Мы договорились с ним, что он может жить в моей однокомнатной квартире и приезжать к нам, если что. Он переехал туда немедленно.

Не один раз я задавала вопросы Денису, почему я видела сны о тюремном замке, о них — маге и воине, о фениксе. Он то отшучивался, то отнёкивался незнанием. Но я видела, что его самого задело неумение ответить на мой вопрос.

И однажды вечером, уже лёжа со мной, почти засыпающей, он задумчиво сказал:

— Если честно, сначала я решил, что это Исира наслал на тебя сны. Но потом выяснилось, что, кроме снов, у тебя имеются силы — причём такие, что фениксу даже не обязательно пить твою кровь, чтобы прийти в себя. Кроме того… Исира не знал, что происходило с Дасти, пока он был в том городе, с теми людьми. Поэтому я теперь думаю следующее. Когда я учился магии, был у нас один старый учитель, а у него теория, что вселенная — живое существо в виде переплетённых между собой незримых нитей. И оно не терпит, когда внутри него происходит нечто неправильное. Оно может простить войны, болезни, но иной раз нужно что-то в разладившемся мире залатать, и тогда оно наделяет людей каким-либо неожиданным даром. Эта теория подходит к нашему случаю. Особенно к фениксу. Если учесть, что их очень мало, а вселенная хотела бы, чтобы они существовали, то понятно, почему ты начала видеть сны, как только оказалась в доме, в подвале которого лежал умирающий Исира.

— Но Исира — феникс, — не выдержала я. — Он бессмертен.

— Всё взаимосвязано. Если феникс возрождается, он не помнит почти ничего из того, что было с ним до его смерти. А вселенной нужно было уничтожить Зверя, опустошающего человеческие поселения. Это мог сделать только феникс. Чтобы убить этого конкретного Зверя, нужен был этот конкретный феникс, который помнил о нём. Возрождённый, Исира не вспомнил бы ничего из того, что с ним было. Ни тюремного замка, ни Зверя. Получается по теории этого старого мага: у тебя есть силы, но не было способностей. Их тебе дали, чтобы помочь Исира убить Зверя и найти свою половину.

— Запутано как-то всё, — задумчиво сказала я.

— Это для нас запутано, — возразил Денис, — но не для вселенной, которая сама решает, что именно ей нужно и каким инструментом воспользоваться, чтобы этого нужного достичь.

— Фи, сравнил — с инструментом!

— А ты не инструмент? — улыбаясь, зашептал он, разворачиваясь ко мне, и его рука скользнула за мою спину, чтобы помочь повернуться к нему. — Ты — не инструмент, тонкий, чувствующий? Легко откликающийся (я застонала, когда его пальцы ласкающе коснулись моей груди), прекрасно настроенный на того, кто умеет играть на нём?.. — Он приподнялся и склонился надо мной, шепча прямо в мои губы, заставляя невольно стонать даже от его тёплого дыхания, обвевающего мой рот: — Инструмент… Певучий и чувственный…

… За окнами падает первый снег. Середина ноября. Недавно уехали Данька с Егоркой и трое детишек Авроры. Все каникулы они — и Аврора — прожили у нас, и были так счастливы, и радовались всему: большому дому, близкому лесу, близкой реке — холодной, но манящей прогуляться по берегу и поиграть на нём, благо что поздняя осень оказалась очень сухой. Аврора со своими детьми просто расцвела у нас. Зная теперь, что Денис не тот, кого она знала, Аврора тем не менее очень радовалась за Алёнку, приметив, что она почти не сходит с рук Дениса, приняв нового отца.

Прощаясь с нами, она расцеловала нас обоих, прижала к себе Алёнку и сказала, что спокойна за нас всех.

Я стояла у окна. Вечер ещё не поздний, но уже темно… Денис уехал в город за какими-то запчастями и обещал скоро быть. Малышку я уже уложила и попыталась уснуть сама. Увы… Без Дениса что-то не спалось.

Из четырёх окон второго этажа, по всем концам коридора, переходя от одного к другому, можно смотреть на все четыре стороны света. Больше всего люблю окна, откуда виден двор и сад. Сад — вообще моя гордость. Сколько я сил осенью вложила в него, собранный из двух заброшенных! Как вспомню, так и охну. Мама в выходные приезжала помогать — всё удивлялась моему упорству, с которым я чистила эти сады. А мне так хочется иметь настоящий сад!..

