Я вышла на практически пустынную улицу и направилась на работу. Вдруг вижу, на углу улицы, не двигаясь, стоит какая-то высокая фигура, что-то мелькнуло знакомое в ней, но я не обратила на это внимания. Я подошла ближе и, о Боже, кого же я вижу! Это капитан! Стоит и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Здравствуйте. Что случилось? Почему же вы не уехали? — спросила я.
Он какое-то время молчал, а потом сказал:
— Ася, мне нужно с вами поговорить.
— Но сейчас я не могу разговаривать, я спешу на работу.
— Пойдемте вместе.
Мы шли рядом, и вдруг он говорит:
— Вы знаете, я не мог уехать.
— Что же вам помешало? У вас были дела или вы нездоровы?
К тому времени я совсем перестала думать о нем — когда мы попрощалась, как я думала, навсегда, я выбросила его из головы, но мне стало очень приятно от мысли, что он ждал меня, какое-то теплое и ласковое, даже отчасти родственное чувство появилось во мне. «Человек остался, ждет меня на улице… — думала я. — Это необычная история, тем более он иностранец, не имеющий ничего общего с моей компанией, к тому же старше меня на 20 лет. Конечно, мальчики приглашали меня на свидания, тоже могли ждать часами, но все это было не то. Этот человек отложил свой отъезд, чтобы стоять на улице и ждать меня».
— Нет, — ответил Видкун, — я не смог уехать. Пришел домой, снял пиджак и увидел на нем ваш длинный белокурый волос. Я так затосковал, что не смог уехать. Я не могу и не хочу вас потерять. Я должен вам сказать, что люблю вас, и безотлагательно хочу жениться!
Я чуть не свалилась в канаву от такого молниеносного предложения, окончательного и требовательного. Даже не помню, как я среагировала. Сначала молчала, потом сказала, что надо подумать, что мне нужно время, я была растеряна и взволнована.
— Давайте встретимся вечером, когда вы будете свободны, и снова пойдем в парк.
Я согласилась.
На работе меня встретили радостно, спрашивая: «Ну как ты?». Говорили, что я немного поправилась и очень похорошела. Очевидно, от сделанного капитаном предложения и от осознания того, что он не уехал из-за меня в Норвегию, я была страшно взволнованной — все это было так неожиданно. Но я ни слова не сказала своим приятельницам о капитане, так как хотела сначала все хорошенько обдумать. Фраза, которую он произнес, казалась мне такой смешной, не допускающей возражений и сомнений: «Люблю вас, и безотлагательно хочу жениться».
После работы капитан зашел за мной, и мы оправились на наше любимое место — к оврагу. Мы присели на краю оврага. Хотя еще было лето, в воздухе уже витал осенний аромат, начинали желтеть и понемногу опадать листья. Но я этого не замечала.
Капитан сказал:
— Нам нужно серьезно поговорить и обсудить все подробности — где и как мы поженимся, когда уедем.
— Но я не знаю… Я еще не видела маму и дома ничего не сказала, — ответила я.
Он взял в руки мою голову и, очевидно, хотел меня поцеловать, но потом вдруг прижался к моей шее с закрытыми губами так, как, скажем, целуют кошек или собак. Так прикасаются, чтобы не заразиться. Мне это показалось странным, но я подумала, что, наверное, таковы заграничные привычки или условия ухаживания. В остальном все было очень красиво, поэтому и приятно. Он сказал: «Мне очень жаль, что я не могу вам сейчас подарить кольцо. Здесь, при этом хаосе в стране, ничего нельзя достать».
Он и представить себе не мог, что я могу отказаться от его предложения. Я уверена — он даже не услышал бы, если вдруг я ответила бы «нет». Он ни в коем случае не принял бы это за ответ. Потом он опять начал говорить мне, какая в России ужасная обстановка, какая здесь грязь, ужас, какой беспорядок и так далее. В какой-то момент он вдруг взял мою руку, посмотрел на указательный палец и сказал: «Это надо обязательно почистить». Я увидела, что у меня под ногтем черная полоска. Но мы целый день работали на машинках, а дома ванны у нас не было, поскольку в нашей ванной комнате к тому времени жила целая семья, вся квартира была занята чужими людьми, абсолютно все комнаты. Мылись мы в своей комнате, в тазу. Мыла было в обрез. Так что неудивительно, что ноготь надо было почистить. «Мы все это сделаем, — сказал он. — И вместо косичек будет красивая прическа — парикмахеры помоют тебе голову, сделают маникюр». Я подумала: «Боже мой, какая сложная жизнь будет у меня, совсем другая. Раньше, когда у нас еще была ванная, меня сажали в нее, мыли мочалками, но по парикмахерским никто не водил и никакого маникюра не делал».
