— Так вы уже дома, милорд Иденби! — воскликнула Эдвина.

— Да, милая Эдвина!

— Рада видеть вас живым и невредимым, Тристан.

— Само собой, он жив! — воскликнула графиня, проведя тонкими пальчиками по щеке Тристана. — Разве грязные ирландцы способны одержать верх над таким благородным и доблестным рыцарем?

Тристан досадливо поморщился.

— Ирландцы — славные воины, — возразил он.

Глядя на него, Эдвина подумала, что Тристан хорош собой, закален в боях, выдержал все тяготы трудного похода, однако войны, вероятно, так же ненавистны ему, как и пустое веселье. Его явно что-то мучило.

— Вы еще не повидались с Женевьевой, — тихо заметила Эдвина.

— Да, я решил продлить удовольствие.

Как мрачно и горько он это произнес! В этот момент графиня коснулась плеча Тристана. Эдвина понимала, что соседка ничуть не интересна ему, но вдруг ей захотелось отомстить Тристану за Женевьеву.

— А я-то думала, вы не останетесь равнодушны, узнав, что ребенок, родившийся до срока, вряд ли выживет.

Эти слова попали в цель.

— Эдвина! — с упреком воскликнул Джон, но Тристан уже схватил ее за руки.

— Что она сделала?

— Ничего, милорд. Только выяснила, что вы уже вернулись.

Тристан вскочил и бросился прочь.

— Эдвина, как ты могла! — упрекнул жену Джон.

— Если они сейчас же не встретятся, случится так, как я сказала. Она обезумела.

Джон явно испугался, и Эдвина вдруг поняла, как ей повезло. Их губы встретились, и она забыла обо всем на свете, кроме тревоги за племянницу.

Должно быть, Женевьева заснула. Открыв глаза, она ощутила тупую боль в висках и острую — в сердце. Давно поняв, что остается для Тристана врагом, упорство которого надо сломить, она старалась не думать об этом. Ей никак не удавалось избавиться от боли. Она провела здесь столько времени, боясь показаться на людях и вынашивая его ребенка, а он не удосужился даже проведать ее!

Внезапно Женевьева почувствовала, что в комнате кто-то есть. И верно, Тристан стоял на пороге, неотрывно глядя на нее. Он заметил, что она проснулась, но не подал голоса. Поначалу Женевьева молча отвечала на его раздраженный взгляд. Глаза Тристана были темными и настороженными, плечи напряглись под темно-синей туникой, сильное тело закаменело. Волосы упали ему на лоб, и от этого он казался юным, но суровым.

Женевьева вспыхнула от смущения, вспомнив, что растрепана, волосы в беспорядке разметались по подушке, а ноги босы. Да еще этот унизительно огромный живот. Она села, прислонившись спиной к спинке кровати.

Как ни странно, только теперь Женевьева поняла, как любит Тристана, как отчаянно жаждет ответного чувства. Да, она забыла о чести. И это больно ранило ее — потому что еще никогда Женевьева не чувствовала себя такой одинокой. Он даже не подошел к ней — у него появились другие интересы, другие женщины.

— Стало быть, вы вернулись, — холодно обронила она. Тристан напрягся и молча подошел к постели.

— Ты здорова?

— Нет! Я не хотела приезжать сюда, я… перестаньте!

Бесцеремонно подняв подол ее голубого платья, Тристан скользнул ладонями по икрам, бедрам, добрался до живота. Женевьева попыталась остановить его, но безуспешно.

Стиснув зубы и едва сдерживая слезы, она с ненавистью уставилась на него. Но он смотрел только на живот и ощупывал его обеими руками.

— Не смейте! — содрогнувшись, вскрикнула Женевьева.

— Это мой ребенок.

— А тело — мое!

Он улыбнулся, и от этой улыбки у Женевьевы дрогнуло сердце: кому он улыбался раньше? Кого соблазнял, ласкал и целовал все эти месяцы?

— Я чувствую, он шевелится.

— Он не хочет вас видеть!

— Но я уже здесь.

— Слишком поздно.

Тристан поднялся.

— По-моему, ты ждала кого-то другого.

— Это вы велели привезти меня сюда.

— Но не я страстно прощался с тобой в часовне.

Боже милостивый, она совсем забыла про Гая! Забыла, что он уехал вместе с Тристаном, забыла про друга, которому грозила смерть!

— Больше тебя никто не навещал? — язвительно осведомился он.

— Если даже и навещал, то мне об этом не известно. Стражники никого не впускали.

