В дни, последовавшие за кризисом, олигархи проявляли беспокойство. Как вспоминал Кириенко, 20 августа Березовский, Гусинский, Смоленский и некоторые другие банкиры пришли к нему с просьбой оказать помощь банку Смоленского “СБС-Агро”. Кириенко рассказывал, что Березовскому хотелось добиться помощи без смены собственника банка. Но Кириенко отказался. “Мы постараемся, чтобы вас уволили”, — сказал Березовский. “Попробуйте”, — ответил Кириенко{561}. Позже Березовский отрицал, что такая встреча имела место. “Абсолютная глупость”, — прокомментировал он рассказы Кириенко.
23 августа Ельцин уволил Кириенко, вызвав странную кучу малу, в которой Березовский снова попытался сыграть роль влиятельного политика. Ельцин вновь назначил Черномырдина исполняющим обязанности премьер-министра. По словам Березовского, это было его предложение, которое он передал Ельцину через Юмашева{562}. Несколько месяцев назад Березовский помог организовать увольнение Черномырдина, но теперь вернул Черномырдина назад. В день назначения, как рассказывал очевидец, Черномырдин приехал в Белый дом, прошел по длинному, устланному ковром коридору и остановился, прежде чем войти в кабинет премьер-министра. Там его ждал Березовский. Казалось естественным, что Березовский вошел первым, а Черномырдин последовал за ним. Березовский по-прежнему думал о выборах 2000 года, на которых предстояло выбрать преемника Ельцина. “Мы заинтересованы в том, чтобы в 2000 году гарантировать преемственность власти”, — сказал он. Назначая Черномырдина, Ельцин почти слово в слово повторил то, что ранее сказал Березовский, позволяя предположить, что все нити этого нового назначения тянутся именно к нему. “Важным аргументом” в пользу Черномырдина, сказал Ельцин, “является сохранение преемственности власти”. Березовский снова был при деле и без особых усилий выбирал, кто будет управлять страной.
По Москве ползли слухи, что члены семьи Ельцина и магнаты убеждают его уйти в отставку, как только Черномырдин будет утвержден парламентом. 28 августа на экранах телевизоров появился Ельцин, сидевший в Кремле у маленького круглого столика и выглядевший слабым и уязвимым. “Я хочу сказать, что я никуда не уйду, я никуда не уйду, — произнес он медленно, но четко. — Я не уйду в отставку”. Через несколько дней Березовский открыто обсуждал вопрос об отставке Ельцина в радиоинтервью. “Если нет сильной власти, Борису Николаевичу придется уйти в отставку до окончания срока его полномочий, чтобы освободить место для создания сильной власти”.
Но все же Березовский опять потерял инициативу. Власть Ельцина была как никогда слабой, и после двух недель споров парламент проголосовал против Черномырдина. Состояние экономики продолжало ухудшаться. Рынки и банки были парализованы. Лужков обвинил Государственную думу в бездействии. “Я ужасно расстроен тем, что в течение двух недель они не могут принять одно конкретное решение, — заметил он. — Как сказали две мыши — зачем нам сыр? Сейчас нам нужно выбраться из этой мышеловки”. Столкнувшись с упорством парламента, ю сентября Ельцин отказался от кандидатуры Черномырдина и назначил на этот пост Евгения Примакова, министра иностранных дел и типичного представителя старой школы, кандидатура которого была поддержана. Очередная попытка Березовского оказать влияние на политику на этом закончилась. На время.
У Смоленского не было океана нефти, но было море вкладчиков, и они возмущались у дверей отделения банка “СБС-Агро” на Пушкинской площади в центре Москвы. В начале сентября толпа осадила офис, требуя назад свои вклады. Мечта Смоленского создать российский эквивалент “Бэнк оф Америка” рассеялась как дым; надежда завоевать доверие миллионов вкладчиков таяла перед его глазами. Через две недели после кризиса я увидел его в офисе банка. С мрачным видом человека, испытывающего стресс, он нервно сворачивал листок бумаги во все более тугой квадратик. “Я не знаю, — признался он, — что может сейчас заставить людей держать деньги в банках. Просто не могу себе представить, почему они стали бы это делать”.
