К тому времени Мария вновь жила вместе с Квислингом в Москве и, видимо, нашла некоторые письма, написанные ему Александрой. Эти письма, как и все остальные, были отправлены дипломатической почтой без опаски, что их может прочесть кто-либо, кроме Квислинга. Александра никогда не получила длинное письмо Марии, в котором та отреагировала на письма Александры[143]. Сложно сказать, намеревалась ли Мария отсылать это письмо или же просто написала его для самоуспокоения либо в качестве письменного подтверждения ее брака с Квислингом. Последняя причина наиболее вероятна, так как Мария очень хотела, чтобы было письменное свидетельство, подтверждающее, что она и Квислинг были женаты уже шесть с половиной лет.

Наконец, сумев купить билет на грузовое судно, Александра сообщила своей матери, что уезжает в Китай, поскольку это единственный способ попытаться устроить свою жизнь. Она писала, что не намеревается оставаться в Китае навсегда, но жить так, как сейчас, не пытаясь ничего изменить, она больше не может. Александра не знала, читают ли ее письма советские власти, поэтому не могла смело говорить матери о беспокойстве за нее, а также не могла объяснить ей, почему не может потратить эти деньги на дорогу в Россию, чтобы они снова смогли быть вместе. Причиной этой осторожности было недавнее предупреждение, которым Александра не могла пренебречь.

Среди ее знакомых в Париже и в Ницце было много русских эмигрантов, включая тех, кто бежал совсем недавно из СССР в связи с усиливающимся тоталитарным сталинским режимом. Эти люди потеряли веру в то, что советское государство было новой надеждой на лучшую жизнь.

Хотя Александра не проявляла особого интереса к политическим событиям, она была хорошо осведомлена об условиях жизни в России и продолжающихся попытках советских властей «заслуженно» наказать инакомыслящих и бывших аристократов. Мы упоминали, что это было основанием для создания «Треста», который к этому времени уже не существовал.

Поэт Владимир Маяковский разыскал Александру в Париже, чтобы передать письмо от ее старого друга Йоси Борца. Письмо на первый взгляд было ни о чем. Йося вспоминал об их старой дружбе, рекомендовал Маяковского, поэзию которого Александра очень любила. Однако в этом письме был глубокий подтекст: тонко и завуалированно Йося пытался предупредить Александру о существующей для нее опасности. В 1923 году он уже писал Александре по поводу Марии, ее связи с «Трестом» и намерений завести отношения с Квислингом. Но в этот раз Йося настолько осторожно излагал свои опасения, что Александра не могла понять, о чем он говорит. И только в день своего отъезда из Парижа (поздней весной 1929 года), когда поезд уже тронулся, Маяковский прямо озвучил ей то, о чем пытался предупредить Йося. Маяковский сказал: «Что бы ни произошло, не возвращайтесь в Россию. Даже если я Вам напишу, что надо возвращаться — это будет ловушка. Не слушайте меня. Не возвращайтесь. Прощайте». (Версия из дополнительной личной записи Александры: «Как бы я сам ни просил и ни умолял Вас в письме или в телеграмме вернуться — никогда не приезжайте в Россию, никогда!»).

Почти годом позже, 14 апреля 1930 года, Маяковский покончил с собой в Москве. Александра была уже в Китае, когда узнала о его смерти. Для нее это было ударом. Позже она получила письмо от него, отправленное на ее адрес в Ницце, которое тетя Женя переслала ей в Шанхай. Александра не решилась прочесть его. Она боялась узнать что-то страшное о его судьбе или увидеть просьбы приехать на родину, о которых Маяковский ее предупреждал. Кроме того, зная о непрекращающихся зверствах в СССР, Александра очень тревожилась о судьбе своей матери. Она долго носила запечатанное письмо в своей сумке, и, наконец, отдала его русскому православному священнику в Циндао. Священник скончался через несколько дней, и Александра так никогда и не узнала, что написал ей Маяковский в конце своей жизни.

Капитан прислал мне деньги на дорогу в Китай. Сперва мы поехали к деду Андрея. Он жил с его матерью в своем доме в Баденхаузене в Германии. Мы жили там около месяца, было весело и хорошо. Когда, уезжая в Китай, мы сели в поезд до Гамбурга, в вагоне мы пустились с Андреем в пляс по коридору вдоль купе. В молодости с радостью отрываешься от стариков. Но с тетей Женей мне было грустно расставаться. И она грустила, хоть и не подавала вида. В Гамбурге мы пересели на пароход, который около месяца медленно плыл в Китай, останавливаясь по дороге во всех портах. Приехав в Шанхай, я отправилась в консульство Норвегии, чтобы зарегистрировать свой паспорт. Оказалось, что консул был в Москве, когда мы с Квислингом расписывались там.

