Уллис принимает сдачу: на двадцать крон больше положенного.

Йенна не понимает, как Уллис удаются такие штуки.

— Ну, пойдем пить кофе, — решает Уллис. — Хочу еще бесплатных открыток.

В кафе «У Карин» есть свободные диваны, и Уллис бросает сумку на один из них, чтобы занять место. Потом сгребает несколько десятков открыток со стойки и покупает кофе себе и Йенне.

Йенна видит, что в дальнем углу сидит Малин-Уродка. Вид у нее одинокий, она смотрит в окно, робко съеживаясь, если кто-нибудь проходит мимо. Сначала Йенне хочется помахать рукой и поздороваться, но потом она спрашивает себя: зачем? Она ведь никогда не здоровалась с Малин-Уродкой. Никто не здоровается с Малин-Уродкой.

И Малин-Уродка словно читает мысли Йенны, их взгляды встречаются среди табачного дыма, банановых пирожных, чашек с горячим кофе.

Малин-Уродка не улыбается. Она смотрит ненавидящим взглядом. Но не на Йенну, а на Уллис. А Уллис сидит как ни в чем не бывало, выпячивает грудь, закинув ногу на ногу, посасывает сигаретку. Может, замечает. Может, нет.

Йенне знакома мысль, которую выражает взгляд Малин-Уродки.

Когда-то это была ее мысль.

Но иногда все меняется. Иногда мир переворачивается, иногда все становится не таким, как прежде.

Малин-Уродка рывком поднимается со своего места, пинком задвигает стул и спешит к двери, которая говорит «дзин-нь!», когда кто-нибудь выходит.

И когда кто-нибудь входит.

Дзин-нь!

Сакке, Тоббе, Никке и Этот-Как-Его-Там входят в кафе, и Малин-Уродка случайно толкает Тоббе в плечо.

— Ты чего, блин! — рявкает он.

Сакке, кажется, собирается повернуться и уйти, увидев диван в зоне для курильщиков, но трое его спутников не дают сбежать.

— Черт, ну и придурок, — говорит Уллис, пока парни еще далеко.

— Можно присесть? — спрашивает Тоббе, с ухмылкой пялясь на обтягивающую майку Уллис.

— Садитесь, — отвечает Уллис, дымя ему в лицо.

Когда Никке, Тоббе и очень смущенный Сакке уходят за кофе, Уллис склоняется к Йенне.

— Видала? — раздраженно шепчет она. — Ему все еще стыдно, что он ко мне клеился. А это было сто лет назад. Вот придурок! Блин! Я скучаю по Хенке. Ты знала, что у него новая девчонка?

— У Хенке? — переспрашивает Йенна.

— Нет, у Сакке, — Уллис снова откидывается на спинку дивана: парни идут к столику с чашками.

Йенна мотает головой. Нет, она не знала, что у Сакке новая девчонка. Она очень, очень давно не думала о Сакке, о Сакариасе. Она не видела его сто тысяч лет, а теперь увидела и вспомнила, какой он был пьяный, когда они целовались, как это было важно для нее, и как по-дурацки все закончилось, и как давно это было, и как он напился на собственной вечеринке, и как он приставал к Уллис, и как по-идиотски он себя вел, точно как Юхан и остальные дурацкие парни, и как он ведет себя сейчас — как придурок! Йенна не может понять, что она вообще в нем нашла.

Черные волосы.

So what?[14]

— Тебе надо пойти на вечеринку, — повторяет Уллис. — Ты это заслужила. Тем более что может прийти Якоб.

Уллис улыбается. Йенна улыбается в ответ, ей совершенно наплевать на Якоба, ей совершенно наплевать, что он сказал, будто Йенна хорошенькая. Но все-таки. Настроение улучшается.

— Ладно, — говорит она. — Приду.

Вещи из всей квартиры постепенно сползаются к ящикам и коробкам.

Бабушка бегает туда-сюда, в кладовую и обратно, на чердак, в подвал. Привозит из магазина коробки из-под бананов. Подписывает «Хрупкое!» или «Вещи Лив» или «Кухонная утварь».

— Может быть, и тебе начать собираться? — повторяет она, встречая Йенну, и морщит нос, недовольная громкостью музыки в ее комнате.

— Времени еще много, — отвечает Йенна.

— Не так уж и много! — фыркает бабушка. — Пора начинать.

Дедушка все больше возится с виллой, пытается навести порядок. Он нашел покупателя: семью с двумя детьми, «Вольво» и пуделем по кличке Черныш.

