— Не глупите! Нам обоим известно, что кое у кого в Англии есть гораздо больше прав на престол!

— Вы хотите вновь поднять восстание? Но ведь ясно как день, что оно обречено на провал. На этом ваши ошибки не кончаются: вы уверены, что я околдован чарами этой деревенской простушки!

— Вздор! — бросила Женевьева. Радуясь, что Тэсс оставила на столе бокалы, она взяла свой и залпом осушила его.

— Женевьева, идите сюда.

Она обернулась. Он сидел на постели, скрестив руки на груди. Она не шелохнулась.

— Идите сюда.

Она могла бы воспротивиться. За такие оскорбления Тристан заслуживал пощечины. Но вдруг Женевьева ощутила усталость и страх выдать себя: она слишком хорошо помнила, что сказал ей Тристан в приступе ярости и горечи. Когда-то давно он, вероятно, был обаятельным, веселым и нежным юношей. Наверное, жена считала его самым галантным из рыцарей, охотно принимала его ласки и смеялась шуткам, и это было прекрасно.

А Женевьева видела перед собой совсем другого человека — воина, завоевателя. Именно ему она принадлежала сейчас и не могла ослушаться приказа. Подойдя к нему, Женевьева остановилась. Обняв за талию, Тристан уложил ее на постель рядом с собой и заглянул ей в глаза.

— Женевьева, я привез Тэсс сюда только потому, что ее мать овдовела и в поле было некому работать. Им обеим грозила нищета.

Женевьева судорожно сглотнула.

— Очень жаль… Она без ума от вас.

— Правда? Откуда вы знаете? Женевьева, я к ней и пальцем не притронулся. Теперь вы довольны?

— Я же говорила…

— Я помню, что вы говорили. Но то, что вы слышите, правда. Мне не нужен никто — кроме вас, моя прекрасная белая роза с острыми шипами.

Как ни странно, от этих слов Женевьеву охватила радость. «Все дело в том, что я вновь оказалась в своей спальне», — уверяла она себя. Но когда Тристан прильнул к ее губам в нежном поцелуе, она ответила ему. Обоих охватило желание. Когда же Тристан начал расстегивать ее платье, Женевьева заговорила:

— Тристан… я солгала. В лесу мне и вправду было страшно. Я холодела при мысли, что столкнусь нос к носу с каким-нибудь чудовищем…

Он ласково коснулся губами мочки ее уха, и она вновь ощутила себя живой. Одежда Женевьевы куда-то исчезла, но она не прикрылась руками. Вспыхнув, она опустила ресницы и украдкой поглядывала, как раздевается Тристан. Как бы там ни было, она радовалась тому, что он так силен и красив и что выбрал ее. Подумав об этом, Женевьева снова покраснела.

— Тристан… мне очень жаль.

Он понял, что она имеет в виду, но упоминание о прошлом вызвало у него досаду.

— Не будем об этом, — хрипло отозвался Тристан, а Женевьева, к своему удивлению, протянула ему руку. Их пальцы сплелись, и он придвинулся ближе. — Значит, ты жалеешь не о том, что оказалась здесь?

— Нет, милорд, не о том.

Этой ночью она сама ласкала его, робко водя ладонями по груди, восхищаясь пружинистыми волосками, касаясь пальцами его плоти, прикладывая ладони к щекам.

Они вновь перенеслись в свой мир — туда, где не имело значения ничто, кроме страсти. Женевьева смутно вспомнила предостережение Эдвины — о том, что страсть причиняет мучительную боль. Но пока происходящее казалось ей величайшим чудом — прикосновения, вихрь ощущений, обжигающий жар, блаженство…

Вскрикнув, она смутилась, ибо считала, что леди должна проявлять сдержанность. Но разве можно бороться с собой, когда Тристан рядом? Они соединились, и Женевьева вновь испытала наслаждение. Заглянув ему в глаза, она шепнула:

— Хорошо, что ты позвал меня сюда.

Он улыбнулся, приподнялся на локте и распустил ее косу. Волосы рассыпались по подушке, и Тристан зарылся в них лицом. Женевьева застонала от его ласк, и в ней вспыхнуло неукротимое пламя. Поцелуй пробудил ее к жизни. А Тристан что-то шептал ей на ухо, нежно и успокаивающе.

Она заснула в изнеможении, лежа в своей комнате, в его объятиях.

Женевьева пошевелилась под одеялом. Впервые в жизни ей было так тепло и удобно. Рядом послышался шорох, но она не открыла глаза. Погруженная в дремоту, девушка слышала, как в комнату вошел Роже де Трейн и тихо заговорил с Тристаном. Женевьева смутилась оттого, что ее видят рядом с ним.

