Облака собрались в кучу, а потом растянулись тонким слоем. И никаких фигур больше не вырисовывалось в небе.

— Это просто шанс, возможность, которую ты должна испытать. Смотри.

Облака над нами образовали дымчатое кольцо без начала и конца, а в его середине сияла безупречная синева.

В пятницу ко мне в гости неожиданно является брат. Девушки начинают искать предлоги, чтобы пройти по коридору мимо гостиной и заглянуть туда. Я, войдя, закрываю за собой дверь, отрезав Тома от восторженных почитательниц, иначе меня затошнит от их любопытных взглядов.

— О, ты просто сама леди Суровость! — говорит Том, вставая мне навстречу. — Ну как, подыскала мне подходящую супругу? Я ведь не слишком привередлив… мне только и нужно, что найти симпатичную девушку, тихую, спокойную, с небольшим приданым и не растерявшую зубы. Вообще-то я готов отказаться от любого из перечисленных пунктов, кроме небольшого приданого. Разве что в пользу приданого более солидного.

Почему-то вид Тома, надежного, немножко чванливого, пустого Тома наполняет меня бодрым весельем. Я и сама не осознавала, что так по нему соскучилась. Я бросаюсь к нему и крепко обнимаю. Он на секунду изумленно застывает, потом обнимает меня в ответ.

— Ну, знаешь, должно быть, здесь с тобой обращаются как с дворовой собакой, если ты так рада видеть меня. Но позволь заметить — выглядишь ты отлично!

— Я и чувствую себя отлично, Том! Правда!

Мне очень хочется рассказать ему о матушке, но я знаю, что делать этого нельзя. Пока нельзя.

— Есть какие-нибудь новости от бабушки? А отец как там?

Улыбка Тома угасает.

— О, да… Они в полном порядке.

— А он приедет в день встречи с родными? Я дождаться не могу, когда же наконец увижу его и познакомлю с моими новыми подругами.

— Ну, я бы на твоем месте не слишком на это надеялся, Джемма. Он, возможно, и не выберется из дома.

Том поправляет манжеты. Он всегда так делает, когда нервничает. Я давно поняла, что обычно он так волнуется, когда вынужден говорить неправду. Или скрывать правду, что для него равнозначно.

— Да, понятно, — тихо говорю я.

Дверь гостиной резко распахивается и в комнату врывается Энн. Увидев, что я наедине с мужчиной, она потрясена. И даже прикрывает глаза ладонью, чтобы не видеть нас.

— Ох, я ужасно виновата, простите… Я просто хотела найти Джемму… мисс Дойл… и сказать, что урок танцев уже начинается, мы будем вальсировать…

— Я не смогу прийти прямо сейчас. У меня гость.

— Нет-нет, ты не должна из-за меня пропускать такой урок, — говорит Том.

Он внимательно смотрит на Энн, все еще отводящую глаза.

— Ох, чтоб вам всем пусто было… — едва слышно бормочу я себе под нос, и спешу соблюсти необходимый ритуал представления. — Мисс Энн Брэдшоу, позвольте представить вам мистера Томаса Дойла, моего брата. Я только провожу его и сразу приду на этот чертов урок вальса.

— Так это был твой брат? — застенчиво спрашивает Энн, когда мы скользим в вальсе в танцевальном зале.

— Да. В своем наилучшем виде.

Я все еще немножко не в себе из-за новостей об отце. Я ведь надеялась, что он уже более или менее оправился.

— Он кажется очень добрым.

Энн умудряется наступить мне сразу на обе ноги, и я морщусь от боли.

— Том? Ха! Да он слова не скажет в простоте, вечно напускает на себя важность! Он просто невыносимо обожает самого себя. Мне жаль ту девушку, которая в него влюбится.

— И все-таки он мне кажется очень милым. Настоящим джентльменом.

Боже праведный! Ей понравился мой брат! Это настолько смехотворно, что больше напоминает трагедию, чем комедию.

— А он… он уже обручен с кем-нибудь?

— Нет. Похоже, никто не достоин стать его первой любовью…

Выражение лица Энн резко меняется. Она остановилась без предупреждения, и я неловко крутанулась на месте, поневоле подпрыгнув.

— А?.. — выдыхает она.

— Кроме него самого, — заканчиваю я фразу.

