— Какими инструментами?! — вскрикнула я, торопливо застёгивая пуговицы халата.

На последней пуговице пальцы похолодели от нового ужаса: музыка, грохочущая на полдома, оборвалась в одно мгновение — стихла чуть не на полуслове! На самом жутком хриплом вопле ненашенского певца! Я ринулась через комнату в прихожую. Чуть не налетела на косяк в темноте. Вовремя отшатнулась, вытянув руки. Нащупала преграду, вспомнила, что выключатель рядом — быстро ударила по кнопке. Света нет! Господи! Да что ж такое делается?!

Судя по тускло сияющему дверному "глазку", свет наличествовал на лестничной площадке. Машинально огладив взлохмаченные со сна волосы, я, почти с разбегу ударив бедром, распахнула незапертую входную дверь.

Одновременно открылась соседняя дверь. На пороге встал Денис. Джинсы, рубаха, застёгнутая чуть не под горло. Он что — вообще спать не ложился?!

— Что происходит? — как ни в чём не бывало спросил он.

Растерянно оглядевшись, у подъездного электрического щита я увидела Даньку. Он как раз деловито захлопнул дверцу щита и решительно зашагал к нам. Притулившийся у моих ног Силушка встревоженно смотрел, как мальчишка встал между мной и Денисом.

Худенький и длинный, Данька для своих лет всё равно оставался ещё маленького росточка. В длинных трусишках, в моих тапках, видимо, кое-как найденных в прихожей, а может, он их месторасположение запомнил, когда снимал ботинки с роликами, он выглядел таким уязвимым — особенно на фоне мощной фигуры Дениса, что я испугалась за него. Да ещё головёнку задрал на тонкой, беззащитной шее — глядеть на тёмную громаду, словно выступающую из тёмной квартиры, да ещё уязвимый — особенно потому, что без верхней одежды. Хотя кулачишки он сжимал довольно воинственно. Но что его кулачишки, когда напротив огромный мужчина?

Я невольно шагнула к Даньке, встала за его спиной, положив руки на его плечи. Хотелось дёрнуть его за руку и уволочь из коридора в квартиру от греха подальше, хотя знала: шевельнись Денис с угрозой для мальчишки — и я буду драться, кричать изо всех сил, кусаться!.. И, наверное, не потому, что успела прикипеть к Даньке, который ещё и прав в этой ситуации, но ещё и потому, что нельзя так: большому и сильному — обижать маленького и слабого. Но только положила руки на горячие костлявые плечи, как Данька ершисто сказал (только сейчас разглядела, что он сжимает в кулачишках ещё и какие-то отвёртки), глядя в лицо Денису:

— Ты, мужик, дурак, что ли? (Я обмерла. Силушка всплеснул руками.) Ты что — не понимаешь, что ребёнок должен по ночам спать, а твой дурацкий музон спать не даёт?! Тогда запоминай: ребёнок должен ночью спать! — почти по слогам отчеканил Данька. — Понял? А музон свой врубай, когда будет семь часов утра — до одиннадцати ночи! Понял? Правила надо знать! А будешь ещё гонять, я тебе не только электричество вырублю, но и ещё чего-нибудь придумаю! Или спать, мужик!

В конце его речи я уже напряглась от страха: вот, сейчас, этот "мужик" как схватит мальчишку, как даст ему!.. Господи, как бы утащить этого "проблемного ребёнка" и спрятать его от всех напастей, которые должны вот-вот обрушиться на него?! Денис неожиданно для меня улыбнулся Даньке, как будто услышал нечто смешное, и кивнул.

— Хорошо. Это я усвоил. Ребёнок должен спать ночью.

— И взрослые, — с напором сказал Данька. — Если только не работают. Спокойной ночи, мужик!

— Спокойной ночи, ребёнок, — слегка насмешливо ответил Денис и непринуждённо раскланялся со мной: — Спокойной ночи и вам. — С последними словами он опустил глаза на домового — и получилось так, что он попрощался со мной и с Силушкой.

Когда до Силушки дошло, что странный сосед кланяется нам обоим, он с изумления такого тоже поклонился. Денис снова усмехнулся в свою щетину, отступил и закрыл перед собой дверь, словно растворившись в тёмной квартире.

Я схватила мальчишку за руку и втащила его в свою квартиру. Силушка, тоже схватившись — но за сердце, юркнул за нами.

— Что ты сделал?! — страшным шёпотом спросила я мальчишку, по инерции боясь, как бы Денис нас не услышал.

— Я спать хочу! — заявил этот наглец.

— Нет, ты мне скажи, что ты сделал!

