Является ли английская история понятной, если рассматривать ее саму по себе? Можем ли мы абстрагировать внутреннюю историю Англии от ее внешних отношений? Если можем, то не обнаружим ли мы, что эти остаточные внешние отношения имеют второстепенное значение? И анализируя их, в свою очередь, не обнаружим ли мы, что иностранные влияния на Англию незначительны по сравнению с английскими влияниями на другие части света? Если на все эти вопросы будут получены утвердительные ответы, то у нас могут быть все основания сделать вывод, что хотя и невозможно понять другие истории независимо от Англии, но возможно в большей или меньшей степени понять английскую историю независимо от других частей света. Лучший способ приблизиться к решению данных вопросов — это обратить нашу мысль назад по ходу английской истории и вспомнить основные ее главы. Перечислив их в обратном порядке, мы можем получить следующие:

а) утверждение индустриальной системы экономики (с последней четверти XVIII столетия)[2];

б) установление ответственного парламентского правления (с последней четверти XVII столетия)[3];

в) заокеанская экспансия (начавшаяся в третьей четверти XVI столетия с пиратства и постепенного развития внешней торговли по всему миру, приобретения тропических колоний и основания новых англоязычных обществ в заморских странах с умеренным климатом)[4];

г) Реформация (со второй четверти XVI столетия)[5];

д) Ренессанс, включая политические и экономические аспекты этого движения наравне с художественными и интеллектуальными (с последней четверти XV столетия)[6];

е) установление феодальной системы (с XI столетия)[7];

ж) обращение англичан из так называемой религии героического века в западное христианство (с последних лет VI в.)[8].

Этот беглый взгляд в прошлое из сегодняшнего дня по ходу английской истории показывает, что чем глубже мы смотрим назад, тем менее очевидна самодостаточность или изоляция. Принятие христианства, ставшее в действительности началом всех событий английской истории, — прямой антитезис этого утверждения; оно явилось актом, который соединил полдюжины обособленных варварских общин во имя общего блага нарождающегося западного общества. Что касается феодальной системы, то Виноградов[9] блестяще доказал, что семена ее пустили ростки на английской почве еще до нормандского завоевания. Однако даже если это и так, данный рост был стимулирован внешним фактором — датскими вторжениями; эти вторжения были частью скандинавского Völkerwanderung[10]^,[11] , одновременно стимулировавшего подобный рост и во Франции; нормандское же завоевание, несомненно, довело урожай до быстрого созревания. Что касается Ренессанса, то считается общепринятым, что как в культурном, так и в политическом аспекте он получил жизненное дыхание из Северной Италии. Если бы в Северной Италии гуманизм, абсолютизм и политическое равновесие не культивировались в миниатюре, подобно рассаде в защищенном парнике, в течение двух столетий, выпавших приблизительно на период между 1275 и 1475 гг., то их никогда нельзя было бы высадить севернее Альп и после 1475 г. Реформация тоже не была специфически английским феноменом[12]. Она представляет собой общее для Севера Западной Европы движение за освобождение от влияния Юга, где Западное Средиземноморье сосредоточило взгляд на умерших и ушедших мирах[13]. Англия не брала на себя инициативу ни в деле Реформации, ни в соревновании европейских наций атлантического побережья за обладание новыми заморскими странами. Сравнительно поздно приняв участие в соревновании, она завоевала свой приз в ряде битв с теми силами, которые пришли на поле до нее.

Остается рассмотреть две последние главы: возникновение системы парламентской и системы индустриальной — институтов, обычно рассматриваемых в качестве развившихся исключительно на английской почве и впоследствии распространившихся из Англии на другие части света. Но среди авторитетных лиц не существует всецелой поддержки этой точки зрения. Касательно парламентской системы лорд Актон[14] говорит: «Всеобщая история естественным образом зависит от действия тех сил, которые не являются национальными, но происходят от более общих причин. Возвышение в новое время королевской власти во Франции является частью подобного же движения в Англии. Бурбоны и Стюарты[15] подчинялись одному и тому же закону, хотя и с разными результатами». Другими словами, парламентская система, территориально появившаяся в Англии, была порождением силы, характерной не только там, а действовавшей одновременно и в Англии, и во Франции.

По поводу же происхождения и промышленной революции в Англии нельзя процитировать мнения более авторитетного, чем мнение мистера и миссис Хаммонд. В предисловии к своей книге «Происхождение современной промышленности» они высказывают точку зрения, согласно которой фактором, лучше всего объясняющим возникновение промышленной революции именно в Англии, а не в какой-либо другой стране, является общее положение Англии в XVIII столетии. Это и ее географическое положение относительно Атлантического океана, и положение относительно политического равновесия сил в Европе. Тем самым оказывается, что британская национальная история никогда не была и, почти с уверенностью можно сказать, никогда уже не будет изолированным «умопостигаемым полем исторического исследования». Если это справедливо относительно Великобритании, то, несомненно, a fortiori[16] это должно быть справедливо относительно любого другого национального государства.

Наш краткий обзор английской истории, хотя его результаты и были отрицательными, дал нам ключ к разгадке. Те главы, что уловил наш взгляд при беглом осмотре английской истории, были реальными главами в том или ином повествовании. Однако данное повествование оказалось историей некоего общества, в котором Великобритания была лишь частью, а данный опыт — опытом, в котором, кроме Великобритании, приняли участие и другие нации. В действительности «умопостигаемым полем исследования» оказывается общество, состоящее из множества таких общностей, как Великобритания, — не только самой Великобритании, но также и Франции, Испании, Нидерландов, Скандинавских стран и так далее. Процитированный отрывок из Актона как раз и показывает отношение между этими частями и тем целым.

Действующие силы не являются по своему происхождению национальными, но происходят из более общих причин, влияющих на каждую из частей, и их частичное влияние останется непонятным до тех пор, пока всесторонний взгляд не рассмотрит их влияние на общество в целом. На различные части одна и та же общая причина воздействует по-разному, поскольку каждая из них по-разному противодействует и содействует тем силам, которые приводит в движение эта же самая причина. Мы можем сказать, что общество в процессе своей жизни сталкивается с непрерывным рядом проблем, которые каждому его члену приходится решать наилучшим образом. Любая из этих проблем представляет собой вызов — суровое испытание, и, проходя через ряд подобных суровых испытаний, члены общества постепенно дифференцируются. Невозможно полностью оценить значение поведения любого отдельного члена в частном испытании, не принимая в расчет сходное или несходное поведение его товарищей и не рассматривая последующих испытаний в качестве серии событий в жизни всего общества.