— Но я чудесно развлеклась.

— Что ж, я рад. Но ваш муж был бы недоволен.

Женевьева нахмурилась, а священник вновь пожалел о сказанном.

— Отец, разве я плохо справляюсь со своими обязанностями? Мне не нужен муж.

— Сейчас вы еще скорбите о смерти Акселя, раны слишком свежи. Но когда-нибудь вам придется выйти замуж.

Женевьева вызывающе тряхнула головой:

— Ни за что! Я слишком долго боролась и многое потеряла. Таких мужчин, как Аксель, больше нет. Мужья желают править не только землями жен, но и самими женами. А я не хочу никому подчиняться, отец. Я уже не ребенок.

Священник невольно вздрогнул: Женевьева говорила то, что думала. Темная пелена, заволакивавшая Иденби в его снах, сгустилась. Отец Томас предчувствовал беду.

Но Женевьева снова улыбнулась:

— Пожалуй, нам пора устроить праздник. Не найдется ли в календаре дня какого-нибудь святого? Люди изнемогли от работы. Май давно прошел, но мы поставим майский шест, будем жарить мясо и танцевать при луне!

Отец Томас признал, что это удачная мысль. Женевьева сумела завоевать преданность своих подданных. Ее, прекрасную молодую аристократку, многие считали героиней. Самой Женевьеве тоже было полезно повеселиться и забыть на время о своих заботах.

— Конечно, мы найдем подходящий повод, — согласился священник, с тревогой глядя на меркнущий солнечный свет. С запада, со стороны Маркет-Босуорта, надвигались грозовые тучи. Что сейчас происходит на поле боя?

В ночь на 21 августа Тристан бродил под звездным небом, глядя на сотни костров, окружающих Эмбиен-Хилл. Он ждал утра.

Дозорные Генри не сводили глаз с вражеского лагеря. Передвижения войск противника Тристан знал как свои пять пальцев. Этим утром король Ричард выехал из Лестера под звуки труб, в сопровождении оруженосцев, лучников и кавалерии. Даже в доспехах он казался худощавым. Любой житель страны узнал бы монарха по золотой короне.

Тристан засмотрелся на костры, склонив голову набок. Ричарду было не занимать отваги, доблести и других достоинств. Но на его душе лежало немало грехов. Стремясь к власти, он забывал об осторожности. «Завтра, — думал Тристан, — Бог выберет будущего короля».

Он встал на колени и попытался молиться, но вдруг обнаружил, что забыл, как это делается. Пламя костров казалось пронзительно-ярким в смоляной черноте ночи. «Вот и моя жизнь черна, как ночь», — решил Тристан, пытаясь припомнить слова молитвы.

«Сохрани мне жизнь, Отче. Дай нам победить. Смерти я не боюсь: мне страшно только, что, если я умру, не успев отомстить, моя душа никогда не узнает покоя. Я не стану убивать эту женщину, только отниму у нее то, что обещал отнять…»

Может, нельзя молиться о том, чтобы Бог помог ему отомстить? Откуда ему знать? А если Бог тоже воин?

Тристан встал, взглянул на небо и усмехнулся.

— Завтра все станет ясно, — прошептал он.

Тристан направился к своему шатру. Часовые отдали ему честь. Где-то совсем рядом был разбит лагерь Ричарда. Тристан проскользнул в шатер, заставляя себя думать о предстоящей битве и стратегии.

В двух футах от него мирно спал Джон. Тристан сцепил пальцы на затылке и уставился в темноту. Он видел эту женщину даже с закрытыми глазами. Она была во всем белом, ее окутывало золотистое сияние, волосы искрились, глаза переливались серебром, губы изгибались в улыбке, сулящей страсть и вымаливающей жалость…

— Если завтра я останусь жив, Женевьева Иденби, твой замок станет моим, — прошептал Тристан вслух и улыбнулся, ощущая нетерпение. Страсть нужно удовлетворить, чтобы забыть о ней. Пожалуй, месть — это все-таки неплохая выдумка. Она вернула ему волю к жизни, стремление побеждать. Сражение должно было начаться на рассвете.

Двадцать первое августа, лето Господне тысяча четыреста восемьдесят пять…

День выдался ненастным и серым, с грозовыми тучами смешивались клубы порохового дыма, поднимающегося над землей. Распаленный битвой, Тристан снял шлем. Его лицо почернело от копоти.

