Откуда Мэтьюзу было знать, что она не хочет делить со своим мужем спальню? Если бы у нее имелась отдельная комната, всегда можно было бы сослаться на головную боль и ускользнуть от Доминика… Но, увы, такой возможности у нее, оказывается, не было. Что ж придется полагаться только на силу воли.

– Благодарю, все замечательно. – Доминик наконец-то улыбнулся старику. Его, похоже, отсутствие второй спальни нисколько не огорчило.

– Я прикажу, чтобы вам принесли ужин сюда. Доброй ночи. – Мэтьюз снова поклонился и шагнул к двери.

Кэтрин охватила паника. Она прекрасно знала: едва дверь за дворецким затворится, придет время искушений.

– Доброй ночи, – сказала она в ответ. Несколько минут спустя дверь за стариком закрылась, и они с мужем остались наедине.

– Ты мог бы держаться и поприветливее, – заметила Кэтрин. Она принялась расхаживать по комнате.

Комната действительно была замечательная, однако взгляд Кэтрин то и дело обращался к кровати, высившейся напротив камина. Эта кровать была создана для греха.

– Я что-то не так сказал? – с невиннейшим видом осведомился Доминик. Он ни на секунду не сводил взгляда с жены – следил за ней, как коршун за добычей.

Кэтрин снова покосилась на кровать, но тут же ответа глаза. Она все острее ощущала близость мужа, и ей казалось, что в комнате становится все жарче. Увы, даже после заявлений, которые он сделал в карете – о том, каким должен быть их брак, – она все равно испытывала к нему влечение, и это влечение с каждой секундой усиливалось. Да, ее влекло к этому мужчине… как мошку на огонь.

Чтобы как-то отвлечься, Кэтрин решила отчитать супруга.

– Ты был слишком резок с ним, – заявила она. – И ты не удосужился успокоить старика, хотя совершенно очевидно, что и он, и все остальные слуги очень боятся потерять место.

Собравшись с духом, Кэтрин наконец-то осмелилась посмотреть мужу в глаза. Эти серые глаза притягивали ее и согревали… И они заставляли забывать о том, что необходимо было помнить.

Не ответив ни слова, он сделал шаг к ней, и она затаила дыхание. До чего же тяжело было противиться ему, когда он смотрел на нее так, как сейчас. От этих ярких глаз и от этой его улыбки она словно таяла.

Внезапно Кэтрин поняла, что у нее подгибаются колени.

– Т-ты, должно быть, устал, – пролепетала она, крепко вцепившись в штору; ей казалось, что если она не будет держаться, то не устоит на ногах и непременно упадет.

Доминик приблизился к ней еще на шаг.

– Меня терзает голод, – проговорил он рокочущим голосом, который проникал ей в самую душу.

Она ухватилась за двусмысленность этого заявления – будто это был спасательный круг.

– Да-да, понимаю… Сейчас я позвоню и узнаю, как там насчет нашего ужина. А то мы можем и спуститься… Посмотрели бы, как выглядит столовая, – добавила она с отчаянием в голосе.

Доминик ухмыльнулся:

– Дорогая, ты прекрасно поняла, какой именно голод меня терзает.

Колени у нее снова подогнулись, но она каким-то немыслимым усилием воли сумела устоять на ногах. Только не поддаваться!» – кричала она мысленно – и в то же время трепетала в предвкушении ласк и поцелуев мужа.

Кэтрин еще крепче вцепилась в парчовую штору и, судорожно сглотнув, проговорила:

– Что ж, я готова выполнить свой супружеский долг, если это так необходимо. – Она надеялась, что слова «супружеский долг» расхолодят мужа.

Доминик весело рассмеялся. Судя по всему, он и не думал отступать. Кэтрин мысленно отчитала себя за глупость. Было совершенно ясно: муж прекрасно все понимал, и обмануть его не удастся. Да-да, он знал, что она желала его так же, как он ее.

Стараясь скрыть свои чувства, Кэтрин отвернулась к окну.

– Неужели ночью все было так ужасно? – спросил Доминик.

В следующее мгновение он оказался прямо за ее спиной, и Кэтрин почувствовала его дыхание. А затем губы его прижались к ее шее, и Кэтрин невольно вскрикнула – ее словно горячей водной окатило.

– Нет, отчего же?.. Было совсем неплохо. Очень даже неплохо. – Она чуть не задохнулась, когда он расстегнул верхнюю пуговку у нее на спине.

– А это тебе не нравится? – Он лизнул языком ее шею.

– Нет, это слишком уж… – «Как чудесно!» – промелькнуло у нее. – Это слишком уж необычно.

Он расстегнул еще одну пуговку, и губы его спустились пониже. Она попыталась совладать с собой, не застонать от наслаждения, однако не удержалась от стона.

Доминик снова рассмеялся.

– Значит, тебе не хочется, чтобы я так делал? – Он расстегнул последнюю пуговку, и спину ее словно охватило пламенем от прикосновения его жарких губ.

– Н-нет… – прошептала она.

– А может, лучше так? – Его рука скользнула ей под платье и под рубашку. Затем он осторожно опустил платье с одного плеча и положил ладонь на ее обнажившуюся грудь.

– Нет-нет…

Ей хотелось еще что-нибудь добавить, но она не могла вымолвить ни слова. К тому же все мысли мгновенно вылетели у нее из головы; она даже забыла, почему нельзя было допускать сближения с мужем. Да, она совершенно ничего не помнила, и ей оставалось лишь наслаждаться ласками Доминика.

– А так?.. – Он легонько коснулся большим пальцем ее соска, и она громко вскрикнула; ей казалось, что пламя, охватившее все тело, вот-вот сожжет ее дотла.

– О Боже! – Она прислонилась спиной к груди мужа. – Пожалуйста, не надо.

Она умоляла его. Умоляла остановиться. И при этом страстно желала его.

Тут снова послышался смех Доминика, а затем он повернул ее лицом к себе и тотчас же впился поцелуем в ее губы. Кэтрин почувствовала, что ноги ее стали совсем ватными, кровь же, казалось, закипела в жилах.

Наконец он прервал поцелуй и заглянул ей в глаза.

– А уж этого ни в коем случае не делать, верно, Кэт? – Муж внимательно смотрел на нее, ожидая ответа.

Она едва заметно кивнула:

– Ни в коем случае.

Он поджал губы и вдруг отстранился от нее.

– Что ж, очень хорошо. Я не стану брать то, что предложено мне не по доброй воле.

Доминик сделал шаг назад, и Кэтрин уставилась на него в недоумении. Он что, уходить собрался? А ее так и оставит? Оставит трепещущую от желания? Но это… Это непостижимо.