Лакей услужливо сбегал за наемным экипажем и подогнал его к подъезду виллы.

По дороге в отель Селина решилась высказать суждение:

— Мадам Летесснер… необычайно хороша…

— Такой она была всегда, — коротко откликнулся Квентин.

— Ты познакомился с ней в Париже?

— Да, много лет тому назад. В первый мой визит… Время перед ней бессильно. Она излучает очарование и веселье, как солнце свет и тепло, и, по-моему, так будет вечно. В ней живет сам дух Парижа.

— И это тебе в ней… нравится? — задала вопрос Селина, мысленно сравнивая темноволосую Каролину, с неправильными чертами лица, но с пляшущим в глазах дьявольским огоньком, с собой — хрупкой, робкой блондинкой. Контраст был разителен — небо и земля.

— Я не знаю мужчины, который бы не поддался чарам Каролины, — откровенно заявил Тивертон.

В молчании они подъехали к отелю.

— Ты, надеюсь, не будешь скучать? — спросил Квентин, проводив Селину к подножию лестницы через ярко освещенный холл.

— Нет, конечно, — ответила девушка. — А когда ты думаешь вернуться обратно?

— К тому времени ты уже будешь спать крепким сном. — Он улыбнулся. — Вероятно, это произойдет на рассвете. Традиционно истинные игроки расходятся по домам с первым криком петуха.

Он заметил ее что-то ищущий, выжидающий взгляд и постарался успокоить ее:

— Ложись в постель и ни о чем не тревожься, Селина. У тебя было великолепное начало сегодня. Ты пользовалась большим успехом и всем понравилась. А в любой скачке от хорошего старта зависит многое.

Селина покраснела, выслушав от Тивертона похвалу.

— Спасибо. Спокойной ночи, Квентин.

Впервые она решилась назвать его просто по имени и тут же смутилась, хотя причин для этого не было никаких. Ведь они изображали брата и сестру, и ей надо было привыкнуть именно так его называть.

Она поднялась к себе в спальню и уснула мгновенно, едва голова ее коснулась подушки. Сказались пережитые ею душевные и телесные муки, усталость от долгого путешествия и волнения прошедшего дня.

Ее пробудил легкий шум, доносившийся из соседней комнаты. Там открылась и захлопнулась тихонько дверь, послышались осторожные шаги.

Из окна сквозь неплотно задернутые занавески пробивался тусклый блеклый рассвет. Квентин Тивертон не шутил, говоря, что игроки расстаются с картами лишь на заре.

Ей безумно захотелось окликнуть его, сообщить, что она не спит, спросить, повезло ли ему в этот раз за игорным столом.

Но Селина сдержалась: ведь ее вмешательство в дела Тивертона, может быть, ему совсем нежелательно. Вполне вероятно, что он рассердится, подумав, что она следит за ним и отмечает, когда он уходит и приходит.

Все мужчины не любят, чтобы за ними шпионили, а она была убеждена, что Квентин Тивертон как раз из тех, кто ревностно отстаивает собственную независимость.

Лежа в полумраке, прислушиваясь к передвижениям Квентина по комнате за соседней дверью, Селина вдруг вспомнила, как заразительно он смеялся шуточкам, отпускаемым Каролиной Летесснер, как она целовала его в щеку и настаивала на свидании сегодня.

Он был холост, остроумен, хорош собой, и множество женщин, не менее привлекательных даже, чем Каролина, несомненно, стремились заполучить его в мужья.

Однако он в таких обстоятельствах остался независимым, и как-то навязывать ему себя было крайне опасно для Селины. Он явно лишь из великодушия согласился на время заботиться о ней.

Не поэтому ли он обрадовался, когда узнал, что она отправится на прогулку с лордом Хоудриджем? Ведь не собирался же он брать Селину с собой в гости к Каролине Летесснер?

И долго ли он будет терпеть такую обузу, как несмышленая юная девица, да еще без гроша за душой… за которой к тому же нужен глаз да глаз, потому что к ней липнут, как мухи на мед, подозрительные поклонники?

Она сама просила его найти ей поскорее подходящего супруга. Не посчитал ли Квентин Тивертон, что лорд Хоудридж и есть тот самый «подходящий» кандидат в мужья?

