подобранный в море матрос из Новой Англии. Его сияющее лицо было обращено к небу: он был из пуританского рода.
– Шарки будет повешен! – вопил он. – Господин агент, вы не знаете, может быть, им нужен палач?
– Назад! – крикнул помощник; его оскорблённое чувство дисциплины оказалось сильнее интереса к новостям. – Я отдам вам этот доллар, капитан Скарроу. Никогда ещё я не проигрывал пари с таким лёгким сердцем. А каким образом поймали этого негодяя?
– А вот так. Его собственные товарищи уже не могли больше терпеть его. Шарки нагонял на них такой ужас, что они решили от него избавиться. Они высадили его на необитаемый островок Литл-Мангл южнее банки Мистериоса. Там его подобрало торговое судно из Портобелло и доставило сюда. Думали отправить его на Ямайку, чтобы там судить, но наш благочестивый губернатор, сэр Чарльз Ивэн, не захотел и слышать об этом. «Это моя добыча, – заявил он, – и я имею право сам её изжарить». Если вы можете задержаться до десяти часов завтрашнего утра, то вы увидите, как Шарки качается на виселице.
– Конечно, хотелось бы, – с грустью отозвался капитан, – но я и так сильно запаздываю. Я уйду с вечерним отливом.
– Этого вам никак нельзя делать, – решительно заявил агент. – С вами отправляется губернатор.
– Губернатор?
– Да. Он получил распоряжение от правительства немедленно вернуться. Быстроходное посыльное судно, доставившее депешу, ушло в Виргинию. Я сказал сэру Чарльзу, что вы приедете сюда до сезона дождей, и он ждал вас.
– Хорошенькое дело! – в растерянности воскликнул капитан. – Я простой моряк и плохо разбираюсь в губернаторах, баронетах и в их привычках. Мне ещё не доводилось калякать с такими персонами. Но я готов служить королю Георгу, и если губернатор хочет получить место на «Утренней звезде», то я доставлю его в Лондон и сделаю для него всё, что возможно. Он может устроиться в моей каюте. Вот что касается еды, то у нас шесть дней в неделю либо тушёная солонина с овощами и сухарями, либо смесь из рубленой солонины и маринованной сельди. Но если наш камбуз ему не годится, пусть он возьмёт с собой собственного повара.
– Да вы не беспокойтесь, капитан Скарроу, – прервал его агент, – сэр Чарльз сейчас плохо себя чувствует, он только что оправился от приступа лихорадки. Так что он, наверно, просидит в своей каюте почти всю дорогу. Доктор Лярусс уверяет, что наш губернатор отдал бы богу душу, если бы предстоящее повешение Шарки не вдохнуло в него новые силы. Но у него тяжёлый характер, и вы не должны обижаться на его резкости.
– Он может говорить всё, что ему вздумается, и делать что угодно. Пусть он только не суёт свой нос, когда я управляю судном, – ответил капитан. – Он – губернатор Сент-Китта, а я – губернатор «Утренней зари». И, с его разрешения, я ухожу с первым отливом. Я так же служу моему хозяину, как он – королю Георгу.
– Вряд ли он управится сегодня к вечеру. Ему необходимо привести в порядок кучу дел до отъезда.
– Тогда завтра с утренним отливом.
– Очень хорошо. Я пришлю его вещи сегодня вечером, а сам он прибудет рано утром. Если, конечно, мне удастся уговорить его покинуть Сент-Китт, не повидав, как Шарки спляшет свой последний танец. Наш губернатор любит, чтобы его приказы исполнялись мгновенно, и не исключено, что он прибудет на корабль немедленно. Возможно, что доктор Лярусс будет сопровождать сэра Чарльза в его путешествии.
Как только агент уехал, капитан и помощник принялись готовиться к приёму столь важного пассажира. Они освободили самую большую каюту и привели её в порядок. Капитан Скарроу приказал также завезти на борт несколько бочек с фруктами и ящиков с винами, чтобы хоть немного скрасить простую пищу, какая в обиходе на торговом корабле.