Я как раз шла от одного окна к другому, как под ноги мне неожиданно выскочила маленькая фигурка и плачущим голосом Силушки запричитала:

— Хозяюшка! Там, в саду! Там… О-ой…

Вернувшись к окну в сад, замерла, вглядываясь. Откуда взялось на свежей пороше хорошо видное в свете полной луны чёрное бесформенное пятно?

Бездумно пока рассматривая его, я неожиданно обнаружила, что пячусь от окна. А потом развернулась и помчалась к лестнице на первый этаж. Перед входной дверью сдёрнула с вешалки куртку — накинуть на бегу.

Выскочила во двор — в глаза ударило ярким белым светом. Денис вернулся! Резко затормозил — и сразу ко мне.

— Что случилось?

— В саду, Денис, в саду!..

Не дослушав, он обогнал меня, распахнул калитку и исчез за нею, хлопнувшей. Я — за ним. Место запомнила, глядя из окна. Нашла быстро. Да если бы и не запомнила, нашла бы быстро — уже по следам мужа.

Он стоял на коленях перед Исира. Тот лежал, бескрылый, так распластавшись на земле, словно его чем-то опоили, а потом сбросили бесчувственного, с высоты. От неожиданности я всплеснула руками.

— Что… Что с ним?!

— Спокойно. Лиза, помоги мне. Я сейчас подниму его — ты придержи его ноги.

Он просунул руки под тело Исира и начал поднимать. Я бросилась к нему. Схватила феникса за ноги и снова охнула. На щиколотках — тяжеленные кандалы! Это ещё что?! С трудом подняла. Рассмотрела в свете луны — они сплошные! Каким образом?..

— Денис, его снова поймали?!

— Поймали бы — он бы давно сбросил их. Это не человеческие кандалы. Быстрей в дом. Времени мало.

Поневоле дотрагиваясь до кожи ног, я от их ледяного холода леденела сама: он так неподвижен! Неужели?.. Чуть не плача, торопливо шла к дому. Утешало одно: Денис спокоен и деловит. Значит, что-то можно исправить?..

В доме быстро открыла кабинет мужа, в котором он занимался магией. Посредине помещения — большой, длинный стол, на который Денис и уложил феникса.

Я снова взглянула — и сердце замерло, руки невольно ко рту — зажать рвущийся крик: исполосован чем-то (кривыми ножами — мелькнуло заполошно!) так, что тело — сплошь одна страшная рана, волосы запорошены снегом, который не тает, а и как же ему таять, если на фениксе лишь какая-то драная тряпка на бёдрах — от старухиных юбок до сих пор осталась? Глаза чуть открыты и неподвижны. Чёрные. И даже не прозрачные. Рот полуоткрыт — губы бледные. Это сколько ж из него крови выпустили?! Я схватилась за его кисть — пульса нет. Да что же с ним случилось?! И Денис ещё спокоен?!

— Быстро сама на стол! — скомандовал тем временем Денис, возясь у своих стеллажей. — Садись рядом и обнимай.

— Что-о?

— Сама его братом назвала — расплачивайся, — хмыкнул Денис, поспешно подходя к столу с целой пригоршней камней и рассыпая их вокруг Исира. — Быстрее же! Я пока камин разожгу. Так. Садись. И не бойся. К брату ревновать не буду.

Я, ошеломлённая его странным легкомыслием, послушно уселась на стол, а Денис за руки потянул феникса и осторожно прислонил ко мне так, чтобы я смогла обнять его. Голова феникса чуть не упала за моё плечо, пришлось ухватить его за волосы — с перепугу-то! — и держать, прижав к своей голове.

— Ты же предложила ему приходить, когда ему будет плохо. Начинай приводить его в сознание, — усмехнулся Денис, поворачиваясь к камину.

Ничего не понимаю. Муж раньше так ревновал к Исира, а теперь?.. Или то, что я назвала Исира братом, и правда имеет большое значение?

Во всяком случае, передо мной существо, нуждающееся во мне! И, кажется, я его и правда люблю как брата!

Слыша своё сумасшедше бьющееся сердце, я попыталась проникнуться тем же деловым настроем, который уловила в Денисе. Но это тяжело — обнимать почти безжизненное тело, чьи порезы всё ещё медленно и лениво сочатся кровью. Хорошо — сама горячая после бега, легче выдержать прикосновение холодного лица…