После этого разговора мы пошли обратно: он — к себе, а я побежала домой все рассказывать маме. Она почему-то очень опечалилась:
— Что же, надо, чтобы он пришел побеседовать со мной, а так ни с того ни с сего как-то даже неприлично!
— Хорошо, мама, я ему скажу, чтобы он пришел, и ты поговоришь с ним.
Она пристально посмотрела на меня и медленно сказала:
— Я не знаю, что ему сказать. Я его совсем не знаю. Кроме того, ты слишком молода. Я просто не могу позволить тебе уехать одной с незнакомым человеком.
Несмотря на мое взволнованное состояние, я хорошо понимала, что она произносила вслух мои собственные опасения. Дело не только в том, что предложение было таким неожиданным, а я — столь молода, а в том, как мы с мамой сможем жить друг без друга. Всю жизнь мы были всем друг для друга. Как же я смогу оставить ее одну без кого-либо, кто смог бы ухаживать за ней, защищать ее? Постепенно, однако, я начала думать, что нет никаких причин полагать, что мы расстанемся навсегда. Либо мы с Видкуном сможем вскоре вернуться обратно в Россию, либо мама войдет в нашу новую жизнь, дверь в которую Видкун вдруг отворил для меня. За все время, что я знала капитана, у меня были теплые и доброжелательные чувства к нему. Теперь же, думая о той новой и многообещающей жизни, которую он мне предлагал, я становилась все более уверенной, что он сделает меня самой счастливой женщиной в мире. Мои чувства постепенно перешли от временного увлечения к гораздо более глубокой подлинной любви. Я помню, что тогда думала: «Боже мой! Я действительно его очень люблю!».
Я рассказала маме обо всех этих чувствах и переживаниях и постаралась успокоить ее. Но мама лишь качала головой, говоря: «Нет, ты просто увлеклась. Ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты слишком молода, чтобы понимать, что именно ты чувствуешь! Ты лучше скажи своему капитану, что я не могу разрешить тебе выйти замуж так неожиданно. Если вы думаете, что действительно любите друг друга, то сможете отложить ваш брак на год или два».
Когда я передала это Видкуну на следующий день, и сказала ему, что нужно прийти к маме, он был несколько удивлен. Возможно, он думал, что все обычные правила поведения исчезли в России во время нашего длительного кризиса. Но я твердо сказала ему, что он должен спросить разрешения у мамы на нашу помолвку и брак. Что бы он ни думал, он все же не посмел отказать маме в ее просьбе и явился к нам в назначенный час, чтобы поговорить с ней.
Видкун сказал маме, что любит меня и хочет жениться на мне. Также он говорил, что понимает ее переживания по поводу моей молодости, пообещал хорошо заботиться обо мне и заверил, что у нее нет причин для беспокойства. Он сказал, что навел справки и узнал, что брак в моем возрасте законен. С разрешения родителей девушки могут выходить замуж даже в возрасте пятнадцати лет, а мне должно было исполниться семнадцать 20 августа. Он был у нас недолго, а перед уходом сказал, что вскоре навестит нас снова и тогда больше расскажет о себе, о своей семье и планах на будущее. Он добавил, что из-за меня он уже пробыл в России слишком долго, его военный отпуск закончился, и поэтому он должен вернуться в Норвегию как можно скорее. Он не знал, когда сможет снова приехать в Россию. Повторяя, что он устроит все, как надо, и будет держать нас в курсе дела, он ушел.
Возможно, Видкун боялся, что я буду настаивать на том, чтобы мама ехала с нами, поэтому пока избегал разговора на эту тему. Но что-то очень важное было упущено во всем этом разговоре, что должно было бы устроить судьбу нас троих, и у меня снова появилось то чувство нереальности, которое я испытывала, когда он сделал мне предложение. После этой первой неудовлетворительной встречи мамы с Видкуном я чувствовала, что все происходит без моего участия. Я продолжала ходить на работу, где все вскоре узнали, что я выхожу замуж за Квислинга и уезжаю с ним в Норвегию, а Видкун делал все необходимое со своей стороны, чтобы подготовить наше путешествие и свадьбу. Он постоянно выражал беспокойство, что его военный отпуск закончился. В это время он также много работал, чтобы закончить свой доклад для Лиги Наций о работе международной миссии по оказанию помощи голодающим — доклад, в котором он подчеркивал необходимость продолжения помощи в будущем. Он хотел сам выступить с докладом перед Генеральной Ассамблеей, но боялся потерять свою работу в норвежском Генштабе, находясь в самовольной отлучке. Поэтому мы должны были ехать через Ригу, где у него был хороший знакомый, его коллега, который как член латвийской делегации в Лиге Наций представил бы доклад за него на предстоящей конференции в Женеве.