Он уже давно отшвырнул мушкет, поняв, что в схватке это оружие бесполезно. С мечом в руках, верхом на коне, Тристан разил каждого, кто пытался убить его или выбить из седла.

Численный перевес приверженцев Йорков не поколебал решимости сторонников Ланкастеров. Они сражались свирепо и отчаянно, зная, что в случае поражения им нечего рассчитывать на милость победителей.

Тристан дрался бок о бок с Генрихом Тюдором и стражниками будущего короля. Генрих Тюдор, еще не достигший тридцатилетия, держался смело, ибо был готов воевать за вожделенную корону. Этот человек обладал проницательным умом и даром военного стратега. Среднего роста и сложения, решительный и умный, он, однако, не производил такого внушительного впечатления, как многие другие претенденты на престол.

Увидев, как дюжий йоркист прорвался сквозь строй защитников Генриха и потрясает пикой, Тристан пришпорил жеребца. Тот взвился на дыбы и ринулся вперед. Вскинув меч, Тристан с силой обрушил его на пику прежде, чем ее наконечник задел Генриха Тюдора. Противник взвыл от досады и бросился к Тристану, норовя выбить его из седла. Под вопли, грохот стрельбы топот и отдаленный гром пушек противники покатились по полю, влажному от крови убитых и раненых людей и лошадей.

Сторонник Йорков наседал на Тристана, молотя его кулаками. Тристан вывернулся, сбросил врага и мгновенно вскочил. Схватив наконечник сломанного копья, он метнул его в спину врага с такой силой, что наконечник вонзился в нее по самый обломок древка. Йоркист, взревев как раненый зверь, рухнул в грязь.

Тристан поспешил на поиски коня и меча, чтобы его не застали безоружным. Коня привел ему сам Генрих.

— Ты спас мне жизнь, — сказал Тюдор. Тристан взял поводья.

— Осталось только выиграть битву, — промолвил он.

Сколько еще продлится сражение? Тристан видел, что небо быстро темнеет. Повсюду лежали трупы. Алые и белые розы были втоптаны в грязь.

Исход битвы решили лорд Стенли, его сын и три тысячи их воинов. Лорд и его сын считались сторонниками Ричарда, но, когда Ричард на своем белом жеребце бросился навстречу Генриху, Стенли перешли на сторону Тюдора и напали на бывшего союзника.

Тристан знал, что Генрих тайно встречался с сэром Уильямом Стенли и выяснил, что получит поддержку только в том случае, если окажет достойное сопротивление Ричарду. Вплоть до переломного момента Стенли хранили верность Ричарду. Когда же стало ясно, что сражение затягивается, Стенли пришли на помощь Тюдору.

Ричард оказался в «клещах» — между отрядом Генриха и войском лорда Стенли, однако и не подумал сдаться.

Внезапно Тристан услышал ликующие крики:

— Он мертв! Король мертв! Ричард III убит — мы видели, как бывшие подданные обобрали труп и выставили его на потеху, перекинув через седло!

— Сторонники Йорков бегут в панике! Они отступают! Мы победили!

Тристан увидел, как отступают враги, а вдалеке мчится обезумевшая лошадь, через седло которой перекинут нагой труп.

Пеший воин подбежал к Генриху, держа в руках сверкающую золотую корону Ричарда, и протянул ее победителю. Тюдор расхохотался — громко и звучно.

— Друзья мои, мы и впрямь победили!

— Ваше величество! — почтительно произнес пехотинец. Лицо Генриха омрачилось.

— Я еще не король, меня никто не короновал. Но это вскоре произойдет, мои верноподданные! Благодарю вас всех. Обещанные награды достанутся вам, а еще я клянусь, что мы сделаем эту страну сказочно богатой! — Он повернулся в седле. — Сэр Марк, отправляйся за Элизабет Йорк и привези ее в Лондон.

— Вы женитесь на ней, сир, и титул окажется в надежных… — начал сэр Марк, но Тюдор прервал его:

— Я женюсь не ради титула! Да будет всем известно, что я просил руки Элизабет задолго до победы! Титул будет принадлежать мне одному. Она станет моей женой лишь после коронации. Я женюсь ради мира и спокойствия в стране. Дома Ланкастеров и Йорков должны соединиться.