– Теперь идем, только не отставай.

Дверь открылась бесшумно. Вообще-то она должна была отвориться с душераздирающим скрипом, как и полагается в зловещем, полном привидений замке, потому что внутри ИМФ было очень темно, пусто и даже как-то заброшенно. Агата поглядела вверх и сбилась с шага: так высоко, что и потолка не видно.

– Агата, я же сказала не отставать! – нетерпеливо окликнула бабушка. Бодро постукивая каблучками, она уверенно шагала по темному и извилистому, как тропинка в лесу, коридору. – Запомни – в коридорах лучше лишний раз не задерживаться. И всегда пользуйся схемой или проси себе проводника. Если ты утром вошла в Институт, нет никакой гарантии, что выйдешь тем же путем.

– Как это?

– Коридоры тут немного… живые. Издержки экспериментальной магии.

Озираясь, Агата поспешно догнала ее.

– А где все?

– На работе в своих лабораториях, конечно, – бабушка указала на редкие двери, мимо которых они проходили. – Но если тебя не приглашали и не выдали никакой защиты, туда тоже лучше не соваться.

Белая пластиковая дверь лаборатории за номером тринадцать гостеприимно распахнулась перед ними.

– Добрый день, Лидия Аркадьевна. Добрый день, Агата. Рада вас видеть. Заходите, мы вас давно ждем.

– Лаборатория повышенной защиты? – иронически спросила бабушка.

Осипенко улыбнулась.

– Но вы же прекрасно понимаете необходимость этого?

…Агата быстро заскучала. Мрачные предсказания Келдыша все-таки ее напугали. Но ничего особенного «в лаборатории повышенной защиты» не происходило: все та же с детства знакомая процедура МС-проверки, тесты, вопросы-ответы… Лаборатория была просторной и почему-то напоминала саму Осипенко – бесцветная, или правильнее будет сказать стерильная? В большие окна смотрело соседнее кирпичное здание; окон там было мало, окна были узкие, и оттого казалось, что здание подслеповато щурится, пытаясь разглядеть людей в доме напротив. Два молчаливых лаборанта, мужчина и женщина в темно-синих балахонах-халатах, копошились за длинным столом. Исподтишка рассматривали гостей – наверное, начальница предупредила, какой к ним сегодня прибудет… феномен.

Осипенко любезно проводила их до выхода из Института. Очутившись на улице, Агата прищурилась на солнце. Пейзаж вокруг какой-то промышленный: серые здания почти сплошь без окон, пустая дорога, за ней – парапет и асфальтово-серая широкая река Сень. Дурацкое название. Все здесь дурацкое. И машина, которая их ожидала – тоже. Старая, с пыльными номерами.

Бабушка оживленно беседовала с Осипенко на неведомом языке: то есть, язык-то, конечно, был обычный, а вот термины, которыми они сыпали… Пары месяцев в интернате волшебников для перевода маловато. Агата послушала-послушала, заскучала и пошла вдоль здания ИМФ, разглядывая серые стены с широкими окнами и редкими запертыми дверями на первом этаже.

Остановилась. Половина института была точно срезана плотным белым туманом – слегка колеблющийся, он принимал форму здания, как будто продолжал его. Призрачное продолжение… Редкие люди проходили мимо, не обращая на туман никакого внимания. Значит, так и должно быть; наверное, он наколдован, чтобы скрыть какую-то тайну. Попробовать подойти поближе? Там по-прежнему продолжается здание или в тумане прячется уже что-то другое?

У нее за спиной завелась машина. Бабушкин голос:

– Садись, Агата.

Агата села и показала на туман.

– Это что у них такое?

– Это… – бабушка повернулась, провожая взглядом уплывающий назад туман. – Это тот же Институт. Просто его разрушенная половина.

– А что там, в тумане?

– Ничего. Даже развалин не осталось. Когда случилась… катастрофа, уцелела только часть корпуса. Ну, скажем, это призрачный слепок с разрушенного крыла здания. И он тоже постепенно исчезает. Туман с годами становится менее плотным.

– А давно это случилось?

Бабушка смотрела прямо перед собой.

– Около тринадцати лет назад.