Ей понадобилось не меньше минуты, чтобы понять наконец шутку, но потом она смеется, еще сильнее зарумянившись. Я не могу проявить такую жестокость, чтобы сказать ей: мой брат ищет богатую жену, неплохо бы еще и хорошенькую, и Энн никогда не сможет соответствовать его запросам. Ох, если бы он мог увидеть и услышать ее там, в сферах… Меня приводило в ярость, что все наши дарования и вся наша сила должны оставаться там, когда мы возвращались в этот мир.

— Слушай, я не могу больше танцевать с тобой, иначе у меня синяки неделю не сойдут!

— Это ты сама постоянно сбиваешься с ритма! — возмущается Энн, выходя следом за мной в коридор.

— А ты никак не можешь запомнить, что мои ноги и пол — не одно и то же!

Энн хочет что-то возразить, но тут мы с ней обе замираем, увидев Фелисити, несущуюся по коридору. Она размахивает над головой листком бумаги.

— Он приедет! Он приедет!

— Кто приедет? — недоуменно спрашиваю я.

Фелисити хватает меня и Энн за руки и кружит.

— Мой отец! Я только что получила письмо! Он приедет на родительский день! Ох, разве это не чудесно?

Она останавливается.

— Замечательно, у меня есть время подготовиться. Я должна быть в полной боевой готовности! Ну же, девушки! Нечего тут стоять! Если я к воскресенью не научусь танцевать вальс как настоящая леди, я пропала!

В раю нынче было тоскливо. Мы с матушкой ссорились.

— Но почему мы не можем взять магию в нашу реальность, ведь там она могла бы принести пользу?

— Я уже говорила тебе… это пока что небезопасно. Как только ты это сделаешь, как только ты вынесешь магию через портал, он останется полностью открытым. И любой, кто о нем знает, сможет проникнуть в сферы.

Матушка молчит, стараясь совладать с собой. А я вспоминаю наши прежние споры — те, из-за которых я начинала ее ненавидеть. Я срываю веточку с ягодами и принимаюсь вертеть ее в руках.

— Ты могла бы помочь мне. И тогда мне ничто не будет грозить.

Матушка забирает у меня ягоды и отбрасывает в сторону.

— Нет, я не могу. Я не могу вернуться назад, Джемма.

— Ты просто не хочешь помочь отцу.

То, что я сказала, должно было причинить матушке боль, и я это прекрасно знала.

Она глубоко вздыхает.

— Это нечестно, Джемма…

— Ты не доверяешь мне! Тебе кажется, что у меня не хватит способностей!

— Ох, бога ради, Джемма! — Ее глаза вспыхивают. — Еще вчера ты не способна была увидеть разницу между облаками и иллюзией! Темный дух, над которым властвует Цирцея, умеет создавать куда более коварные ловушки. И как ты предполагаешь от него избавиться?

— А почему бы тебе не объяснить мне, как это сделать? — огрызаюсь я.

— Да потому что я этого не знаю! Здесь нет правил, ты понимаешь? Это вопрос понимания духа, понимания его ранимости. И суть дела заключается в том, чтобы ты не позволила обратить против тебя твои же собственные слабости!

— А что, если я воспользуюсь только малой толикой магии — ну, просто чтобы помочь отцу и моим подругам, и ничего больше?

Матушка берет меня за плечи, как малого ребенка.

— Джемма, ты должна внимательно прислушаться ко мне. Не выноси магию из этой сферы. Обещай мне!

— Ладно, отлично! — восклицаю я, вырываясь из ее рук. Я поверить не могу, что мы снова ссоримся. — Извини. Завтра — день встречи с родными. Мне нужно выспаться.

Она кивает.

— Увидимся завтра?

Я слишком рассержена, чтобы отвечать. И демонстративно отправляюсь к подругам. Фелисити расположилась на гребне холма, развлекаясь со своим луком. Она выглядит как какой-нибудь барельеф, изображающий богиню. Резко натягивая тетиву, она отправляет стрелу в полет, и та легко раскалывает пополам цели — деревяшки, установленные на приличном расстоянии. Охотница хвалит ее, и они то и дело сближают головы, о чем-то совещаясь. Я поневоле задумываюсь, об охоте ли они так много рассуждают, и почему это Фелисити рассказывает мне все меньше и меньше. Возможно, я чересчур погружена в собственные проблемы, чтобы расспрашивать ее.