— «Умбрия», — подталкивал его Белл. — Пароход? Лайнер линии «Кунард»?

— Мы увидели старика. Он шел к причалу 40 быстро, словно опаздывал. И даже не смотрел, куда идет. Мы не могли поверить в свою удачу. Мы бродили по Кларксон-стрит в поисках пьяного моряка, чтоб его ограбить. А нам попадается богатый старик в дорогом зеленом пальто, с блестящими кольцами на пальцах; такой платит сто пятьдесят долларов за билет на пароход. Было темно, лил дождь, на Кларксон ни души. Глазник прицепил на палец свое долото: вдруг старик поднимет шум. Мы набросились, как кошки на толстую крысу. Брайан принялся срывать кольца с его пальцев. Я решил вытащить бумажник из-под дорогого пальто.

— Что произошло?

— Он выдернул из трости шпагу.

Билли Конноли посмотрел на Белла, и в его глазах было изумление.

— Шпагу. Мы были так пьяны, что не могли убраться с его пути. Старик взмахнул шпагой. Я уклонился. Он свалил меня тростью. Крепкий старик, он свое дело знал. Вырубил меня. Я налетел прямо на его трость. Услышал рев, будто в голове взорвался динамит. И больше ничего.

Билли Коллинз снова понюхал сэндвич и посмотрел на него.

— Так что случилось? — спросил Белл.

— Я пришел в себя в канаве, весь мокрый. Замерз до смерти.

— А что с Глазником?

— Брайан О'Ши исчез, и я больше никогда его не видел.

— Старик убил Глазника О'Ши?

— Крови я не видел.

— Может, дождем смыло?

Коллинз заплакал.

— Растаял в воздухе. Как моя малышка. Только она никому не вредила. А вот Глазник и я, мы уж очень старались.

— Что если я скажу, что Глазник вернулся?

— Лучше скажи, что вернулась моя малышка.

— Откуда вернулась?

— Не знаю. Крошка.

— Твой ребенок?

— Ребенок? У меня нет ребенка… Глазник вернулся, я слышал.

— Да, вернулся. Томми его видел.

— Не пришел повидаться со мной… Да и кто придет? Он закрыл глаза и захрапел. Сэндвич выпал из его пальцев.

— Билли! — Белл затряс его и разбудил. — Кто был этот старик?

— Богатый старик в зеленом пальто.

Он снова уснул.

— Билли!

— Отстань.

— Кто была твоя малышка?

Глаза Билли Коллинза оставались закрытыми.

— Никто не знает. Никто не помнит. Кроме священника.

— Какого священника?

— Отца Джека.

— Какой церкви?

— Святого Михаила.

После ухода Белла Билли Коллинзу приснилось, что собака грызет его ногу. Он пнул ее другой ногой. У собаки выросла вторая голова и принялась за вторую ногу. Он в ужасе проснулся. К его ногам склонилась фигура, развязывая шнурки. Проклятый бродяга. Раньше и подойти он не посмел бы, а теперь крадет его обувь.

— Эй!

Бродяга потянул сильнее. Билли сел и попытался ударить его по голове. Бродяга выронил ботинок, поднял обломок доски и стукнул Билли. В глазах у Билли завертелись звезды. Ошеломленный, он смутно сознавал, что бродяга сейчас снова ударит его доской. Он знал, что тот ударит сильно, но не мог пошевелиться.

Сверкнула сталь. Нож появился ниоткуда. Бродяга закричал и упал, схватившись за лицо. Нож снова блеснул. Опять крик; бродяга пополз на четвереньках, встал и побежал что есть духу. Билли сел. Какой дьявольский сон. Необычный. Он почувствовал запах духов. Это заставило его улыбнуться. Он открыл глаза. К нему склонилась женщина, волосы падали ей на лицо. Ангельское. Билли подумал, что умер.

Она наклонилась очень близко, так близко, что он ощутил тепло ее дыхания, и прошептала:

— Что ты рассказал детективу, Билли?

— Хозяйка дома не предсказательница, — заверил Глазник О'Ши встревоженного капитана подводной торпедной лодки «Холланд».

Хант Хэтч не успокоился.

— По всему дому признаки того, что мадам Нэтти предсказывала будущее. К ней клиенты приходили в любой час дня и ночи. Держа нас здесь, вы подвергаете нас опасности, О'Ши. Я этого не потерплю.