После слов, сказанных ей Маяковским в Париже, Александра еще больше хотела уехать жить туда, где будет чувствовать себя в безопасности. Попрощавшись со своей тетей и друзьями, она отправилась в Китай, не подозревая, что попадет из огня да в полымя. Когда она приехала в Шанхай, в городе был кризис в связи с падением американского аукционного рынка, а куда-либо уехать она не могла из-за продолжающихся боев между китайскими, японскими и русскими войсками. Так Александра описывала ситуацию в письме Квислингу из Шанхая 25 ноября 1929 года[144]: «Мой родной, прости, что я так долго не писала, но дорога была утомительной, пароход сильно качало между Сингапуром и Шанхаем, поэтому я плохо себя чувствовала после приезда. Наше путешествие заняло 50 дней, и ты же понимаешь, что человек может устать после такого длительного пути. В дороге нас застала сильнейшая жара, ты даже не можешь себе представить, насколько было жарко. Расскажу немного о своей жизни. Живу я у Гордеевой. У них маленькая квартира: две комнаты и кухня. Сын Гордеевой с женой живут в одной комнате, а мы с Гордеевой — во второй. Я помогаю ей по хозяйству (убирать, готовить и тому подобное), поэтому плачу за проживание всего 60 мексиканских долларов (это немного больше 600 франков)! Жизнь здесь гораздо дороже, чем во Франции, и я уже начинаю сожалеть, что уехала из Европы. Я сделала это только потому, что хотела воспользоваться возможностью хоть как-то устроить свою жизнь. Чтобы найти здесь работу, необходимо хорошо знать английский. Я его изучаю, но у меня мало времени из-за домашней работы. Очень жалею, что уехала из России. Прошу тебя ответить мне как можно скорее — меня пугает, когда ты долго не отвечаешь. Вообще говоря, как-то глупо жить, не имея своего дома, и ощущать себя неудачником. Плюс ко всему у меня проблемы с сердцем. Мой дорогой, обязательно напиши мне. Как ты? Как твоя жизнь? Целую и обнимаю, твоя Ася». В конце она приписала: «Писал ли ты моей маме?».

Квислинг не написал матери Александры и не ответил на ее письмо. Александра написала ему снова 4 февраля 1930 года — к этому времени она была отрезана в Шанхае от всего мира почти три месяца. Хотя Александра жила с семьей Гордеевых, было ясно, что она не доверяла им получать свою почту, поэтому попросила Квислинга писать ей по другому адресу, поясняя: «Это самое надежное место, и письма там не потеряются». Александра также писала, что это был постоянный адрес Кругловой и что, конечно, было бы правильнее всего посылать письма в норвежское консульство в Шанхае, но она не знала адреса и не имела возможности его узнать. Александра обещала сообщить ему этот адрес в следующем письме. Однако следующего письма она никогда не написала. Вот текст ее последнего письма Квислингу, которое неожиданно обрывается на оторванной странице: «Дорогой мой! Ты совсем меня забыл и не ответил ни на одно из моих писем. Что это значит? Не болен ли ты? Что случилось? Я совершенно истощена. Ты знаешь — жизнь трудная и отвратительная, теперь я в этом уверена. Если бы ты только знал, как я устала. Я ничего не хочу больше, кроме отдыха и спокойствия, но теперь я должна постоянно думать, где еще заработать хоть немного денег. Я все еще живу у Гордеевых, но должна платить им за это. Здесь почти невозможно найти работу. Много русских прибывает из Харбина, и все они ищут работу. Я была терпелива все это время, не хотела тебе писать об этом и надеялась, что с Божьей помощью найду себе работу, но я больше не могу молчать, поэтому пишу тебе. Срок моего паспорта почти закончился, и я пошла в норвежское консульство. Когда консул узнал, что моя фамилия Квислинг, он был очень рад, так как знаком с тобой много лет, начиная с 1917 года, когда вы оба были в Петрограде. Он знает, что ты вывез меня из России и женился на мне[145]. Он спросил, как ты и чем занимаешься. Я очень доверилась ему, поскольку у меня здесь никого нет, и рассказала ему все — о своей тяжелой жизни и о том, как сложно найти работу. Он с сочувствием сказал, что решение приехать в Китай было ошибкой, потому что из-за войны сюда ринулось огромное количество русских, и страна охвачена безработицей. Он спросил меня, когда ты перестал писать мне и поддерживать меня. Я ответила, что пишу тебе постоянно и не знаю, что могло произойти и почему ты не отвечаешь. Консул оказался очень хорошим человеком и вызвался написать тебе сам, но я попросила его немного повременить».