Вечером начал прибывать губернаторский багаж – огромные, обитые железом, непроницаемые для муравьёв сундуки, жестяные ящики казённого образца и футляры весьма странной формы, в которых, как можно было предположить, хранились треуголки или шпаги. Затем прибыло письмо с гербом на внушительной красной печати, в котором сообщалось, что сэр Чарльз Ивэн свидетельствует своё уважение капитану Скарроу и надеется, если это позволит ему состояние здоровья, быть на борту его корабля рано утром, как только он выполнит все свои обязанности.
Губернатор оказался точен. Красноватые блики рассвета едва начали пробиваться сквозь серую мглу, как шлюпка с губернатором уже подошла к кораблю, и важную особу не без труда подняли по трапу. Капитан Скарроу слышал про странности губернатора, но никак не ожидал увидеть столь курьёзную фигуру, еле ковылявшую по палубе, опираясь на толстую бамбуковую трость. На нём был парик Рамилье, завитый во множество маленьких косичек и напоминающий шерсть пуделя; он так низко нависал надо лбом, что большие зелёные очки, прикрывавшие глаза, казалось, были приклеены к этому парику. Огромный крючковатый нос, длинный и тонкий, выдавался далеко вперёд. После приступа лихорадки губернатор закутал горло и подбородок широким полотняным шарфом, на нём был свободный утренний халат из алой камчатной ткани, перепоясанный шнуром. Двигаясь, он высоко задирал свой властный нос, но по тому, как он медленно и беспомощно поводил головой по сторонам, было видно, что он подслеповат. Высоким раздражённым голосом он окликнул капитана.
– Вы получили мои вещи? – спросил он.
– Да, сэр Чарльз.
– Вино у вас на борту есть?
– Я приказал привезти пять ящиков, сэр.
– А табак?
– Бочонок тринидадского.
– В пикет играете?
– Довольно хорошо, сэр.
– Тогда поднимайте якорь – и в море!
Дул свежий западный ветер, и к тому времени, когда солнце прорвалось сквозь утренний туман, мачты «Утренней звезды» были уже еле видны с острова. Дряхлый губернатор всё ещё ковылял по палубе, придерживаясь рукой за поручни.
– Теперь вы находитесь на службе у правительства, капитан, – брюзжал он. – Уверяю вас, что они там считают дни до моего возвращения в Вестминстер. У вас подняты все паруса?
– До последнего дюйма, сэр Чарльз.
– Держите их так, хоть бы они все треснули! Боюсь, капитан Скарроу, что такой слепой и больной человек, как я, окажется для вас скучным компаньоном в этом плавании.
– Я почитаю за честь и удовольствие находиться в обществе вашего превосходительства, – почтительно ответил капитан. – Мне только очень жаль, что ваши глаза в столь плохом состоянии.
– Да, да, в самом деле. Это проклятое солнце на белых улицах Бас-Тера сожгло их.
– Я слышал, что вы только что перенесли приступ лихорадки?
– Да, у меня был приступ, и я ужасно ослаб.
– Мы приготовили каюту для вашего врача.
– Ах, этот мошенник! Его нельзя было заставить тронуться с насиженного места, у него здесь солидная клиентура среди местных купцов. Но слушайте!
Губернатор поднял унизанную кольцами руку. Далеко за кормой гулко раскатился гром пушечного выстрела.
– Это с острова! – с изумлением воскликнул капитан. – Может быть, это сигнал нам вернуться?
Губернатор рассмеялся:
– Вы слышали, что пират Шарки должен быть повешен сегодня утром? Я приказал дать залп в тот момент, когда этот мерзавец в последний раз дрыгнет ногами, чтобы я знал об этом, уходя в море. Это конец Шарки!
– Конец Шарки! – закричал капитан, и матросы, собравшиеся небольшими группами на палубе, чтобы посмотреть на исчезавшую лиловую полоску земли, подхватили его крик.
Это было хорошее предзнаменование в самом начале пути, и больной губернатор стал популярной фигурой на борту. Все понимали, что только благодаря губернатору, потребовавшему немедленного суда и приговора, злодей не попал к какому-нибудь продажному судье и таким образом не спасся.
В этот день за обедом сэр Чарльз рассказал множество историй о покойном пирате. Губернатор был так приветлив и так умело поддерживал разговор с людьми, стоявшими гораздо ниже его, что под конец трапезы капитан, помощник и сэр Чарльз закурили трубки и тянули свой кларет, как три старых добрых приятеля.