Что делать, если он больше меня не хочет? Что делать, если я ждала слишком долго, чтобы придти к этой точке? Что, если уже слишком поздно?

Я делаю несколько глубоких вдохов, стоя на крыльце Пакса.

Глубокий вдох, глубокий выдох.

Повторить.

Я звоню в дверь, а затем стучу. На меня вдруг накатывает необходимость посмотреть на его лицо, чтобы увидеть его здоровым и сильным. Я хочу видеть его глаза без боли в них. Мой желудок сжимается снова и снова, пока я жду. Кажется, прошла целая вечность, и когда дверь, наконец, открывается, я задыхаюсь.

Впервые за месяц, Пакс стоит передо мной, заполняя дверной проход.

Он такой красивый в джинсах и черной рубашке. Никто не может выглядеть в обычной одежде так, как он.

Мои колени кажутся слабыми.

Его глаза расширяются, когда он видит меня, но потом он сглаживает выражение своего лица. Сейчас он обычный, дружелюбный. Но осторожный. Очень осторожный.

— Привет, Красная, — говорит он тихо, наблюдая за моим лицом. Ожидая, что я что-то сказажу. Я пришла к нему, в конце концов. Я сглатываю. Я должна держать себя в руках.

— Привет.

О, мой бог. Я хочу сказать тысячу вещей и все, что я говорю, это привет? Я сумасшедшая.

— Я могу войти? — добавляю я быстро. Пакс улыбается и жестом приглашает меня.

— Конечно. В любое время. Ты знаешь это. Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? Воды, может быть?

Почему он так официален? Мое сердце сжимается от боли. Я ждала слишком долго? Неужели он переключился на кого-то другого?

Мысль практически парализует меня, но мне до сих пор удается откататься от воды и следовать за ним в гостиную. Я осматриваюсь вокруг, садясь. Он никак не изменил свой дом. Это по-прежнему легкий и воздушный, современный дом, идеально опрятный и чистый. Часть меня в глубине души освобождается. Если он не изменил свой дом, может быть, он не изменил свои чувства ко мне.

Даже я знаю, что эта мысль адски нелогична. Но, наверное, я хватаюсь за соломинку.

— Как дела? — спрашиваю я, глядя на него. — Ты в порядке?

Он стучит своими длинными пальцами по бедрам, обтянутым в джинсы. Он все еще усердно тренируется. Это очевидно. Я вижу жесткие мышцы через ткань. Я задыхаюсь.

Он улыбается.

— У меня, правда, все хорошо. Хотя, не буду врать. Было адски трудно, провернуть свой разум через все это. Но это дало мне перспективу. И в прошлом месяце, я, вроде бы, изолировал себя и сосредоточился на вещах, которые должен изменить. Я хотел убедиться, что дам тебе повод хотеть быть со мной.

Он делает паузу.

И мое сердце останавливается, когда он смотрит на меня. Его золотые глаза настолько теплые и яркие. Как я могла когда-то думать, что они были холодными?

— Я много думал, Мила. И ты была права, когда отшила меня месяц назад. Ты действительно была права. Я провел много времени, волнуясь, что совсем облажался с тобой, что ты никогда не простишь меня. Или, что я сделал тебе так больно, что ты никогда не захочешь посмотреть на меня снова.

Я начинаю прерывать его, но он поднимает руку.

— Пожалуйста. Просто позволь мне закончить. Я думал о том, что скажу тебе, сто раз. Я так счастлив, что имею возможность сказать это.

Я закрываю рот и киваю. Он мягко улыбается.

— Мила, я говорил об этом раньше, но ты самая красивая из всего, что я когда-либо видел. Ты красива внутри и снаружи. Я не заслужил встретить тебя. Я не заслужил тебя в любом случае. Но нет ничего, что я хочу больше, чем быть с тобой. Чтобы просыпаться рядом с тобой всю оставшуюся часть своей жизни. Я так благодарен, что ты застряла со мной так надолго. И все, что я хочу сейчас знать, что я могу сделать, чтобы ты снова была со мной? Скажи, и я это сделаю. Все, что угодно.

Он ждет, глаза прикованы ко мне, и я чувствую себя эмоционально разбитой, абсолютно не имея слов.

— Я не ждала слишком долго? — наконец, удается сказать мне. Пакс выглядит удивленным.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он растерянно. — Конечно, нет. Я сказал, что буду ждать тебя вечно. Я имел в виду именно это.

