В 1991 году, когда он учился на втором курсе, советская система распалась и университет превратился в неофициальную товарную биржу. В коридорах и дворах велась оживленная торговля. Здесь можно было купить тонну меди или нефти, которая, как правило, хранилась на государственном заводе или складе. Но все продавалось за наличные деньги, и продавцам нужен был надежный источник для быстрого получения денег. Мельниченко стал таким человеком, главным менялой торговцев в Московском университете, помогавшим им поменять доллары на рубли и обратно часто в течение нескольких часов. Мельниченко и двое его друзей превратили свою комнату в общежитии в офис, где они хранили единственную тетрадь, в которую записывали сделки, и большой деревянный ящик, в который складывали деньги. “Общежитие университета уже не было похоже на место, где живут и учатся студенты, а больше напоминало фондовую биржу, — рассказывал Мельниченко. — Повсюду были объявления людей, покупающих и продающих что-то. Там продавали разнообразные товары и сырье: легковые автомобили, грузовики, сахар, металлы — все, что хотите”. В течение трех лет Мельниченко уделял мало внимания учебе, посвящая все силы и энергию обмену рублей и долларов. Сначала их дневная выручка составляла всего гоо долларов, в очень хороший день она доходила до 2000 долларов. Но через год их бизнес разросся настолько, что через руки троих студентов проходило 100 тысяч долларов в день.
Инфляция 1992—1994 годов напоминала эскалатор. Каждый день курс рубля по отношению к доллару неумолимо снижался. Мельниченко и его друзья нашли способ использовать этот эскалатор для того, чтобы разбогатеть.
Хитрость заключалась в том, чтобы брать в долг рубли, обменивать их на доллары на короткий период времени, а затем возвращать то же количество рублей, которые стали стоить меньше, получая при этом прибыль. Рубли можно было занимать под ю—13 процентов годовых, а инфляция снижала их стоимость на 25 процентов в месяц. Деньги падали в их руки, словно с неба. Смелость и иногда стальные нервы — это все, что требовалось для того, чтобы заниматься торговлей. Мельниченко рассказывал мне, что в университете товары покупали и продавали целыми эшелонами. Поскольку покупатель и продавец часто не доверяли друг другу, они договаривались о задатке наличными. Задатки также оставляли у Мельниченко, и его капитал стремительно рос. У него не было даже сейфа для хранения наличных денег. Но дверь его комнаты в общежитии была прочной, и он всегда очень тщательно запирал ее. Мальчики в джинсах и футболках начинали думать о жизни после окончания университета.
Мельниченко и его друзья, покинув университет, последовали за своими клиентами на зарождавшиеся торговые биржи города. Мельниченко открыл крошечный офис в запущенной двухкомнатной квартире и поместил в популярной газете “Московский комсомолец” объявление из двух строчек: “Покупаем валюту. Продаем валюту”. Телефоны звонили не умолкая. Клиенты входили в первую комнату с мешками денег, а сделки заключались во второй комнате, где Мельниченко установил машинку для пересчета купюр и настоящий сейф. Мальчики начали богатеть. “Мы сняли очень хорошие квартиры, купили машины и жили вполне прилично”, — вспоминал Мельниченко.
В 1992 году, когда были приняты новые законы и им потребовалась официальная лицензия, Мельниченко нашел крохотный банк, размещавшийся в одной комнате, “Премьер-банк”, и заключил соглашение с его владельцем. Он будет работать под защитой его лицензии, выплачивая ему определенную сумму и одновременно расширяя сеть обменных пунктов в городе. В течение короткого времени он занимался продажей ваучеров и сигарет, которые пользовались таким спросом, что ящик или целый грузовик сигарет заменял валюту. Когда я встретил Мельниченко спустя несколько лет, я спросил его, были ли у него какие-то увлечения в те годы. Он не смог вспомнить ничего, кроме бесконечных разговоров по телефону, проверок курсов валют и обмена денег.