— Предсказание — это маскировка. Она не предсказывает будущее.

— А что она маскирует?

— Она фальшивомонетчица.

— Фальшивомонетчица? Да вы спятили!

— Это последние люди в Байонне, которые пожалуются копам. Поэтому я вас и поместил сюда. А женщина, которая вам готовит, сбежала из тюрьмы. Она тоже никому не расскажет. К тому же из домов ваша лодка не видна. Ее закрывает баржа.

От дома фальшивомонетчицы в начале Лорд-стрит выкошенный газон шел до Килл-ван-кулла, узкого глубокого канала между Статен-Айлендом и Байонной. Баржа была причалена к берегу.

Подводная лодка «Холланд» стояла под баржей, в ее башню можно было проникнуть через трюм баржи. Меньше четырех миль отделяло это место от Верхнего залива Нью-Йорка и пять миль — от Бруклинской военной верфи.

Хант Хэтч не был удовлетворен.

— Даже если они не могут, Килл кишит ловцами устриц. Я видел их лодки. Они проходят возле самой баржи.

— Они жители Статен-Айленда, — терпеливо ответил О'Ши. — Они вас не ищут. Они ищут, что бы украсть.

Он показал на тысячефутовые холмы за узким проливом.

— Статен-Айленд стал частью Нью-Йорка десять лет назад. Но ловцы устриц со Статен-Айленда эту новость еще не слышали. Они все те же похитители угля, контрабандисты и грабители, какими были всегда. Ручаюсь, они тоже не станут говорить с копами.

— Я говорю: нападем немедленно и покончим с этим.

— Мы нападем, — спокойно сказал О'Ши, — когда я скажу.

— Я не стану рисковать жизнью и свободой из-за ваших капризов. Я капитан корабля, и я говорю: нападем, пока кто-нибудь не наткнулся на эту проклятую штуку.

О'Ши подошел ближе. Он замахнулся, как будто собираясь ударить капитана. Хэтч быстро поднял обе руки, одна блокируя удар, другой нанося. И при этом открыл живот. К тому времени в другой руке О'Ши уже сверкала открытая «мессер»-бабочка. Длинный нож вошел под грудину Хэтча, погрузился по самую рукоять, и О'Ши изо всех сил дернул бритвенно-острое лезвие вниз. И сразу отступил, пока хлынувшие наружу внутренности не запачкали его одежду.

Капитан схватился за них, ахнув от ужаса. Колени его подогнулись. Он упал на ковер.

— Кто поведет «Холланд?» — прошептал он.

— Я только что произвел вашего первого помощника в капитаны.

— В такой новой церкви я еще не бывал, — сказал Белл отцу Джеку Малруни.

В церкви Святого Михаила пахло краской, шеллаком и цементом. Окна блестели, камни свежие, не тронутые сажей.

— Мы только что въехали, — сказал отец Джек. — Прихожане щиплют себя, чтобы убедиться, что это правда. Для компании «Пенсильванская железная дорога» единственным способом убрать нас с Тридцать первой улицы, чтобы построить вокзал, не навлекая на себя гнев Господа — не говоря уже о Таммани-холле и его преосвященстве кардинале, — было построить новую церковь, дом настоятеля, монастырь и школу.

Белл сказал:

— Я частный детектив, отец, из «Агентства Ван Дорна». Я бы хотел задать вам несколько вопросов о людях из вашей паствы.

— Если хотите поговорить, придется прогуляться. У меня обход, и вы увидите, что люди живут в местах не столь светлых, как новая церковь.

Он зашагал удивительно быстрой и упругой для человека его лет походкой, свернул за угол, и они оказались словно бы за много миль, а не ярдов, от новой церкви.

— Вы давно здесь служите, отец?

— С бунтов Призыва.[40]

— Это же больше сорока пяти лет прошло.

— Кое-что в этом районе изменилось, но немного. Мы по-прежнему бедны.

Священник вошел в дом со сложным резным каменным портиком и начал подниматься по расшатанной лестнице. К третьему этажу он тяжело дышал. На шестом остановился перевести дух, а когда одышка прекратилась, постучал в дверь и сказал:

— Доброе утро! Это отец Джек.

Дверь открыла девочка с ребенком на руках.

— Спасибо, что пришли, отец.

— Как мама?

— Плоха, отец, очень плоха.