Он снова вздрагивает, когда я делаю, как он говорит. Я слегка тяну его яйца к моему рту.

Я медленно двигаюсь губами вдоль его длины, работая всем своим ртом. Я чувствую, что он практически достает до задней части моего горла, но не задыхаюсь. Я просто сконцентрирована на том, чтобы держать свои зубы подальше от него, скользя по нему.

— Черт, — стонет он, вцепившись в каменную столешницу. — Черт.

Я убеждаюсь, что мои губы образуют хороший вакуум и продолжаю сосать, скольжу, двигаюсь. Я глажу его яйца и потягиваю их, и дыхание Пакса становится все более и более неровным.

А потом я сосу его яйца, лежащие в моей руке.

Он полностью напрягается, костяшки пальцев побелели.

— Черт.

Я улыбаюсь, когда лижу их, потом сосу. Потом снова лижу.

Потом я погружаю его член обратно в рот, на всю длину. Внутрь, наружу. Он влажный.

Я увеличиваю скорость, и он, наконец, дергает меня за плечи.

— Я сейчас кончу, — говорит он мне неровно. — И я хочу, чтобы это произошло внутри тебя.

Я сдергиваю с себя одежду, и он ставит меня на четвереньки, входя в меня сзади.

Пакс наполняет меня, страстно впиваясь ногтями. Он качается во мне туда-сюда, наклоняясь надо мной, прижимая губы к моему уху.

— Скажи мне, чтобы я трахал тебя жестче, — шепчет он.

— Трахни меня жестче, — говорю я послушно, и мой голос напрягается. Трудно сформировать мысль, не говоря уже о словах, когда он делает это.

Скользя внутрь и выходя, он пробирается к моей передней части, делая круги вокруг моей самой чувствительной точки. Затем он нажимает рукой на мой живот, погружаясь глубоко внутрь. Я вскрикиваю, и он целует меня между лопаток.

— Скажи еще раз, — говорит он, губами прижимаясь к моей спине.

— Трахни меня жестче, — я понимаю, что кричу, когда он жестко врезается в меня сзади, его рука двигается внизу, сводя с ума. — Пакс! О, мой Бог.

Я стону, но он тянет меня с собой к оргазму, который собирается быть умопомрачительным. Я чувствую, как создается и нарастает желание, и его мышцы сжимаются около меня, когда он движется.

— Кончи в меня, — говорю я ему. — Я хочу чувствовать, что ты кончил.

Он движется все быстрее и так же, как я стонет от моего оргазма, потом вздрагивает от своего. Он хватает меня за задницу и держит так, качаясь, пока не канчает.

А потом я падаю на пол, и он мягко падает на меня, в то же время, поддерживая свой вес. Он целует мою шею, тяжело дыша.

— Это было чертовски жарко. Ты чертовски жаркая.

Я улыбаюсь.

— Спасибо. Ты тоже неплох.

Он посмеивается, и когда он это делает, я смотрю вокруг и обращаю внимание на дым.

— Что, черт возьми? — Я шевелюсь под Паксом и сажусь. — Черт возьми!

Дым валит к потолку. Я встаю на ноги голая и начинаю работать у плиты. В этот самый момент, дымовые пожарные сигнализации срабатывают.

Пакс пытается выключить их, и я захлопываю крышку над сковородой с сожженными цуккини, прекращая пламя.

Он бросается обратно, и мы смотрим на все это. И тогда он начинает смеяться.

— Ну, мы сказали, что это было чертовски жарко. Судя по всему, мы зажгли огонь в моей кухне.

Я хихикаю.

— Это могли быть наши скудные навыки приготовления пищи.

Весь дом пахнет гарью, поэтому я иду за освежителем воздуха в то время, как Пакс оттирает от гари испачканную кухню и заливает холодной проточной водой сковороду.

— Я думаю, что это конец моей карьеры в качестве шеф-повара, — объявляет он, когда я оборачиваю руки вокруг него сзади.

— Все в порядке, — говорю я ему. — Я думаю, что уже есть один Голый повар. Им не нужен еще один.

Он разворачивается и смотрит на меня.

— Я всегда готов быть голым для тебя, — говорит он мне, проводя руками вниз по моим бокам, прежде чем схватить мои бедра и потянуть меня к себе.

Он целует меня, легко и мягко.

— Ты заслуживаешь награду.

Я отрываюсь немного.

— Награду?

Он кивает.

