Я дотронулась до кедровой ветки, потому что нуждалась в прикосновении чего-нибудь дружелюбного.

Я должна разобраться с одним довольно серьезным вопросом, причем побыстрее. Вопрос следующий: если я отказываюсь жить во вселенной, управляемой этой... этой Вещью, и если я не намерена совершать самоубийство, то в какой вселенной я соглашусь существовать? И что мне надо сделать, чтобы создать ее?

Мне пришло в голову интересное наблюдение.

Если я могу ощутить Белый Разум и отвергнуть его, это означает, что у меня есть выбор, потому что я сделала его. Очевидно, что у меня есть право сказать «нет», потому что я только что сказала это.

Я села на заросший травой склон рядом с коричневой тропинкой и начала раскачиваться взад и вперед, чтобы помочь себе думать.

Если сущность всей жизни во вселенной, в том числе и человеческой жизни, на самом деле заключается в этом Разуме, который лишь думает, учится и ничего не чувствует, то я выбираю вселенную, управляемую сознанием, которое может чувствовать. Разум, способный любить. Означает ли это, что он так же должен быть способен на ненависть? Мы уже проходили это, если вспомнить старого доброго Яхве. Нет. Да. Нельзя иметь лишь положительную сторону; все или ничего, дружище. Если приемлемый для меня Божественный разум любит, значит, он и ненавидит. Если он испытывает хотя бы одну эмоцию, он испытывает и все остальные. Боже! Все начинается снова.

Меня отыскала одна из кошек. Я знала, что она от меня не отстанет до тех пор, пока я не посажу ее к себе на колени и постараюсь не обращать внимания на страстное царапанье, которое будет сопровождать мурлыканье, или просто встану и пойду в дом. Для начала я решила пустить кошку на колени, потому что хотела продолжать искать ответ здесь, на свежем воздухе, под небесами.

Я продолжала работать, пытаясь понять, что понадобится для создания другой вселенной и другого Бога, с которым я могла бы согласиться, и какие правила должны быть в этой вселенной. Я уже знала, что всегда должно присутствовать две противоположности - позитивное и негативное, мужское и женское, Инь и Ян. Чтобы была жизнь, должна существовать смерть. Я понимала это очень хорошо. Должна быть боль как признак нарушения равновесия или признак того, что что-то необходимо отрегулировать. Если живое существо будет привязано к другому существу, то оно будет испытывать чувство потери, когда тот уйдет из жизни; если открываешь себя любви, также открываешься и навстречу горю.

Я резко потрясла головой, чтобы прояснить мысли, и смахнула слезы нетерпеливой рукой.

На протяжении многих тысячелетий, пока люди пытались выжить в разных уголках нашей планеты, с трудом добывая себе пищу и сооружая жилища, находя немного радости в любви, в работе и в пении хором, все они отчаялись найти ответ на вопрос - в чем смысл их жизни, в чем смысл всех страданий и боли, всей существующей красоты. Они пытались понять это, потому что при сотворении были наделены таким разумом, который заставляют пытаться понять. Его встроили в нас, это настойчивое желание узнать.

Перед моим внутренним взором проносились разнообразные картины: забытые старики, умирающие в грязных комнатах, рыдающие дети, обиженные своими родителями, молодые солдаты, потерявшие на войне руки, ноги и свою мужественность; передо мной простиралась бесконечность боли и страданий, страха и утраты надежды.

Мой Бог и все маленькие боги! И это все - лишь пища для какого-то ужасного Наблюдателя-Протоколиста-Компьютера?!

Я зарыдала, переживая за всех невинных, обиженных, отвергнутых и беспомощных людей и прочих живых созданий в мире. Мою грудь сдавила мучительная боль, и я вспомнила, что однажды уже была в этом месте, где царит горе. Это случилось несколько лет назад, вечером, после того, как я приняла одно из Шуриных соединений. Я вспомнила и то, что назвала это место Обителью скорби, Долиной смертной тени. Тогда я поняла, что это было нечто вроде преисподней, и спросила у Шуры, что мне с ней делать.

- Выходить оттуда, - ответил он. - Теперь, когда ты поняла, что это такое, реши, что ты пробыла там достаточно долго, и просто выходи. Возвращайся в мир жизни, любви и веселья. Он существует рядом с тем местом, где ты оказалась, и он не менее реален.