Но она не спряталась под одеяло — ведь все знали, что связывает с ней Тристана. Как только Роже ушел, Тристан вскочил с постели и чертыхнулся, снова услышав робкий стук в дверь.

На этот раз их покой нарушил Джон. Женевьева не слышала, о чем они говорили, но вскоре Тристан вышел из комнаты. Она вдруг вспомнила, что сегодня Эдвина и Джон должны пожениться.

— Женевьева!

Девушка открыла глаза и увидела тетку.

— А где Тристан? — спросила Эдвина.

— Не знаю. Здесь его нет.

Эдвина присела в ногах у Женевьевы.

— Ты спросила у него? Он разрешил тебе присутствовать на нашей свадьбе?

Женевьева покачала головой.

— Пока нет, но… — Она вспомнила, как сегодня ночью они с Тристаном сделали друг другу почти невероятные признания. — Эдвина, наверное, я приду в часовню!

— Я же говорила, Женевьева! Тебе надо лишь немного уступить! Действуй лаской, а не враждой, и все будет чудесно!

Вскочив, Эдвина бросилась вон из комнаты, а Женевьева задумалась над ее словами. Но вдруг тетка застыла, столкнувшись в дверях с Тристаном. Он поклонился Эдвине, а та, покраснев, проскользнула мимо него.

Тристан усмехнулся:

— Вы хотели о чем-то попросить меня?

Она молчала, прижимая к груди одеяло.

— Так просите! Вы ведь хотите побывать на свадьбе Эдвины?

Женевьева кивнула.

— Ну разумеется! — расхохотался он. — Само собой! И потому пошли на подкуп! Нет, миледи, я не против таких сделок, но предпочитаю заранее знать все условия!

— Не понимаю, о чем вы…

— Все вы понимаете! «Тристан, мне очень жаль…» — похоже передразнил он. — А эти прикосновения — ласковые, как и голос! Ладно, Женевьева, впредь я запомню, что вы и пальцем не шевельнете просто так, задаром, и буду осторожен, принимая от вас знаки внимания!

— Что?! — вскрикнула она, готовая расплакаться, — Глупец! Ничего я не…

— Пощадите, дорогая! Разумеется, вы будете присутствовать на церемонии. — Тристан вышел и с грохотом захлопнул дверь.

Эдвина венчалась в той же часовне, где ее крестили, и хотя гости представляли собой пестрое сборище, церемония прошла очень удачно. Слушая, как молодые обмениваются клятвами, Женевьева поняла, что Эдвина в глубине души благодарит Бога: если бы Генрих Тюдор не пришел к власти, Эдгар выдал бы ее замуж за знатного человека, и ей пришлось бы подчиниться воле брата, так и не узнав любви.

После церемонии начался пир и танцы. Тристан, с утра не подходивший к Женевьеве, повел ее танцевать под звуки лютни. Он издевательски усмехнулся.

— Наш брак завершен, миледи. Как по-вашему, овчинка стоила выделки?

— Вы обесчестили меня!

— Само собой, миледи. Овладевая женщиной, я не оставляю ее девственницей.

— Милорд, да вы попросту глупы…

— Я притворяюсь глупцом. Хотел бы я знать, что еще вы придумаете, решив попросить об очередном одолжении?

— Вы уже получили все, чего добивались!

— Ошибаетесь, миледи. Этого было бы мало любому мужчине! Ну, что я должен пообещать на этот раз? Переселить вас в прежнюю комнату? Предоставить вам больше свободы? Признаться, такая сделка мне по душе! Так назовем же цены и условия!

Женевьеву никогда еще так не унижали и не высмеивали. Она высвободилась из его объятий.

— Ничего вы не поняли! «Сделка»! — с отвращением передразнила Женевьева. — Вам наверняка известно, сэр: есть то, что не продается, и это исходит от… — Она осеклась, чуть не выговорив «сердце». Но сейчас это слово было бы неуместным. — Идите ко всем чертям, Тристан де ла Тер! Убирайтесь к дьяволу, а я вернусь к себе в башню — притом с превеликим удовольствием! — Она бросилась к лестнице.

— Женевьева!

Она не остановилась и, перепрыгивая через две ступеньки, взбиралась по винтовой лестнице. Ей не нужен ни стражник, ни тюремщик. Захлопнув за собой дверь, Женевьева прислонилась к ней спиной и осела на пол.