Дарья Михайловна.

 — Чего же ты…

Игумновъ.

 — Мнe это надоeло. Понятно? Смертельно надоeло. Покупайте телятину, баранину, свинину, я пальцемъ не пошевельну. (Уходитъ.)

Дарья Михайловна.

 — Разсердился! Что такое? (Смущенно.) Правда, какой нервный сталъ. Изъ-за пустяка вспыхиваетъ…

Лапинская.

 — Эти великiе визири всe такiе.

Дарья Михайловна.

 — Какiе визири?

Лапинская.

 — Ну, мужья. Воли много забрали.

Дарья Михайловна.

 — У Сережи, правда, характеръ горячiй, но всегда онъ былъ добръ со мной. А послeднее время… Такъ непрiятно. Ему будто все скучно, апатiя какая-то. Говоритъ, мы здeсь страшно опустились.

Лапинская.

 — Всe они жалкiя слова говорятъ.

Дарья Михайловна.

 — Конечно, здeсь не столица… И многаго ему нехватаетъ. Онъ очень музыку любитъ… Теперь его интересуетъ новые танцы, вотъ, какъ вы танцуете.

Лапинская.

 — Наши танцы всe ф-ф, мыльный пузырь.

Дарья Михайловна.

 — Я его даже понимаю. Да что подeлать? Мы не можемъ жить въ городe.

Входятъ Машинъ и Полежаевъ.

Машинъ.

 — Прямо, знаете, Леонидъ Александровичъ… надо бы сказать… посовeтовать. (Кланяется Лапинской, Дарьe Михайловнe.)

Полежаевъ.

 — Иванъ Иванычъ недоволенъ…

Машинъ

(дамамъ). — У меня въ жнеe шестеренька поизмоталась… думаю, у сосeда не нашлось бы. Только, на московское шоссе выeзжаю, изъ-за поворота… да… автомобиль. Вороненькiй мой въ сторону, дрожки совсeмъ было набокъ… я-то удержался, все же. Помиловалъ Богъ.

Дарья Михайловна.

 — Чей же это автомобиль?

Машинъ.

 — Генераловъ, какъ есть… генераловъ. И такъ, знаете ли, мчался… просто пыль… тучей. Точно бы мнe показалось — Арiадна Николаевна за управляющаго. Молодой же человeкъ этотъ, господинъ Саламатинъ, сзади, на сидeньe.

Лапинская.

 — Арiадна покажетъ…

Дарья Михайловна

. — Мнe сегодня говоритъ: хочу, говоритъ, попробовать, какъ это сто верстъ въ часъ eздятъ.

Машинъ

(Полежаеву). — Да… ну, а насчетъ шестереньки какъ же? У васъ-то, запасная найдется? Машина та же… Адрiансъ-платтъ.

Полежаевъ.

 — Вeроятно… Конечно. Я думаю, найдется. Хотя, говоря откровенно, и самъ не вполнe знаю, что у насъ есть, чего нeтъ.

Лапинская.

 — Иванъ Иванычъ, а что вы думаете о любви?

Машинъ

(недоумeнно смотритъ не нее). — Я говорю: шестереньки нeтъ ли…

Лапинская.

 — А я васъ спрашиваю, каковъ вашъ взглядъ на любовь.

Машинъ

(Полежаеву). — И номеръ помню: сто семьдесятъ, а.

Лапинская

(сбeгаетъ къ водоему). — Прямо, со мной и разговаривать не желаетъ.

Машинъ.

 — Вы все барышня… а… тово. Я не знаю, какъ отвeчать. (Улыбается.)

Лапинская

. — А вотъ я васъ прохвачу за это. (Брызгаетъ водой.) Шестеренька. Разъ! Еще.

Машинъ

(смeется добродушно). — Такъ вeдь и выкупаешься, право.

Быстро, въ волненiи, входятъ Арiадна и Саламатинъ.

Саламатинъ.

 — Нельзя, вы понимаете, нельзя браться за руль, если не умeешь. И пускать машину полнымъ ходомъ.

Арiадна.

 — Тогда зачeмъ было со мной eхать?

Саламатинъ.

 — И минуты не думалъ, что вы такъ…

Арiадна.

 — Хотите сказать, что я сумасшедшая?

Саламатинъ.

 — Такое слово…

Полежаевъ.

 — Да позвольте, въ чемъ дeло?

Дарья Михайловна.

 — Арiадночка, вся бeлая…

Саламатинъ

(раздраженно). — А то, что благодаря Арiаднe Николаевнe, мы чуть шею себe не свернули.

Машинъ.

 — Ужъ очень быстро eздите… господа. Развe же можно?

Саламатинъ.

 — А вы поговорите съ ней, я васъ очень прошу, убeдите Арiадну Николаевну, что кромe ея причудъ и фантазiй еще кое-что имeется.

Арiадна

(Саламатину). — Просто васъ надо было прогнать.

Саламатинъ.

 — Меня прогнать не такъ-то просто.

Полежаевъ

(сидитъ рядомъ съ Арiадной, очень встревоженно). — Да какъ… это все?

Арiадна.

 — Мы возвращались… совсeмъ и не быстро…

Саламатинъ.