Я спросила у Шуры, как бы он вытащил себя оттуда, если бы попал туда сам, на что он сказал: «Сталкиваясь с трудностями, я иду в лабораторию и начинаю мыть стеклянную посуду для химических реакций. Я занимаюсь этим до тех пор, пока трудная задача не решится или не трансформируется в нечто иное. Рано или поздно так и происходит. Но поскольку мытье лабораторной посуды тебе не подходит, почему бы тебе не сесть за свою печатную машинку и перенести все на бумагу? Ты могла бы написать один из своих великолепных отчетов для Данте и Джинджер!»

Я печатала до тех пор, пока постепенно не начала улавливать образ улыбающегося Будды. Потом я увидела много маленьких детей, игравших в траве, и обнаружила, что выхожу из Обители скорби.

Настала пора выходить оттуда во второй раз, подумалось мне. Если смогу, конечно. Передо мной все еще стояла проблема № 1.

Раз уж я не согласна с тем, чтобы этот Белый Разум управлял моей вселенной, мне придется придумать такой Божественный разум, который я смогла бы принять.

Я сидела на траве, покачиваясь и рассеянно поглаживая кошку.

Очевидно, что единственный способ представить себе другой тип Божественного разума - это сформулировать его из самой себя, задействовать свой собственный ум и душу.

Понимание приходило ко мне по капле.

Это и есть я? Частица самого Божественного разума, пытающегося дать себе новое определение? Или я совершу полный оборот и закончу тем, что укреплю существующее положение вещей?

Через заднюю дверь дома я услышала телефонный звонок. Я согнала кошку с колен и пошла в Шурин кабинет, надеясь, что это будет несложный для понимания звонок. Но, коснувшись телефонной трубки, я уже знала, что звонит Шура.

- Ну как ты, моя прелесть?

- Я в порядке, милый. Воюю с космосом, но держусь.

- Есть изменения к лучшему?

- Даже не знаю. Я хочу сказать, что трудно смотреть на происходящее со мной достаточно объективно, чтобы сказать, есть такие изменения или нет. Я сейчас ужасно занята выяснением сути.

- Не прошло?

- Не думаю, любимый, но в глубине души я знаю, что это состояние не будет длиться вечно, поэтому я делаю то, что должна, и жду, пока все не закончится.

Интересно-интересно. Я и не знала, что скажу такое. Слова пришли от той части меня, которая ДЕЙСТВИТЕЛЬНО знает, что все это не навсегда, что это пройдет.

Шура сказал, что любит меня и уже скоро будет дома. Я сказала ему, что нет необходимости переживать за меня, повторив, что, в основном, я в порядке - в каком-то особенном смысле. Напоследок я сказала, что очень его люблю.

Когда я положила трубку, в моем сознании возникло лицо психиатра Адама Фишера, нашего любимого, похожего на доброго дедушку человека и мудреца. Я пошла в гостиную, где я могла устроиться на диване и воспользоваться пепельницей, и набрала его номер.

- Адам, - сказала я в трубку, - это Элис.

Он сказал «привет» своим теплым, улыбающимся голосом.

- Я в беде, и мне нужна помощь, - сказала я ему.

Я почувствовала, как он торопливо сосредоточился на другом конце провода, и услышала «рассказывай».

Я стала рассказывать, то и дело замолкая, чтобы проглотить подкатывавшие к горлу слезы.

Потом я подвела итог: «Я живу во вселенной, проникнутой каким-то холодным разумом, который за всем наблюдает и все запоминает и которому не свойственны никакие чувства. Очень может быть, что это и есть Бог, хотя на самом деле я так не считаю, но я не знаю, что это может быть в таком случае, потому что он повсюду и я не могу оторваться от него. Я решила, что не приму его. Я знаю, это звучит нелепо, но именно так я себя чувствую».

Я стиснула зубы, чтобы не задохнуться от подступивших слез, и продолжила: «Похоже, я способна лишь обдумывать то, что лезет мне в голову, и постоянно реветь этими глупыми слезами, а внутри кричать «НЕТ, НЕТ!» в ответ тому, кому на все наплевать. Черт возьми, я хочу выйти отсюда!» Я остановилась на секунду, чтобы откашляться.