На высоком лесистом холме притаилась небольшая усадьба, окруженная со всех сторон запущенным диким садом, густая зеленая трава до половины скрывала глиняные стены, а среди нее пробивалось несметное множество цветов. Старые плодовые деревья увивал дикий виноград, меж раскидистых ветвей порхали бабочки и пели птицы. И всей этой веселой, свободной и прекрасной жизни давал силы прозрачный, холодный ручей. Он вытекал из-под дома, где бил родник, и торопился через сад, к склону горы, чтобы постранствовать по земле и найти успокоение в каком-нибудь тихом, уютном озерке.

Вот этот сад и ручей больше всего остались в памяти Гуэль — все свое детство она гуляла там и играла с цветами. Особенно девочка любила весну, когда цвели яблони и воздух наполнялся тонким нежным ароматом. Тогда даже ветер обходил усадьбу стороной, чтобы не потревожить волшебное благоухание сада. Однажды утром Гуэль подбежала к особо нарядной яблоне и стала целовать ее цветы, как вдруг ей привиделся маленький прозрачный человечек с блестящими крылышками за спиной. Он выскользнул из бутона и, сияя улыбкой, в свой черед обнял девочку.

— Это мой первый поцелуй в жизни! Спасибо тебе, я буду всегда любить тебя!

Пожалуй, этот момент и был самым счастливым у Гуэль. Она откуда-то знала, что перед ней эльф, дух яблоневого сада, она чувствовала великие силы Природы, она всем сердцем принимала дарованный ей Богом мир.

Но увы, недолгими оказались дни радости. Как холодное дыхание северных краев, в страну ворвалась смертельная зараза чумы и принялась опустошать землю. Отчаяние охватило людей и поразило их безумием. Здоровые уничтожали больных и сжигали их дома, близкие зараженных обрекались смерти вместе с чумными без разбора, Гуэль без содрогания не могла вспоминать, как слегли ее родители, как кроваво-черным крестом отметили их дом, как ночью, гремя оружием, пьяная ватага рыцарей ворвалась в дом и подожгла его со всех сторон. И кому, как не эльфу, обязана она своей жизнью. Он влетел в разбитое окно, вывел Гуэль из огня в сад и спрятал под кустом, у ручья. Когда наступило утро, девочка увидела на месте дома лишь дымящиеся развалины. Она не знала, куда идти, и умерла бы с голода, но, к счастью, сад был полон спелых яблок, и она переждала это тяжелое время. Дальше были долгие скитания по людям, из семьи в семью, пока она не выросла. Хмурый идальго дон Амбросио взял ее горничной и сиделкой его больной жене, синьоре Терезе.

Новая жизнь была трудной. Яркое детство затаилось в Гуэль, и она все казалась себе беззаботным ребенком, хотя на самом деле она была уже взрослой девушкой.

Она не скоро освоилась бы с действительностью, если б у нее не было верного друга. Когда она покидала усадьбу, за ней увязался пушистый дымчатый котенок, и она подозревала, что в животном скрывается ее добрый эльф. Так или иначе, она не чувствовала себя одинокой.

Встреча с хозяйкой встревожила Гуэль, Донна Тереза боялась яркого света, и в ее покоях всегда царил полумрак, мешая уборке и общению, — не видя выражения лица, нельзя было понять, шутит хозяйка или говорит серьезно, улыбается или полна печали. Низкий, грудной голос напоминал музыкальный инструмент, который в угоду разуму прятал чувства. Донна Тереза обладала поразительной красотой, которую не мог скрыть сумрак, но болезнь делала ее капризной и раздражительной. Ни слова упрека не слышала Гуэль, но буквально ощущала, как молчаливые слезы закипают в огромных темных глазах донны Терезы, как светлыми ручьями они стекают по бледной бархатной коже, как страдальческие морщинки бороздят высокий чистый лоб и лицо каменеет в судороге подавленного крика, Гуэль терялась в эти моменты и не знала, что делать. Однако в иное время госпожа вела себя с нею как заботливая мать, учила девушку пению, танцам и придворным манерам.

Дон Амбросио редко общался с Гуэль, погруженный в свои заботы. Дела его шли плохо, ему трудно было содержать больную супругу, которая уже несколько лет не выходила из комнаты. Таким образом, горничная работала за кусок хлеба и крышу над головой.