— Это стража короля, миледи.

— Какая разница?

— Мне хотелось знать, что вы всегда спите в своей постели.

— С какой стати? Где спите вы, я понятия не имею!

— А вам не все равно?

Тристан стоял, повернувшись к ней спиной, и голос его звучал беспечно. Не дождавшись ответа, он обернулся с таким выражением лица, что Женевьеве захотелось спрятаться. Что с ним такое? Если ему все равно, почему же он не уходит?

Опустив глаза, она одернула платье, и Тристан снова засмеялся и прижал ладони к ее животу. Это прикосновение было легким и нежным, пальцы осторожно шевелились. Женевьева закрыла глаза, думая о том, как она сейчас уродлива, беспомощна и как неприятна ему. Ей страстно хотелось вновь стать стройной и изящной.

— Он снова зашевелился. Ты ошибаешься: я нравлюсь ему, и мои прикосновения — тоже. Малыш все понимает…

Женевьева открыла глаза: Тристан все еще улыбался, глядя на нее нежно и заботливо. Он вовсе не пытался унизить Женевьеву — просто требовал — так, как привык делать всю жизнь.

— Какие сильные толчки! — В его голосе послышалась боль. Женевьева вцепилась пальцами в одеяло, мечтая коснуться его лица, облегчить боль.

Она подняла руку, но тут в дверь постучали. Тристан быстро оправил на ней платье.

— Кто там?

— Лорд де ла Тер, король ждет вас у себя в кабинете!

Тристан насмешливо поклонился Женевьеве.

— Прошу меня простить. — Он вышел и последовал за пажом к кабинету короля.

Ну что там еще? Тристан терялся в догадках. Больше он не хотел уезжать, ибо не мог жить без Женевьевы, быть в неведении, что с ней. Необходимо наверстать упущенное!

Генрих ждал его, сидя за столом и барабаня по нему пальцами. Тристан стиснул зубы. «Умоляю, ваше величество, довольно войн и походов!»

Он настороженно поклонился.

— Тристан, я благодарен тебе за преданность и службу.

Тристан выжидательно кивнул. Генрих поднялся.

— Я хочу, чтобы ты женился на Женевьеве Левеллин.

— Женился?

— Да. Я уже говорил тебе: брак — это сделка. Возьми ее в жены.

— Не могу…

— Сможешь. Я отдал тебе ее владения. К ним я добавлю поместье Трейврилл, и ты станешь одним из самых богатых людей королевства.

— Но мне достаточно своих владений.

— Ты женишься на ней, потому что об этом прошу я.

— Но почему?

— Тристан, повторяю: это всего-навсего сделка! Способ упрочить узы и добиться преданности! Она ждет от тебя ребенка. К тому же эта женщина из рода йоркистов. Считай это договором Алой и Белой роз.

Тристан удивленно смотрел на него. Сделка… всего лишь сделка. Нет, брак — это любовь и… Закончить мысль он не осмелился. Тристан растерянно наблюдал, как Генрих взял перо, написал строку и снова поднял голову.

— Тристан, я повелеваю — как король. Если откажешься исполнить мой приказ, я отдам Иденби и Женевьеву кому-нибудь другому.

— Но она ждет моего ребенка!

— Найдется немало мужчин, которые пожелают усыновить ребенка такой красавицы и получить Иденби.

— Черт… — начал Тристан, но вспомнил, что говорит с королем. Будь он проклят, если отдаст кому-нибудь Иденби и Женевьеву! — Генрих, здесь есть одно затруднение. Эта женщина не выйдет за меня.

— Уверен?

— Абсолютно.

Король пожал плечами и снова принялся за работу.

— Так подумай, Тристан. Свадьба должна состояться до появления на свет ребенка. Если родится мальчик, он станет твоим законным наследником.

Тристан не сводил с короля удивленных глаз.

— Это все, — заключил Генрих, и Тристан вышел.

Он остановился в коридоре, отказываясь верить в то, что Генрих принуждал его к браку. Затем Тристан вспомнил о Лизетте. Она умерла, и тут уж ничего не поделаешь. Женевьева ни за что не согласится стать его женой. Но ей придется подчиниться, и тогда ребенок будет законным наследником, а она — женой. Навсегда. И если Гай попытается прикоснуться к ней, муж вправе дать ему отпор. Внезапно на душе у Тристана полегчало. Он улыбнулся и, насвистывая, пошел по коридору. Женевьева подчинится ему. У него созрел отличный план.