– Знаешь, ты бы лучше снял с себя одежду, – прошептала она и осторожно поцеловала мужа в плечо.
– Снять? – Он взглянул на нее с улыбкой. – Но зачем? – Доминик пытался убедить себя в том, что прекрасно владеет собой, но чувствовал, что у него это не очень хорошо получается.
Кэтрин поняла, что краснеет.
– Видишь ли, если ты тоже будешь голый, я буду меньше стесняться, – ответила она, тоже улыбнувшись.
Откровенно говоря, она уже нисколько не стеснялась, ей просто было очень любопытно. Да, ей хотелось как следует рассмотреть тело мужа, хотелось рассмотреть его так, как он рассматривал ее.
Прежде чем выполнить просьбу, он склонился к ее губам и снова поцеловал. Поцелуй этот был нежным и в то же время необыкновенно страстным – так муж ее еще ни разу не целовал. Затем, оторвавшись от ее губ, он встал с постели и в одно мгновение скинул с себя оставшуюся одежду. Он предстал перед ней в слабом свете догорающего камина, и теперь уже нечего было дорисовывать с помощью воображения. Теперь она увидела то, что так хотела увидеть.
Доминик был сложен как бог. Широкие плечи, узкие бедра, мускулистые руки и ноги… и возбужденная плоть, вздымавшаяся от паха, – он был сама мужественность, должно быть, именно таким рисовался идеал Творцу, когда он создавал Мужчину.
Когда муж ее забрался обратно в постель, она почему-то смутилась. Возможно, до нее только сейчас дошло, что все происходит на самом деле. Не во сне. Да, этот мужчина со сверкающими серыми глазами и безупречным телом – он ее муж, а она его жена. До гроба.
Доминик коснулся губами ее губ и настойчивыми и нежными ласками добился от нее пылкого ответа. Когда она подалась навстречу ему и обвила руками его плечи, он чуть сдвинулся и лег на нее. Тело его прижалось к ее телу. И ни один дюйм ее роскошного тела не остался вне его досягаемости. Но все равно этого было мало. Он хотел соединиться с ней полностью. Стать с ней одним целым.
– Доминик… – прошептала она тихонько между жаркими поцелуями.
– Мм?.. – Он зашел уже так далеко, что почти не воспринимал членораздельную речь – для него существовали только ощущения. И предвкушение.
– Доминик, я готова. – Глаза ее сверкали желанием. – Ты сказал, что хочешь, чтобы я была готова. Я готова.
Его тело конвульсивно дернулось при этих ее словах. Святая невинность! Она даже не представляет, что произойдет, когда он проникнет в нее. Она понятия не имеет о том, какая боль ознаменует ее вступление в царство чувственных наслаждений – как бы он ни старался действовать осторожно, все равно будет больно. Но он уже не мог больше терпеть. К тому же ему было известно, что одно мгновение боли можно компенсировать тысячей ласк.
– Хорошо, дорогая. – Доминик осторожно раздвинул ноги жены, затем улегся на нее, и его возбужденная плоть коснулась ее лона.
Кэтрин тихонько вскрикнула, когда муж придавил ее всем своим весом. Затем он начал осторожно продвигаться вперед, и у нее перехватило дыхание. Это было удивительное ощущение – оказывается, ее тело создано так, что способно было растянуться и охватить его, принять его в себя, точно он самой судьбой был предназначен к тому, чтобы стать ее частью. Она закрыла глаза и наконец-то сделала глубокий вдох.
Внезапно он остановился.
– Прости, Кэт. Сейчас станет больно, но боль скоро пройдет.
Прежде чем она успела кивнуть и приготовиться, он взял ее за бедра и вошел в нее полностью. Боль заставила ее прикрыть глаза, и она снова вскрикнула. Но боль действительно прошла очень быстро.
– Прости, – повторил Доминик и поцеловал ее в шею.
Она чуть приподняла голову и прижалась губами к его губам.
– Не беспокойся, уже не больно. Совсем не больно.
Несколько секунд спустя Кэтрин уже не помнила о боли, она совсем о ней забыла – все вытеснило восхитительное ощущение, возникшее оттого, что она стала частью Доминика и принадлежала ему.
– Теперь тебе уже никогда не будет больно, – тихонько прошептал он ей в самое ухо. – Никогда…
Затем он стал двигаться, и бедра его словно описывали круги. Кэтрин прикрыла глаза и негромко застонала. Как такое может быть? Неужели возможно такое наслаждение? И наслаждение это с каждой секундой становилось все более острым.
В какой-то момент она вдруг поняла, что двигается в такт движениям мужа, подаваясь каждый раз ему навстречу. Дыхание со свистом вырывалось из его рта, и это казалось ей музыкой, потому что она поняла: ему так же трудно сохранять самообладание, как и ей. Он стал двигаться быстрее, все глубже проникая в нее, и наслаждение вновь поднялось волной. Мышцы ее дрожали мелкой дрожью, бедра сами собой поднимались ему навстречу, и стоны, которые она уже не в силах была сдержать, то и дело срывались с ее губ.
Они возносились все выше, приближаясь к вершинам блаженства, и Кэтрин понимала, что момент этот приближается, но не знала, что это такое. Знала только, что никогда ничего так не желала, как этого мгновения. Ей страстно хотелось освобождения, но так же сильно хотелось, чтобы чудесные ощущения, которые она сейчас испытывала, никогда ее не оставляли.
А потом она и вовсе утратила способность думать – пузырек наслаждения, который все рос и рос внутри ее, внезапно лопнул, и Кэтрин, содрогнувшись всем телом, громко застонала и затихла, откинувшись на подушки. Несколько секунд спустя Доминик присоединился к ней с хриплым криком, эхом разнесшимся по комнате.
Какое-то время оба лежали неподвижно. Кэтрин по-прежнему прижимала мужа к себе, отнюдь не выказывая желания высвободиться из его объятий. А он, пожалуй, и не смог бы сейчас ее отпустить. На него навалилась приятная усталость, и в эти мгновения он думал о том, что мог бы лежать так бесконечно долго. Как странно… Ведь обычно он торопился освободиться от объятий любовницы сразу после семяизвержения. Ему никогда не нравилось шептать в темноте фальшивые слова любви и одаривать женщину ласками, которые должны были свидетельствовать о нежных чувствах.
Но с Кэтрин все вышло по-другому. Лежа в ее объятиях и обнимая ее, он испытывал совершенно новое для него наслаждение, прежде ему неизвестное.
– Я делаю тебе больно? – прошептал он, поцеловав ее за ухом.