Я вспомнила, как стояла во дворе школы-интерната, которую посещала, пока жила в Канаде. Мне было шестнадцать лет. Я смотрела в небо, там, в вышине, парила птица. И тогда я открыла, что мысленно могу перевести линию этого полета в звук.
- Попробуй что-нибудь, Элис, - сказал Сэм. Забавно было услышать, как он называет меня по имени. Я в самом деле не могла припомнить, чтобы раньше Сэм обращался ко мне по имени. Ну надо же! Очевидно, произошел смелый скачок в глубины неведомого - или что там я сегодня делаю, если доктор Голдинг так напрягся и вспомнил, как меня зовут!
У меня вырвался смешок, но я решила не рассказывать эту шутку Сэму; все это было слишком сложно. Кроме того, я не возражала, когда Сэм вплоть до сегодняшнего дня не называл меня по имени. Это было частью присущей ему робости.
Я улыбнулась Сэму: «Что?»
- Вытяни свою руку перед собой и посмотри на нее.
Это казалось довольно простым делом. Я подняла правую руку и застыла от удивления. Я привыкла к своей прелестной, сильной руке с пальцами пианиста, но теперь по всей ее поверхности носился целый рой невероятно крошечных точек. Я знала, что это такое, и не нуждалась ни в чьих подтверждениях.
- Боже мой! Так вот как выглядят атомы!
Я повернула голову к Сэму и увидела самую широкую из его улыбок.
Он так рад -для него это зрелище тоже, должно быть, поразительно - видеть, как кто-то впервые открывается всему этому.
Я вернулась к рассматриванию своей руки и продолжала наблюдать, как странные силы прорывались сквозь кожу и кружились вокруг. Потом я посмотрела на огромный дуб, на все остальные деревья и их листья, на растущую вокруг траву - все было проникнуто этим беспрерывным движением.
Все есть энергия, энергия, принимающая форму травинок, кроликов, человеческих тел и камней, но мы живем в мире, где нас учат видеть все неизменным, неподвижным, сплошным. Интересно, в каком возрасте мы перестаем видеть этот уровень действительности? Должно быть, в самом раннем.
- Хочешь поделиться своими мыслями? - спросил Сэм.
Я поняла, что он был очень внимателен ко мне, он хотел знать, что со мной происходит, и в то же время не собирался вмешиваться больше, чем надо. Я почувствовала прилив нежности к этому дорогому, упрямому, замечательному индивидуалисту, этому любящему одиночество человеку, которому пришлось преодолеть много препятствий, чтобы открыть мне двери в этот чудесный мир.
Я посмотрела прямо в его глаза и сказала: «Спасибо, Сэм. Огромное тебе спасибо за то, что подарил мне этот день». Сэм моргнул, энергично потер свой нос, пробормотав, что день еще не закончился; впереди был еще долгий путь.
- Сэм, есть кое-что, о чем я должна сказать тебе, прежде чем забуду, потому что это кажется мне важным.
- О'кей - говори.
- Знаешь, все, что я испытываю, внове для меня, и - ну -каждый раз, когда я оглядываюсь вокруг, вижу то, чего никак не ожидала. Это возможно?
Сэм сидел рядом со мной, склонив голову, и внимательно слушал.
- Забавно, что, несмотря на всю новизну, во всем этом есть нечто такое, что позволяет чувствовать себя так - ну, не могу сказать лучше - словно возвращаешься домой. Будто бы есть какая-то часть меня, которая уже знает - знает эту территорию - и восклицает «о да, ну конечно!» Похоже на припоминание!
Сэм кивнул:
- Со мной это тоже случилось, когда я первый раз попробовал. Ощущение того, что это тебе знакомо. Я уже привык к нему. Я хочу сказать, что привык к мысли о том, что где-то в глубине души я все время воспринимаю мир таким образом, но мое сознание приучено вытеснять это восприятие. Может быть, с точки зрения выживания оно не имеет ценности в отличие от нормального состояния сознания.
- Почему оно может не иметь ценности?
