Пробежав список взглядом, я постучал ногтем по одной из позиций.
— Ты уверена?
Киера прочла отчеркнутую строчку.
— «Тимбрии — ткани и пряжа». И что с ними?
— Ничего, вот только Коти частенько заглядывала туда. Я и понятия не имел.
— Не знаю уж, кто там настоящий хозяин, но именно туда стоит обратиться, если ты хочешь подслушать того, кто полагает, будто у него есть защитные чары против подобного.
Я кивнул.
— Да, просто совпадение. Сколько раз я туда сам заглядывал, и так и не узнал.
Просмотрел остаток списка. Адреса были разбросаны по всему городу; я узнал пару заведений, мимо которых нередко проходил, но больше ни одного такого, где бы хоть раз побывал.
«И что теперь, босс? Повесишь список на стену, метнешь в него нож и посмотришь, куда попал?»
«Что-то вроде того, угу.»
«Знаешь, это может плохо кончиться. Ты не в той форме…»
«Отвяжись.»
Он мысленно заворчал и заткнулся.
— Что ты знаешь об этих местах?
— А что ты хочешь знать?
Я помолчал.
— Даже не уверен, о чем спросить. Я так мало знаю о Левой Руке.
— Я тоже. Да и они сами.
— Хм?
— Секретность: по большей части они мало что знают, кроме как о том, чем сами занимаются.
— А. И насколько же, э, мало они знают?
— Ты это к чему?
— Да так. Если я вдруг загляну по одному из адресов в списке, узнает ли меня хозяин?
Киера поразмыслила.
— Не знаю. Может быть. Я бы сказала «нет», разве что случайно, однако на твоем месте ставить в заклад жизнь не стала бы.
Я кивнул.
— И как, э, мне это сделать, Киера?
— Ты МЕНЯ спрашиваешь?
— Нет, я не о том. Ну вот, скажем, тут, — я постучал пальцем по списку. — Это постоялый двор. Мне что, войти и заказать особого рода выпивку, или?
— А, извини. Я думала, ты знаешь. Если хочешь связаться с Левой Рукой непосредственно, попроси встречи с хозяйкой дома и достань три серебряные монеты, по очереди, левой рукой.
— Левой рукой, — повторил я. — Хитро придумано.
— Угу, оригинально.
Сидя на краю кровати, я собирался с мыслями. Достал из правого сапога нож, из дорожного мешка — точильный брусок, и занялся делом, пока голова работала над основной задачей.
— А как же масло? — спросила Киера.
— Чушь, — отрезал я. — Незачем смазывать точило маслом, надо просто его почистить, когда закончишь.
— Знаю. Мне было интересно, знаешь ли ты. Под каким углом затачиваешь?
— Пять градусов с каждой стороны.
Я прервался и внимательно изучил клинок. Этот ковыряльничек мне попался в Привале, возле Табо. На нож были наложены дешевые и бесполезные чары, которые помогали ему вроде как бить в жизненно важные точки, острие — так себе, но зато хорошее лезвие, а вырезанная из рога рукоять лежала в ладони так, словно ее специально делали под выходца с Востока. Еще немного работы с точилом, потом я проверил угол заточки, перевернул нож и занялся другой стороной.
— Где ты этому научился? — поинтересовалась она.
— А где мы впервые встретились? — фыркнул я.
— А, ну да.
Я кивнул.
— Затачивать ножи — первое, чему я научился после того, как освоил мытье кастрюль и сковородок, вынос мусора и уборку столов. У меня когда-то был нож с двусторонней заточкой — на три четверти спереди для пластания ломтиками и на четверть сзади для взрезания шкур. Лучший нож в моей жизни.
— А где он сейчас?
— У Коти. Она до сих пор им пользуется. Я научил ее, как делать двустороннюю заточку, и она… — я прервался и снова вернулся к заточке, теперь взяв свой самый лучший брусок.
— Извини, — проговорила Киера.
— Не надо, не извиняйся.
— Если ты промахнешься и отхватишь себе палец, мне будет больно.
Я поднял левую руку.
— Однажды так и случилось. Я запомнил урок.
Я закончил наводить блеск на клинок, кивнул сам себе и встал. Ребра болели, как… в общем, болели.
Киера, помедлив, спросила:
— Хочешь, прикрою тебе спину?
