– По дороге я видел каких-то странных людей, уходящих отсюда, – сказал сэр Уолтер Кэри. – Это, надо полагать, ваши свидетели? Но что они тут делали в такое позднее время?

Мортон мрачно усмехнулся.

– Они пришли сюда ночью, потому что, явись они средь бела дня, им бы не жить. Это преступники, и они совершили преступление, которое считается в этих краях пострашнее кражи или убийства.

– Что же это за преступление? – с некоторой долей любопытства поинтересовался высокий гость.

– Они помогли полиции, – объяснил Мортон.

Наступило молчание. Сэр Уолтер рассеянно пролистал лежащие перед ним бумаги. Наконец он заговорил снова:

– Понятно, но послушайте, если здешние настроения настолько неуправляемы, необходимо многое взвесить и принять во внимание. Надеюсь, новый Акт дает мне право взять его за загривок прямо сейчас. Но лучшее ли это решение? Любое серьезное народное волнение может не самым лучшим образом отразиться на парламенте, а у правительства есть враги не только в Ирландии, но и в Англии. Я не могу позволить себе пойти на определенные вольности и вызвать этим революцию.

– Все как раз наоборот! – запальчиво воскликнул человек по фамилии Уилсон. – Если вы позволите ему разгуливать на свободе еще хотя бы дня три, вот тогда и начнется настоящая революция. Но в наши-то дни полиция при слаженной работе может решить любую задачу!

– Мистер Уилсон – лондонец, – пояснил ирландский сыщик улыбаясь.

– Да, я – натуральный кокни, – подтвердил Уилсон, – и думаю, все от этого только в выигрыше. Особенно сейчас, как это ни покажется странным.

Сэр Уолтер, кажется, слегка удивился заносчивости младшего офицера и даже еще больше – его легкому акценту, который и так выдавал его происхождение.

– Вы что же, хотите сказать, – поинтересовался он, – что лучше разбираетесь в том, что здесь происходит, только потому, что приехали из Лондона?

– Ну да, это звучит смешно, я знаю, но это действительно так, – с уверенностью в голосе произнес Уилсон. – Я не сомневаюсь, что в этих делах можно навести порядок только новыми методами. Но больше всего я убежден в том, что в первую очередь им нужен свежий глаз.

Старшие офицеры дружно рассмеялись, а рыжеволосый продолжил с некоторым вызовом в голосе:

– Да вы сами посмотрите на факты! Вспомните, как этому типу удавалось уходить каждый раз, и вы поймете, что я имею в виду. Вот как вышло, что он, имея для маскировки только старую шляпу, простоял на поле в виде пугала, и его не обнаружили? А дело все в том, что его искал деревенский полицейский, который знал, что на поле должно стоять пугало, ожидал его там увидеть, почему и не обратил на него внимания. Вот для меня, например, пугало не является чем-то привычным. На улицах города я не натыкаюсь на них каждый день, поэтому и рассматриваю его, замечая в поле. Для меня это нечто новое, на что стоит обратить внимание. И когда он спрятался в колодце, произошла та же самая история. В подобном месте вы готовы увидеть колодец, вы знаете, что он там есть, поэтому не замечаете его. Я же не ожидаю его увидеть, поэтому и замечаю.

– Интересная мысль, – улыбнулся сэр Уолтер. – А что насчет балкона? Балконы-то в Лондоне иногда встречаются.

– Да, только Лондон – не Венеция, и реки под ними обычно не протекают, – ответил Уилсон.

– Действительно, интересная мысль, – повторил сэр Уолтер, и в голосе его послышалось уважение. Он, как представитель привилегированных классов, любил неожиданные идеи. Но вдобавок был наделен способностью критически их оценивать, благодаря чему после должного обдумывания склонен был признать правоту Уилсона.

Набирающий силу рассвет сделал черные стекла окон серыми, когда сэр Уолтер резко поднялся. Остальные тоже встали, приняв его движение за сигнал к тому, что нужно приступать к аресту, но их руководитель на миг глубоко задумался, точно осознав, что оказался на распутье.