Слезы текут по моим щекам, когда я бросаюсь в его руки. Мы сжимаем друг друга, и я зарываюсь у него в груди. Он пахнет так же, как улица и свежий воздух. Я вдыхаю его запах, а потом он поднимает мой подбородок и го губы встречаются с моими.

Теряясь в его поцелуе, я знаю, что нигде не хочу быть сильнее, чем здесь, завернутая в руках Пакса.

Я принадлежу этому месту.

Пакс

Мила спит, свернувшись на моих коленях. Мы проспали весь день, свернувшись калачиком на диване, и теперь уже вечер. Ее голова покоится на моей груди, и поэтому я с особой осторожностью беру свой телефон, стараясь не толкнуть ее и не разбудить.

Говоря тихо, я заказываю доставку огромного количества китайской еды. Глядя на Милу, я быстро добавляю десерт к нашему заказу. Она нуждается в еде. Она похудела. Изгибы, в которые раньше прекрасно вписывались мои руки, стали слишком тонкими.

Вешая трубку, я чувствую себя виноватым. У нее было много стресса из-за меня.

Глядя вниз, убираю волосы с ее лба, наблюдая, как ее губы выпячиваются с каждым вдохом. Эта ее черта такая адски милая. Она кажется такой невинной, как ребенок. Мила выбирает именно этот момент, чтобы открыть глаза. Они расширяются, когда она понимает, что я не сплю.

— Привет, — бормочет она, садясь. Мои руки продолжают обнимать ее.

— Привет, — говорю я ей с улыбкой. — Ты хорошо спала?

Она виновато кивает, как будто стыдится, что проспала весь день.

— Тебе нужен сон, — говорю я ей. — Ты совсем не заботишься о себе.

Она выглядит робкой.

— У меня были проблемы со сном, — оборонительно отвечает она.

— Я знаю, — говорю я ей тихо. — У меня тоже. Но теперь мы будем спать лучше, обещаю.

Она смотрит на меня.

— Твои кошмары прекратились?

— Это удивительно, но да, — отвечаю я. — По большей части. Они были пару раз после гипноза. Даже притом, что было больно все вспоминать, это действительно было освобождением. После того, как я начал говорить и обдумывать это, я смог заставить некоторые из моих проблем уйти.

— Ты, должно быть, талантлив, — говорит она мне, повторяя мои слова из прошлого. — Иногда проблемы не хотят уходить.

Я улыбаюсь.

— Ты права. Некоторые проблемы, вроде бессонницы, словно ад. Но мои методы пока работают. Будем надеяться, что так и будет продолжаться.

— Я уверена, что так и будет, — утвердительно отвечает Мила. — Потому что ты талантлив. Ты расставишь все на свои места.

Она прижимается к моей шее, и я притягиваю ее еще ​​ближе.

— Не думаю, что когда-нибудь отпущу тебя со своих колен, — говорю я ей. — Надеюсь, тебе удобно.

Она хихикает.

— Это ты сейчас так говоришь, пока твои ноги не устали.

— И это ты хочешь, чтобы меня это волновало, — говорю я ей. — Ты весишь пять фунтов. И, кстати, к нам выехала еда. Ты съешь все.

Она снова хихикает.

— И это ты хочешь, чтобы меня это волновало.

Но после того как приезжает парень с едой, и я позволяю Миле слезть с моих колен, она, в конечном итоге, съедает все, что я положил ей на тарелку. Я пытаюсь заставить ее передохнуть секунду, но она отказывается. Я оставляю все, как есть. Отдал бы сейчас все на свете, чтобы накормить ее.

— У меня для тебя кое-что есть, — говорю я ей, когда мы ставим нашу посуду в посудомоечную машину. Она выпрямляется.

— Да? Но мне ничего не надо. У меня есть все, что нужно.

И она имеет в виду меня. Мое сердце разрывается.

— У меня тоже есть все, что нужно, — уверяю ее. — И ты теперь никуда не денешься, поэтому я хочу дать тебе это.

Она смотрит на меня с любопытством, и я веду ее на второй этаж, останавливая перед закрытой дверью.

— Ты даешь мне гостевую комнату? — Она поднимает бровь и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Ты больше не хочешь спать со мной?