Агата поглядела на ее напряженный затылок, поняла и резко обернулась. Туман вместе с Институтом постепенно заслоняли другие здания и заборы, мимо которых они проезжали. А ведь говорили, что тот Институт был разрушен…

– Значит, отсюда и пошла на город Магия?

– Да. Все остальное отстроили, а с этим крылом пока ничего не могут поделать. Тут столько времени проводились различные опыты и эксперименты, это просто не могло не сказаться…

Агата уже не слушала. Значит, вот здесь работали ее родители. Лем. Ходили по «живым» коридорам. Смотрели в эти окна, ели в институтском буфете. Может, еще и вместе с Ноной. А что, по возрасту подходит! Если попросить Осипенко рассказать – ответит или нет?

Вот Келдыш, например, очень неохотно говорит о прошлом.

Одно из направлений работы ее лаборатории, сказала Осипенко – исследование сновидений. Сонмология относится к наукам, которые лежат на стыке науки, психологии и… магии. При чем здесь магия? А разве то, что человек может научиться управлять своими снами, а через них – событиями в реальной жизни – не волшебство? Или предсказание грядущих событий, так называемое «дежавю»? Ведь все эти события и места мы когда-то видели во сне, но позабыли. А погружение в прошлое, когда мы способны увидеть, кем были в предыдущих жизнях? Во сне люди выпускают на свободу силы и чувства, которые днем держат под жестким контролем или даже не замечают.

Так что, сказала доктор магических наук, она будет работать с Агатой именно во сне.

То есть как это? Она должна придти в ИМФ, лечь на кушетку и заснуть? Просто какой-то сончас для детсадовцев! Агата честно предупредила, что с трудом засыпает днем, да и вообще «сова» от рождения. А ставить снотворное себе не даст – хватило ей укола Лема, от которого она проспала половину суток. И вообще, ей не нравится, когда она спит, а вокруг ходят незнакомые люди… И магия на нее не действует, продолжала Агата, укладываясь на кушетку. Кушетка оказалась очень удобной – ни твердая, ни мягкая – в самый раз. Тут Агата вспомнила, что не выспалась, потому что Стефи полночи трещала про суперпарня, с которым вчера познакомилась. Она все время знакомится только с «суперами»: кажется, те просто пасутся возле интерната в ожидании, когда же Стефани на них наткнется. А вот ее, Агату, они не замечают.

Или она их?

– Давай поговорим о твоих снах, – предложила Осипенко.

– Говорите, – согласилась Агата.

– Снятся ли тебе когда-нибудь кошмары?

– Да.

– Как часто?

– Сейчас почти постоянно.

– Что именно: пожар, падения, погони?..

– Инквизитор.

Осипенко моргнула. Глаза у нее большие, а ресницы хоть и длинные, но редкие. Поэтому кажется, что моргает большая сова.

– Инквизитор?

– Главный Инквизитор часто снится. Как он смотрит на меня, когда… ну, вы знаете.

Осипенко сжала губы, точно пытаясь удержать рвущиеся наружу слова – или все-таки мысленно произнесла их и поставила точку. Неизвестно как, но Агата поняла одну вещь: Инквизитор был одним из НИХ. Если б он попытался лишить магии кого-то из волшебников, это бы считалось преступлением, и его за это наказали. То, что он напал на интернатовцев – конечно, тоже «не есть хорошо», – но вот Агата, неизвестно откуда взявшаяся и неизвестно каким боком к волшебникам примазавшаяся, не имела права делать с ним то… что сделала.

Даже если она этого не делала.

Нона заглянула в свой неразлучный блокнот. Перелистнула страницы.

– Я нашла записи твоего школьного психолога: «Навязчивый кошмар преследует с самого раннего детства: в темноте чудятся серые тени». Это все еще продолжается?

Агата твердо встретила ее взгляд.

– Нет. После Котла – ни разу.

– Может, ты боишься каких-нибудь насекомых, животных, змей?

Агата пожала плечами:

– Да вроде бы нет… не особенно.

– Высоты, воды, огня?

– Ну уж точно не высоты! – Осипенко не поняла, почему она рассмеялась. Доктор магических наук хочет выяснить все ее страхи? Агата-то знает – боится, что умрет бабушка.