- Ну, - сказал Сэм, поднимаясь на ноги и потянувшись к моему плащу, - если поразмыслить над этим, то получится, что для человека, находящегося в подобном состоянии, тигр-людоед может вполне сойти за образец красоты и очарования, и человек может замереть в благоговении перед этой картиной, восторженно оценивая - не так ли? - ярко-красный язык и нежно сверкающие клыки цвета слоновой кости - «Тигр, тигр, светлогорящий»[47] - и одним человеком на свете будет меньше, ибо этот человек был слишком занят своим восторгом, чтобы заметить, что вот-вот станет тигриным обедом.
Я громко рассмеялась, представив нарисованный Сэмом образ тигра, как вдруг что-то сказало мне «будь осторожна», и я сдержала смех при виде четверых людей, прогуливавшихся по тротуару. Они были одеты в костюмы из твида и плащи. Они смотрели в нашу сторону. Я обнаружила, что впервые делаю то, что спустя многие годы станет привычкой, - внимательно изучаю обстановку, чтобы как можно лучше уловить подлинный уровень других людей, затем совершить необходимые телодвижения и расположить лицо так, чтобы настроиться на этот уровень и остаться незамеченной, не привлечь внимания. Прошедшие мимо нас люди излучали смесь удивления, неодобрения, скуки и любопытства. Ничего такого, о чем следовало бы беспокоиться. Они просто напомнили, что мне нужно сдерживать свой смех и говорить вежливо и ненавязчиво.
- Упс, - тихонько сказала я Сэму, беря у него свой плащ и надевая его на себя. Когда мы пошли прочь от дерева, я почувствовала, как мне на лицо упали капли дождя, и накинула капюшон. Сэм взял меня за руку.
Мы шли медленным шагом. Стволы деревьев потемнели от влаги; под ногами у меня расстилалась омытая дождем трава, а вокруг не было ни души. Я прошла вперед, ощутив потребность побыть какое-то время одной. Шагая по этим холмикам, покрытым изумрудной травой, я вспомнила, что, будучи ребенком, обычно чувствовала себя уставшей, совершая подъем на любую высоту. Какой уставшей я была большую часть детства, подумалось мне.
Здесь, среди этих спокойных деревьев, с листьев которых капала вода, я ступала с очевидной легкостью, я была любовницей, открывающей себя телу любимого человека. Мне не нужно было думать о том, иду ли я в горку или под горку, либо следить за тем, чтобы не споткнуться о камень или палку; мои ноги сами обо всем заботились. Они знали, как идти и куда идти, так что мое удовольствие от прогулки было полным.
Поднимаясь от самых ступней, по всему моему телу распространилось осознание того, что земля, по которой я шагала, в действительности была телом, живым телом. Она все чувствовала, она была наделена особым сознанием, которое я еще не научилась понимать. Земля на самом деле была Матерью.
Я остановилась и подождала Сэма, чтобы вновь взять его за руку.
Мы забрались в глубину парка «Золотые ворота» и шли по краю дороги, храня молчание, просто прислушиваясь к дыханию мокрых деревьев и прочих набирающих соки растений, как вдруг совсем близко от нас раздался резкий визг тормозов, сопровождавшийся ужасным звуком - так может кричать лишь смертельно раненное животное. Мы прошли дальше по дороге и остановились.
Какой-то одетый в пальто мужчина, очевидно, водитель автомобиля, сидел на корточках, опираясь одной рукой на бампер своей машины, а другой беспомощно обводя в воздухе тело задыхающейся, визжащей собаки, которая пыталась умереть, чтобы не чувствовать боль. На холме, что был справа от нас, стояло трое молодых женщин в плащах. Они замерли под деревьями, с которых стекала вода. Ближе всех стоял желтый плащ, чуть подальше - красный, а сбоку от него - белый. Женщины застыли, словно героини древнегреческой трагедии, как молчаливый, пораженный горем хор, прижав руки ко рту.
Пока мы там стояли, ожидая освобождения маленькой собачки, я осознала, что все живые существа вокруг нас - каждое деревце, птица и насекомое - не издавали ни звука, всеми силами участвуя в борьбе собаки. Каждый из нас пытался помочь освободить ее душу из тела, освободить ее от боли, и по внезапному облегчению, наступившему в природе, я поняла, что собака умерла. Жизнь продолжалась. Защебетала какая-то птаха, и лес вновь наполнился чириканьем птиц и кваканьем древесных лягушек.