— Да. За то, что ты такая хорошая ученица.

Я смеюсь.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе это понравится. Дай мне минуту.

Он улыбается и шагает прочь, оставив меня в кухне одну. И голую.

Я решаю, что это интересный поворот событий, убирая несколько вещей, которые мы упустили. Когда я это делаю, мой разум блуждает. Я рада, что сейчас на таблетках и, что тесты на венерические заболевания у Пакса отрицательные. Так хорошо не пользоваться презервативами. А потом, когда я поворачиваюсь от раковины к ножам, я замечаю больничный счет, лежащий на столешнице. Я смотрю на него и обращаю внимание, что этот счет с той ночи, когда у Пакса была передозировка, которая была ровно два месяца назад.

Я поражена. Я не поняла, что это было так давно. Целых два месяца. Кто бы мог подумать, что мы продержимся так долго?

Но Пакс возвращается прежде, чем я могу детальнее проанализировать это. Он хватает меня за руку, и ведет к гостевой ванной.

— Почему мы здесь? — спрашиваю я, когда мы входим внутрь.

— Потому что в моем туалете нет ванны, — объясняет он. — А после этого представления, ты заслуживаешь горячую ванну. У меня нет пены для ванны, но я использовал некоторые из твоих гелей для тела с верхнего этажа. Это нормально?

Я киваю, смотря на пар, на ванну на ножках, напоминающих львиные лапы. Она наполнена пузырьками и рядом лежит сложенное полотенце. И две зажженные свечи. Я не могу поверить, что он подумал об этом.

— Спасибо, — говорю я ему, подходя, и обнимаю его. — Это так мило.

— Это просто ванна, — бормочет он, когда я по-прежнему сжимаю его. — Это не имеет большого значения.

Но оно есть. Никто никогда не наполнял ванну для меня, кроме моей матери, когда я была маленькой.

— Это самая милая вещь из всех, — говорю я ему, шагая внутрь. — Поверь мне.

Я опираюсь на спинку ванны и закрываю глаза.

— Я дам тебе отмокнуть некоторое время, — говорит мне Пакс, прежде чем выходит из комнаты. Я расслабляюсь, вдыхая аромат лаванды, наслаждаясь горячей водой. Каждый мускул расслабляется, пока я отмокаю. И я упиваюсь мыслью, что мой большой плохой друг наполнил ванну с пеной для меня.

Только когда кожа на моих пальцах начинает сморщиваться, он снова входит через дверной проем. Сейчас на нем нижнее белье, но его грудь по-прежнему голая.

— Привет, — говорит он, становясь на колени позади меня, дотянувшись и пробегаясь пальцами по моим плечам. — Как ванна?

Он наклоняется и целует мою шею, и я склоняюсь к нему.

— Это было удивительно, — отвечаю я. — Спасибо. То, что нужно.

— Хочешь узнать кое-что? — шепчет он мне на ухо. — Ты самая красивая из всех, кого я когда-либо видел. И я люблю тебя.

Я застываю, мое сердце колотится. Я могу буквально услышать свой пульс, стучащий в ушах.

Я поворачиваюсь в воде, мои мокрые руки хватаются за край ванны.

— Ты только что сказал то, что я думаю?

Он кивает. И на этот раз, нет ни грамма веселья на его лице. Он совершенно серьезен.

— Я люблю тебя. Мне нравится, что ты такая милая, невинная и добра к людям, но ты такая лисица в мешке. Мне нравится, как ты смотришь на меня. Я люблю твою улыбку. Я люблю в тебе все.

Я совершенно неподвижна, в шоке смотря на него.

Он большой. Огромный. Я знала в течение нескольких недель, что люблю его, но не хотела напугать его, говоря об этом. Но он сказал это первым. Сегодня вечером. Это удивительно. И неожиданно.

— Ты не собираешься ничего говорить? — спрашивает он, и на самом деле выглядит нервным, будто бы я могла отвергнуть его. Мое сердце болит.

— Я тоже тебя люблю, — я говорю ему быстро. — Уже несколько недель.

И я выскакиваю из ванной. Вода выплескивается на пол, когда я бросаюсь в его руки. Скорость сбивает его на пол, и я нависаю над ним, капая водой.

— Я люблю тебя, — говорю я ему снова.

— Я вижу, — он смеется, целуя меня. — Простых слов хватило бы. Ты не должна сбивать меня с ног.

Я хихикаю.

— Заткнись и поцелуй меня.