 — У ней и прiемъ не тотъ, руки не сильны. Машина виляетъ. Чортъ знаетъ что!

Арiадна.

 — Да вы… вы сами, убирайтесь вы! (Вся дрожитъ отъ гнeва.) Я васъ и не просила со мной eхать. Машина генералова.

Дарья Михайловна.

 — Что-жъ, наскочили на кого?

Арiадна.

 — Просто домой возвращались, и на шоссе, на поворотe, я не разсчитала, не успeла. Автомобиль въ канаву… но мы цeлы… только ушиблись.

Саламатинъ

(окружающимъ). — Нeтъ, вы понимаете, я, какъ спортсменъ, я долженъ протестовать противъ подобнаго отношенiя къ дeлу.

Лапинская.

 — Охъ, эти мнe спортсмены.

Дарья Михайловна.

 — Ну, ну, Арiадночка, ты мнe потомъ спокойнeе разскажешь. А то дeла мои… (Уходитъ.)

Арiадна.

 — Алексeй Николаевичъ, вы со мной дерзки.

Саламатинъ.

 — Не знаю, кто дерзокъ…

Арiадна.

 — А я знаю. И не хочу съ вами разговаривать.

Саламатинъ.

 — Ахъ, пожалуйста… (Быстро уходитъ.)

Арiадна.

 — Мальчишка! Туда же!

Лапинская.

 — Называется, Арiадна распалилась.

Арiадна

(вдругъ устало). — Ахъ, оставь, Лапа. Право, ну что это такое…

Машинъ

. — Да… ничего. Вотъ и шумъ вышелъ. (Арiаднe.) Хорошо еще, ножку себe не зашибли. А то недeльки бы двe похромали… какъ лошадка закованная. (Полежаеву.) Такъ какъ же насчетъ шестереньки? Стало быть, къ вашему приказчику?

Полежаевъ.

 — Конечно, конечно.

Машинъ.

 — Такъ-съ. А засимъ, мое почтенiе. (Подаетъ Арiаднe руку.) Всякихъ благъ. (Отходя, какъ бы про себя.) Я и номерокъ помню… сто семьдесятъ, а…

Арiадна

(вполголоса). — Блаженни чистiи сердцемъ. (Минуту сидитъ молча, какъ бы въ глубокомъ утомленiи. Полежаевъ встаетъ, дeлаетъ къ ней шагъ.) Ай, не наступи! Наступишь.

Полежаевъ.

 — На кого… на что?

Арiадна.

 — Вонъ Божья коровка ползетъ, по хворостинкe. (Показываетъ пальцемъ.) Дай сюда. (Полежаевъ подаетъ ей прутикъ). Ты бы и раздавилъ. А это, можетъ, у нихъ все равно, что Иванъ Иванычъ. Тоже, можетъ, по прутику ползетъ и про какую-нибудь шестереньку думаетъ. Но не нашу, а какъ у нихъ тамъ полагается.

Полежаевъ

(наклоняется, цeлуетъ ея руку). — Все такая же, Арiадна.

Арiадна.

 — Нeтъ, не такая. Я теперь не такая. Когда мы путешествовали… ну, раньше, ты мнe разъ читалъ, какъ святой Францискъ всeхъ птицъ любилъ, звeрей. И разъ даже пожалeлъ волка, изъ Губбiо. Я вотъ теперь — этотъ самый волкъ. Одичалый. Очень одичалое существо. (Пауза). Божья коровка, божья коровка, гдe мой милый живетъ? Смотри… полетeла. (Съ горечью). Къ нашему дому. Такъ что выходитъ, этотъ милый — ты. (Бросаетъ прутикъ).

Полежаевъ

(серьезно). — Да, я.

Арiадна.

 — Такъ было. Но не теперь.

Полежаевъ.

 — Ты нарочно… ты… изъ автомобиля… нарочно?

Арiадна молчитъ. Въ пруду гаснетъ розовая заря. Надъ паркомъ, блeдно-фіолетовая, обозначилась огромная луна. Арiадна оперлась подбородкомъ на перила, смотритъ въ прудъ.

Арiадна.

 — Меня куда-то уноситъ. Я лечу… И все дальше, отъ тебя дальше. (Встаетъ и опускается къ водоему). Мнe самой страшно. Что же мнe дeлать? Пусто очень, холодно. Точно вонъ въ тeхъ небесныхъ пространствахъ я мчусь…

Полежаевъ.

 — Ты улетаешь? Но тогда, знай…

Арiадна.

 — Я видeла нынче образъ смерти. Какъ близко! Какъ желанно!

Полежаевъ.

 — Арiадна, остановись!

Быстро входитъ Игумновъ.

Арiадна.

 — А, вотъ кто. Поди сюда. (Игумновъ приближается). Далекó идешь?

Игумновъ.

 — Далéко.

Арiадна.

 — Ближе стань.

Игумновъ

(нетерпeливо). — Да чего тебe? (Подходитъ вплотную. Она смотритъ ему въ глаза внимательно и упорно.)

Арiадна.

 — У тебя глаза сумасшедшiе. Знакомые.

Игумновъ

(свиститъ.) — Э вуаля ту?