— Не твой профиль, — отказался я. — Да и не нужно. Дело несложное.
— Как скажешь, — с сомнением отозвалась она.
Вышли и спустились по лестнице мы вместе. Я шагал медленно. Киера сказала:
— Буду во дворе ждать вестей о том, как все прошло.
Я ограничился кивком — остальные силы ушли на то, чтобы не стонать.
Ротса снялась с моего плеча и медленно закружила в вышине; Лойош остался на другом плече и непрерывно рассматривал окрестности.
На широком бульваре перед Императорским крылом, у парка, всегда стоит целая очередь экипажей, на одной стороне те, у которых на дверях отметки, на другой — те, что можно нанять. И у всех особые разрешения касаемо ордонанса, возбраняющего присутствие лошадей вблизи Дворца. По-моему, при таком количестве разрешений можно бы и отменить ордонанс, но я могу и ошибаться.
Некоторое время я изучал наемные экипажи, подбирая, который выглядит наиболее удобным; выбрал, и сражаясь с болью, подошел к нему. Возницей была молодая женщина, разумеется, текла — с радостной улыбкой и легким подобострастием счастливой крестьянки из оперетки «Невспаханная улица».
Вскарабкавшись по ступеням, я назвал ей адрес. Она посмотрела на Лойоша и Ротсу, которые нырнули в экипаж следом за мной, поклонилась и взобралась на место. Потом сказала «но!» и лошади неторопливо зацокали по мостовой.
Возможно, пешком бы вышло быстрее.
«Босс, что бы там ни говорила Киера, ты не в той форме…»
«Я не собираюсь устраивать погромов, Лойош, так что можешь расслабиться.»
«Как не собираешься?»
«Вот так. План изменился.»
«Когда?»
«Вчера, когда я поговорил с Морроланом.»
Я уселся поудобнее. Экипаж был хорошим — от покачивания мне почти не хотелось вопить.
Я вышел и расплатился с возницей, которая поклонилась мне так, словно я был благородным драгаэрянином. Возможно, она думала, что это увеличит ее чаевые. Так, пожалуй, и случилось.
Я оказался в районе Города, который назывался Мосты — возможно, потому, что в него вели главные дороги от трех мостов, пересекающиеся в местечке по имени Девять Рынков; сейчас я стоял в сотне ярдов оттуда.
Магазинчик Тимбрии затерялся среди трех- и четырехкомнатных домишек лавочников, рядом с парой доходных домов покрупнее и открытым святилищем Кельхор.
«Так, теперь прячьтесь оба у меня под плащом.»
«А надо?»
«Не хочу появляться там, имея при себе два столь явных опознавательных признака.»
«То есть ты думаешь, тебя не узнают, потому что нас с тобой нет?»
«Вроде того.»
«Ты бредишь.»
«Живо, вы оба.»
Лойошу явно хотелось поспорить еще, но он сдержался. Экипаж уехал, джареги скрылись у меня под плащом.
На двери имелся знак, предлагающий посетителям входить без уведомления, что я и сделал. Внутри пахло палью с примесью чего-то масляного. Обширная, хорошо освещенная комната, с рулонами тканей и связками пряжи, которые занятые этим делом люди вроде как зовут мотками.
Сидящий на стуле с прямой спинкой пожилой джентльмен усердно делал вид, что умирал от скуки, пока дверь не открылась. Едва я вошел, он встал, приглащающе взмахнул руками и изобразил всю ту мимику, какую я уже привык видеть в исполнении лавочников, которые не совсем понимают, как ко мне относиться; в завершение последовал вежливый поклон, как случалось всегда у тех, кто полагает, что высоко задранный нос приносит меньше радости, чем звонкая монета. Вот она, разница между вельможей и лавочником. Истинный вельможа всегда предпочтет задрать нос.
— Могу ли я вам помочь, сударь?
— Надеюсь. Я хотел бы увидеть хозяйку дома.
— Простите? — нахмурился он.
Звяк. Звяк. Звяк.
— Я посмотрю, не занята ли она.
Он скрылся за задней дверью, а я пока изучал ярко окрашенные ткани.
Экзотические. Так Коти именовала эти цвета: экзотическими. Наверное, такими им и полагалось быть. Ярко-синими, жгуче-желтыми, и темно-темно-оранжевыми, как закат над морем.