Котик Гуэль ладил и с хозяйкой, и с идальго, и одного его появления часто бывало достаточно, чтобы рассеять печаль. Он сновал по подоконникам, раскачивался на люстрах, карабкался по шторам, а когда его пируэты не вызывали улыбки, он забирался на плечи и заводил свою бесконечную колыбельную песенку. Чье сердце не смягчилось бы от его ласки и доверчивости.

Но вот пришел конец и этой жизни. Старый герцог Хуан Оливарес устраивал бал по случаю дня своего рождения и приглашал на праздник всех жителей подвластного ему края. Самые знаменитые исполнители фламенко должны были показать свое искусство. Наградой победительнице в пении и танце было платье королевы, которое разрешалось надеть лишь на один вечер. История этой традиции насчитывала десять лет. В то время случилось странное событие — неожиданно пропала испанская королева, прекрасная донна Инезилья, а на берегу реки Тахо было найдено ее платье, которое герцог Оливарес, рискуя головой, отказался отдать королю Фернандесу. Культ исчезнувшей красавицы обрастал многими слухами и домыслами. Рассказывали, что донна Инезилья вскружила голову троим кавалерам, одним из которых был герцог. Но чего только не наплетут досужие языки.

Меж тем донна Тереза позвала Гуэль и объявила, что та должна ехать на праздник вместе с доном Амбросио. Девушка вначале обрадовалась, но потом испугалась.

— Ты была хорошей ученицей и можешь танцевать и петь не хуже других, — утешила ее донна Тереза. — Я хочу, чтобы ты выступила на состязании фламенко. Кто знает, если ты победишь, мы поправим свои дела. Твой господин тоже будет принимать участие в турнире. Кому-то из вас должно повезти.

В ночь перед отъездом в Таррагону, где готовился праздник, Гуэль не могла найти своего кота, зато ей приснился эльф и научил ее старинной эльфийской песне.

— Эта мелодия и слова хорошо сочетаются с ритмами кастаньет, — пояснил ночной гость.

Утром хозяйка благословила мужа и горничную.

— Будет лучше, если тебя представят как нашу родственницу, — сказала она Гуэль. — Желаю тебе победы. Ты же, дон Амбросио, возвращайся таким, какой ты есть. Для меня важнее всего твое сердце. Пока в нем живет любовь ко мне, мое существование имеет смысл.

Бал у герцога ослепил Гуэль своей роскошью. Сотни идальго в сверкающих нарядах, прекрасные дамы, веселые шуты, вдохновенные трубадуры… Толпы гостей танцевали, пели, веселились. Столы ломились от яств, звон оружия на турнире заглушал звуки труб. Наконец наступило время состязания фламенко. Одна за другой выходили в зал прославленные красавицы, голосом и танцем они рассказывали сюжеты своих баллад. Гремели кастаньеты, выбивали сумасшедшие дроби каблуки, звенели гитары и надрывались задыхающиеся от страсти голоса — казалось, что колонны раскачиваются, а лепнина высоких готических потолков дрожит и осыпается пылью. Мастерство танцовщиц, несомненно, превосходило содержание баллад. И тем неожиданней было выступление Гуэль. Робкие шаги начала, сопровождаемые трогательной мелодией, постепенно становились все уверенней. Печаль чередовалась с внезапными вспышками радости и счастья. Как спираль закручивались мотив и сюжет старой баллады. В ней повествовалось о любви юного эльфа и дочери людей. Они страдали, не имея возможности соединиться, но предпочитали боль встречи слепым радостям обычной жизни. Наградой им был дар бессмертия за их преданность и верность друг другу. Но не простота и безыскусность слов, не глубина и искренность музыки потрясли собравшихся, нет. В какой-то момент словно волшебные чары коснулись Гуэль. Лицо ее засияло небесным светом, глаза вспыхнули звездами, волосы разлетались морским прибоем, фигура, извиваясь, понеслась по кругу раненой птицей. Словно четыре стихии влились в ее тело, сделав его своей грезой. Воздух подарил ее невесомостью, земля — гармонией формы и души, огонь придал ей немыслимую яркость красок, вода наделила пластичностью ее движения, переливающиеся одно в другое. Гуэль закончила выступление, а зал еще долго молчал, не в силах шелохнуться и вздохнуть. Толпа продолжала видеть в ней сказочную красавицу, зажигающую сердца. Герцог Оливарес сошел с трона, чтобы приветствовать ее, и, когда она облачилась в платье королевы, все как один преклонили перед ней колени.