— Я и отвечаю, — удивлённо ответил Данька. — Я хочу спать, а этот мешает. — Он деловито выкрутился из моих рук и положил на еле видный в темноте трельяж отвёртки, после чего спросил: — Свечки есть? У нас мама всегда держит свечки на кухне.

Выдохнув, я пришла в себя и, стараясь говорить ровно, сказала:

— Я тебя о другом спрашиваю. Что ты сделал, чтобы вырубился свет?

— Кое-что открутил в щите, — сказал "проблемный ребёнок" и вдруг понял: — Лиза, ты испугалась, да? Ты не бойся. Меня током не ударит. Я видел, как папа ремонтировал щит, и знаю, до чего можно дотрагиваться, а до чего нет.

— А я это знаю? — угрюмо спросила я. — Что ты знаешь, а чего — нет? Конечно, испугалась. — Я нагнулась к трельяжу, вытянула нижний ящик. — Свечи вот у меня. Теперь что дальше?

— Электрик завтра придёт и всё сделает, — безмятежно сказал мальчишка. — А я спать пойду. Спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, — машинально пробормотала я, глядя, как он спокойно уходит на кухню, а затем на балкон, даже не дождавшись, когда я запалю свечи.

— Хозяюшка, — потянул меня за рукав халата домовой, взобравшийся на стул рядом с трельяжем. — Нам ведь с тобой тоже на кухню. Холодильник-то…

Напоминание Силушки оказалось кстати. Забрав с трельяжа свечи и воткнув их в подсвечник, без дела стоящий тут же, я поспешила на кухню. Здесь закрыла дверь на лоджию, предварительно заглянув туда: Данька отвернулся носом к стенке и спал. Кажется… Так, теперь холодильник. Скоропортящихся продуктов нет, так что я со спокойной на этот счёт душой остальные продукты быстро сложила в тазик и хорошенько закутала его в шерстяное одеяло. Всё. Временный холодильник есть — несколько часов могу за продукты не переживать…

Так. Теперь можно попереживать за другое.

— Силушка! — позвала я, забравшись с ногами на кровать и накинув на плечи покрывало. Свечи поставила на прикроватную тумбочку. Что-то света захотелось.

— Аюшки? — отозвался домовой.

— Ты очень занят?

Домовой тут же прибежал из кухни, забрался на прикроватную тумбочку же и, озабоченно приглядываясь то к подсвечнику, то ко мне, спросил:

— Али сна ни в одном глазу? Побалакать хочется?

— Нет. Проблемы не со сном. Я спать хочу, но меня мучает пара вопросов. Когда ты к своему соседу бегал про этого квартиранта, про Дениса, узнавать, твой сосед тебе ничего не говорил, спит ли он по ночам?

— Вот не догадамшись спросить-то, — почесал под шляпёнкой свои космы домовой.

— Ну ладно. Ещё такой вопрос. Денис-то… Ты заметил? Он ведь нам обоим поклонился. Твой сосед-домовой ничего про это не рассказывал?

— Тут тако дело, хозяюшка… Если б соседушко знал про то, все бы домовые дома нашего узнали. Мы ведь про тако обязательно говорим друг дружке — кому из жильцов показаться на глаза можно, а кому и нет. Соседушко промолчал — значит, ни сном ни духом о том.

— Ты ему скажешь?

— Конечно! — Силушка даже возмутился. — Про такое знать надо всему нашему сословию! Мы ж тоже хозяевами считаемся. А вдруг соседушко сделает что не так на глазах квартиранта этого? Страсти-то какеи!.. А про сон спрошу у соседушки — обязательно!.. Ой, ужасти… Ой, страсти-то…

Несмотря на волнение и тревогу, оставшиеся после этого страшного для меня происшествия, уснуть удалось сразу. Но то ли таким образом ночное ЧП решило отыграться за быстрое засыпание, то ли ещё что, но сон начался с того, что я увидела город. Не такой, как тот, в котором живу. Но громадный, с высотными зданиями, теснящимися так близко друг к другу, что, почудилось, можно легко перепрыгнуть с одной крыши на другую.

Сон. Исира Чёрный Пёс.

Хозяйственный Дасти успел наловить ещё рыбы, благо она здесь и в самом деле оказалась непуганой, и готовил её про запас в путешествие, о котором не знал ничего, кроме одного: будет неизвестно каким по продолжительности. Итак, он коптил остатки, а Дэй-Асс, насытившийся, чистил оружие, изредка приглядывая за копчением на костре, когда поверхность заводи мягко разошлась волнами и Исира не спеша поплыл к берегу. Выйдя из воды, он не стал встряхиваться, а сразу подошёл к костру и лёг рядом.