Селина ничего не знала о нем. Он мог бы уже быть женат, как, например, сэр Джон Уилтон. А кроме того, сомнительно, чтобы английский аристократ, преисполненный гордыни — как показалось Селине — своим происхождением и положением в обществе, захочет жениться на ней.

Нет, Квентину Тивертону надо подыскивать ей в мужья кого-нибудь попроще. Но вряд ли они встретят персону незначительную среди блестящего круга гостей в салонах Каролины Летесснер или Леони Леблан.

Селина понимала, что драгоценное время уходит, а трудностей, проблем и нерешенных вопросов только прибавляется. Не хотелось даже думать о том, что ждет ее впереди.

Девушка резко одернула себя. Не дрожать от ужаса она должна, а благодарить судьбу! Если б не Квентин Тивертон, она была бы сейчас пленницей миссис Девилин, терпела бы от нее побои и жестокие издевательства, а Баден-Баден показался бы ей сущим адом.

— Я везучая… везучая… мне выпала невиданная удача, — шептала она, но сквозь ее шепот невольно прорывалось сдавленное рыдание.

Наутро, когда Селина была уже почти одета, раздался стук в дверь, соединяющую спальни.

— Могу ли я войти? — осведомился Квентин Тивертон.

— О, ты уже проснулся! — радостно воскликнула Селина. — Я думала, что ты встанешь сегодня поздно.

Он вошел к ней в комнату. На нем были бриджи для верховой езды.

— Я собираюсь немного встряхнуться и проветриться с часик в седле. Я весь пропитался за ночь вином и сигарным дымом.

— Можно мне составить тебе компанию? — спросила Селина.

Было видно, что Тивертон колеблется.

— Я об этом как-то не думал, но… если это доставит тебе удовольствие, то… Пожалуй, ты можешь взять лошадь Джима. Она получше, чем та кляча, что мы арендовали для тебя в трактире.

— Я готова ездить на всем, что передвигается на четырех ногах… только бы быть рядом с тобой.

— Тогда поторапливайся! — скомандовал он. — А когда будешь готова, я кое-что тебе скажу!

Одно из платьев, заказанных для нее Тивертоном, было, к счастью, уже доставлено в гостиницу, и как раз это был костюм для верховой езды.

Наряд был в высшей степени элегантен. Фасон его придумала сама императрица Евгения, а пошит он был из белого пике. К нему полагалась шляпка с маленькими полями. Тулью окутывала газовая вуалетка, прекрасно гармонирующая с голубыми глазами Селины.

Она инстинктивно почувствовала, что Квентин остался доволен ее видом, когда она вышла из дверей отеля и они на лошадях направились к аллее, предназначенной для верховых прогулок. Он сказал:

— Костюм этот очень идет тебе и действительно стоит тех денег, какие за него уплачены.

— Я очень благодарна тебе и за твою щедрость, и за предусмотрительность, — отозвалась Селина. — Мне же нельзя показываться в Баден-Бадене в том же платье, что я носила вчера.

— Конечно, — улыбнулся он, — хотя, вероятно, оно больше подходит к облику скромной и респектабельной мисс Тивертон, чем твой сегодняшний наряд.

— А я должна быть респектабельной? — задала вопрос Селина, вспомнив пикантное личико Каролины Летесснер. Серьезности во взгляде и манерах этой дамы не было и следа.

Квентин Тивертон ответил весьма мрачно:

— Ты сама выбрала для себя такую роль, и очень важно, чтобы окружающие тебе поверили.

— Вы считаете… — начала было Селина и замолкла.

Теперь она поняла, что вела себя на вчерашнем приеме неосторожно и дала повод незнакомому французу обращаться с ней как с легкодоступной девицей. Хорошо хоть, она вовремя почувствовала оскорбительность его заигрываний и отказалась от второго танца с ним.

Между тем Квентин Тивертон, как бы не заметив ее растерянности, перевел разговор на другую тему:

— Я хотел бы сообщить тебе, что принял решение сменить отель «Стефани» на виллу, о которой узнал случайно, что она сдается. Я послал Джима утром осмотреть ее, и, если она нам подходит, мы сегодня же туда переберемся.

— Вилла? — изумленно воскликнула Селина. — Наверняка это очень дорого.