Самым ценным товаром Мельниченко была информация. Он и его коллеги начинали день с подсчета наличных, а затем строили предположения относительно изменения курса рубля по отношению к доллару. Они звонили конкурентам, чтобы узнать, какой курс предлагают они. Не было ни компьютерных сетей, ни биржевых залов, ни аппаратов, выдающих текущую финансовую информацию, был только телефон. Затем начинали звонить клиенты: заводу нужно было срочно обменять на рубли 100 тысяч долларов, полученных за поставленный им титан. В течение нескольких лет в начале 1990-х все подобные сделки оплачивались наличными, что было выгодно Мельниченко. Курс менялся в течение дня, и они работали быстро, постоянно звоня, пересчитывая банкноты, покупая и продавая. “От рассвета и дотемна, — говорил Мельниченко. — А часто еще и ночью, потому что существовали ночные рейсы и к нам приходили люди из регионов, которым было нужно успеть на рейс домой”. Вскоре размеры их сделок достигли нескольких сотен тысяч долларов в день, и они почти никогда не терпели убытков. Механизм был отлажен как печатный станок и постоянно приносил им прибыль. Никаких грязных заводов, никакого старого оборудования, нуждающегося в замене, никаких проблем с социалистическим наследием и красными директорами. “Потерпеть убытки было сложно”, — вспоминал он. Мельниченко, которому было тринадцать лет, когда Горбачев начал перестройку, стал носить галстук.
Мельниченко открыл в Москве обменный пункт, “Объединенный дом валюты”, и октября 1994 года курс рубля по отношению к доллару упал с 3081 до 3926. Позже этот день был назван “черным вторником”. Мельниченко рассказывал мне, что за день до падения рубля они предвидели такую возможность и приобрели на бирже много долларов. Когда курс рубля резко упал, Мельниченко начал действовать. “Мы продавали по максимальной цене, — рассказывал он. — В тот день мы заработали более ю миллионов долларов”[25].
Секрет Мельниченко был известен не только ему одному. Спекуляции на колебаниях соотношения рубля и доллара стали главным веянием эпохи легких денег в начале 1990-х{237}. Причины были очевидны: промышленность переживала кризис и нуждалась в огромных капиталовложениях, а валютные спекуляции не требовали больших накладных расходов, приносили высокие доходы и не были связаны с недвижимостью. Кто мог устоять? “Спекуляция приносила хорошие деньги. Это были легкие деньги, легкий капитал”, — вспоминал Александр Смоленский, который в то время имел в Москве пункты обмена валюты, обслуживавшие частных клиентов. Смоленский обменивал рубли на доллары, а доллары на рубли. “Утром даешь деньги, вечером получаешь прибыль, — рассказывал он. — Все решала скорость. Мы целыми днями сидели в банке, это было похоже на гонку, на машину, печатающую деньги. Каждый день приносил нам все больше денег. Важнее всего было не ошибиться. Бог был милостив. Обменивали, продавали, зарабатывали, обменивали, продавали, зарабатывали — и так каждый день”{238}.
Доходы от валютных спекуляций были не единственным источником легких денег. Сочетание слабого правительства и высокого уровня инфляции позволяло использовать и другие способы быстрого обогащения, особенно тем, у кого имелись политические связи: первым кооператорам, бывшим партийным и комсомольским работникам, бывшим сотрудникам КГБ. Это была элита, которая получала легкие деньги непосредственно от правительства.
В начале 1990-х в России не было центрального казначейства и приходилось полагаться на “уполномоченные” коммерческие банки при хранении государственных средств и проведении выплат. Система была коррумпированной с самого начала, но существовала на протяжении ряда лет. Банки обращались к малооплачиваемым бюрократам, взятками и угрозами добиваясь участия в этом прибыльном бизнесе. Бюрократы закрывали глаза, когда в банки этих финансистов поступали огромные суммы государственных денег. Затем банкиры не осуществляли тех платежей, которые должны были сделать, а деньги использовали в своих целях. Часто они возвращали деньги государству с большой задержкой или просто оставляли себе. Шустрые банкиры исходили из одной простой предпосылки: с течением времени деньги приносят прибыль. Коррумпированные государственные чиновники сознательно игнорировали это, позволяя финансистам наживаться за счет богатств государства. Система уполномоченных банков является еще одним примером негативного влияния легких денег в те годы, когда формировался российский капитализм. Зачем банкам рисковать, ссужая деньги переживавшим трудные времена российским заводам или еще не вставшим на ноги новым предприятиям, если можно просто пристроиться к кормушке российского государства? Свободные деньги, поступавшие от правительства, испортили их, отдалив тот день, когда им и другим представителям поколения, выросшего в эпоху легких денег, пришлось бы учиться вкладывать деньги в реальную экономику и получать прибыль своим трудом.