И тут наступившую тишину пронзил истошный протяжный крик, донесшийся с темных болот за окном. Последовавшая за этим мертвая тишина показалась им еще более поразительной, чем сам вопль, и продлилась она до тех пор, пока Нолан не произнес дрожащим голосом:

– Это банши[17]. Кто-то должен умереть.

Его вытянутое с крупными чертами лицо сделалось совсем белым. Нетрудно было вспомнить, что он был единственным ирландцем в этой комнате.

– А я знаю, что это за банши, – довольным голосом произнес вдруг Уилсон, – хоть вы и считаете, что я ничего не знаю об этих вещах. Я сам с этой банши разговаривал час назад. Это я послал ее к башне с указанием пропеть вот так, если она увидит, что наш друг пишет свою прокламацию.

– Вы говорите о той девушке? Бриджит Ройс? – спросил Мортон, строго сдвигая белоснежные брови. – Она даже на такое пошла?

– Да, – ответил Уилсон. – Я, как вы говорите, очень мало знаю о местных поверьях и традициях, но мне прекрасно известно, что в гневе женщины ведут себя примерно одинаково во всех странах.

Однако Нолан все еще был сам не свой.

– Нехороший это крик и нехорошая эта затея, – мрачно произнес он. – Пропадет принц Майкл – кто знает, может еще много чего пропадет. Когда в него вселяется дух, он дерется, как одержимый. Он сбежит, построив лестницу из трупов; если вокруг него прольется море крови, он и его переплывет.

– И это истинная причина ваших суеверных страхов? – чуть насмешливо поинтересовался Уилсон.

Тут бледное лицо ирландца потемнело, он вскипел.

– Я у себя в графстве Клэр видел не меньше убийц, чем вы на своей станции Клапам, мистер Кокни! – вскричал он.

– Прекратите, – строго произнес Мортон. – Уилсон, вам никто не давал права комментировать поведение вашего начальника. Надеюсь, когда дойдет до дела, вы сами окажетесь таким же мужественным и надежным человеком, каким всегда был мистер Нолан.

Бледное лицо рыжеволосого сделалось чуточку бледнее, но виду он не подал и в ответ не произнес ни слова. Сэр Уолтер повернулся к Нолану и подчеркнуто любезно сказал:

– Что ж, может быть, пойдем и покончим с этим делом?

Рассвет уже полностью вступил в свои права, оставив широкую белую щель между исполинской серой тучей наверху и огромным серым пространством внизу, за которым на фоне моря и поднимающегося солнца вырисовывалась одинокая башня.

Что-то в простоте и примитивности ее очертаний наводило на мысль о рассветах первых дней земли, о тех доисторических временах, когда и сами цвета еще не существовали, когда облака и землю разделял только солнечный свет. Эти мертвые оттенки оживляла одна-единственная золотая точка – свеча в окне башни, все еще заметная в разгорающейся утренней заре. Когда сыщики в сопровождении полицейского отряда рассыпались вокруг башни полумесяцем, отрезая все пути к бегству, огонек в башне дрогнул, как будто его чуть-чуть подвинули, и погас. Они поняли, что находившийся внутри увидел, что уже достаточно светло, и задул свечу.

– Там ведь есть и другие окна? – спросил Мортон. – И дверь, разумеется, где-то за углом? Только в круглой башне углов нет.

– Еще один пример в пользу моей скромной гипотезы, – спокойно заметил Уилсон. – Именно на эту странную башню я в первую очередь обратил внимание, когда только приехал в эти края, и я могу о ней рассказать побольше остальных… По крайней мере, о ее наружном виде. У нее всего четыре окна. Одно – совсем близко к этому, но отсюда его не видно. Это окна первого этажа, так же как и третье, с другой стороны. Они расположены треугольником. Четвертое окно находится прямо над третьим. Я думаю, это уже следующий этаж.

– Там не этаж, а что-то вроде галереи, к ней ведет приставная лестница, – сказал Нолан. – Я в детстве играл там. Вся эта башня – всего лишь пустая оболочка. – И его грустное лицо сделалось еще грустнее. Наверное, в эту секунду он подумал о печальной участи своей родины и о том, какую роль он сам в этом играл.