— Как пусто у вас в прихожей стало, — говорит Уллис в воскресенье, когда они с Йенной приходят домой к Вильсонам «делать уроки». Обе знают, что будут болтать о пустяках и пить кофе литрами. Наконец-то Йенна взаправду полюбила кофе.

— Знаю, — отвечает Йенна. — Ужасно пусто. Как в доме с привидениями.

— Ну да.

Уллис падает на кровать, поднимает руку — браслеты блестят.

— Гляди, — говорит она. — Хенке подарил.

Йенна берет Уллис за руку, чтобы разглядеть.

— Красивые, — говорит она. — У вас опять все хорошо?

Уллис кивает, она светится. Хенке пришел на вечеринку Карро две недели назад, пьяный в стельку, но не жалкий. Его не приглашали, он просто знал, пробрался сквозь толпу, как путешественник через заросли в джунглях, и, пошатываясь, но уверенно подошел к Уллис, которая сидела на диване с бокалом вина — единственным бокалом вина на той вечеринке, они с Йенной и вправду «спокойно тусили».

«Хочу быть с тобой, — только и сказал Хенке. — Понимаешь? Я хочу быть с тобой».

Получилось как в кино, народ даже зааплодировал, когда Хенке поцеловал Уллис, та уронила бокал, а Карро с ужасом стояла и смотрела на расползающееся по ковру пятно.

«Я его слишком сильно любила, понимаешь? — объясняла потом Уллис Йенне. — Жутко странно. Я его слишком сильно любила, потом испугалась и бросила его. Но он все понял. Он безумно хороший».

— И гляди, какие он мне слал вчера эсэмэски с вечеринки! — Уллис протягивает Йенне свой мобильный.

Йенна читает.

(20.03) Уллис. Хочу, чтоб ты была здесь. Будет веселее!! ПРИХОДИИИ

(21.15) Никке наблевал. Вообще дурак. Клеил Лиселотту (?!!) Скучаю по тебе, увидимся завтра?

(22.31) Увидимся СЕЙЧАС?? ДААА

(00.19) Уллис. Ты лчше всех. Любля теб!?!

(01.59) без тебя мня нет. Целу

(03.12) я, — Да, под конец он, конечно, набрался, — хихикает Уллис.

— Все равно мило, — отвечает Йенна. — Такой романтичный. «Без тебя меня нет»!

— «Мня»! — ухмыляется Уллис.

Их смех прерывает осторожный стук в дверь.

— Да? — отвечает Йенна.

— Йенна, слушай, — в комнату заглядывает бабушка. — А, Ульрика здесь.

Йенна догадывается, что бабушка недолюбливает Уллис — взгляд в обрамлении синих ресниц не выражает особого удовольствия при виде ее вызывающей одежды.

— Можешь подойти? — просит бабушка.

Йенна закрывает за собой дверь, и бабушка произносит всего одно слово — и не знает, как продолжать.

— Психолог.

— Да? — Йенна опускает взгляд.

— Да, — неуверенно продолжает бабушка. — Прости, что завожу разговор сейчас, но мне кажется, что лучше сразу разобраться… Ты ведь туда не ходила, да, Йенна? Правда?

Йенна хочет сказать «ходила», но голова сама крутится из стороны в сторону: нет.

— Ведь это давний разговор, я не хотела наседать, но может быть, все-таки лучше сходить, а, Йенна?

Бабушка что-то ищет в Йеннином взгляде — что-то, чего она никогда там не найдет, Йенна не позволит.

— Но может быть, так будет лучше? — упрямо продолжает бабушка. — Тебе же надо… Ты должна… в общем, нам с дедушкой кажется, что тебе станет лучше, если ты с кем-нибудь поговоришь… с профессионалом. Так что, может быть, подумаешь еще и сходишь все-таки? Ты можешь прийти в любое время, они же сказали.

Умоляет бабушка. Йенна все мотает головой. Пока бабушка говорила, она мотала головой.

— Нет, — говорит она. — Не сейчас.

Я туда не пойду.

— Но Йенна…

— Нет, говорю! Вешалка старая, слышишь меня? Я туда не пойду.

Йенна сама не понимает, откуда взялась «старая вешалка». Она никогда так не называла бабушку, она вообще никогда никого не обзывает, а сейчас вот вырвалось. Йенна убегает в свою комнату, чтобы не видеть расстроенную бабушку.

Уллис садится на постели. Вертит свои браслеты. Йенна садится рядом, потом встает, включает музыку с компакт-диска, возвращается к кровати.

— Психолог, — произносит Уллис, даже не пытаясь скрыть, что слышала разговор через дверь. — Не хочешь туда идти?