После кризиса банк Смоленского “СБС-Агро” с его 1200 отделениями и 5,7 миллиона вкладчиков, банкоматами, кредитными карточками и претензиями на преобразование в гигантский коммерческий банк превратился в символ рухнувших надежд. Он стал жертвой массового изъятия вкладов, когда запаниковавшие вкладчики потребовали вернуть их деньги. Мораторий, возможно, защитил магнатов от иностранных кредиторов, но не защитил от сограждан. В августе россияне сняли со счетов в тридцати крупнейших банках 17 миллиардов рублей, или около ю процентов вкладов, а за месяц до этого — всего 2 миллиарда{563}. К середине сентября опасения Кириенко оправдались: банковская система терпела крах. Платежи прекратились, несмотря на отчаянные попытки Центробанка пополнить систему за счет рублевых вливаний. На улицах толпы обманутых вкладчиков в ярости осыпали Смоленского нелестными эпитетами. Он обманул их.
В банке Смоленского сложилась странная ситуация с ГКО. В начале сентября Смоленский сказал мне, что “СБС-Агро” имеет миллиард долларов в ГКО, которые были заморожены. Имел он и обязательства перед иностранными инвесторами также в размере миллиарда долларов, включая еврооблигации, синдицированные займы и кредиты. Выплата 162 миллионов долларов была просрочена. По его словам, он был разорен дефолтом ГКО. “Они просто забрали эти деньги, как большевики. Мы видели это в 1917 году”. Но когда я встретился со Смоленским через год после кризиса, он рассказал мне другую историю. Он сказал, что “СБС-Агро” имел ГКО лишь на незначительную сумму и разорили его западные кредиты. Смоленский всегда отличался скрытностью, и установить истину было невозможно. 14 августа, за три дня до кризиса, он взял у Центробанка стабилизационный кредит в размере 100 миллионов долларов.
Дубинин рассказывал, что Смоленский приходил к нему сразу после 17 августа и потребовал 2 миллиарда рублей немедленно “и, вероятно, еще 8 или ю миллиардов потом”{564}. Другие банки также требовали наличных, и Центробанк предоставил ряд таинственных “стабилизационных кредитов”, судьба которых осталась неясной. В октябре 1998 года Центробанк выделил “СБС-Агро” ссуду в размере 345 миллионов долларов под поручительство 40 региональных правительств. Но когда Центробанк попытался ввести в “СБС-Агро” временное управление, чтобы взять его под свой контроль, Смоленский закрыл дверь на засов, как он это проделывал перед аудиторами и в 1993 году. Он просто не дал представителям Центробанка войти.
По утверждениям Дубинина, Березовский сразу встал на защиту Смоленского, потребовав, чтобы Центробанк не пытался взять “СБС-Агро” под свой контроль. “Мы не позволим вам сделать это”, — заявил Березовский{565}. Дубинин не смог установить, на какие активы “СБС-Агро” можно было бы наложить арест. “Холдинговая компания устроена таким способом, что кажется, будто банку ничто не принадлежит, — сказал он. — Поэтому если мы, грубо говоря, объявляем банк банкротом, то не можем добраться до его собственности законным образом”{566}. Смоленский намеренно построил свою империю так, чтобы ее запутанное устройство в течение многих месяцев и лет сбивало с толку охотников за его сокровищами. Дубинин так и не смог ничего сделать и 7 сентября ушел в отставку, обвинив Смоленского в “саботаже”. Его сменил Виктор Геращенко, прежний руководитель Центробанка, злейший враг Смоленского еще с начала 1990-х.
Как и Ходорковский, Смоленский умело воспользовался “костылями”, позволявшими не возвращать долги иностранцам в течение моратория и даже после его окончания. Российские вкладчики “СБС-Агро”, доверившие ему свои сбережения, тоже лишились своих денег. После кризиса они регулярно проводили многотысячные митинги, давая волю своему гневу. Они раздавали листовки, описывавшие загадочное похищение активов банка, от которого осталась только вывеска, делились друг с другом своим горем. На одну из встреч пришла Людмила Исаева, пожилая женщина в аккуратной серой куртке, с очень прямой осанкой. Ее волосы были стянуты в тугой пучок, как у балерины, а губы накрашены розовой помадой. В руках она сжимала пачку документов. До выхода на пенсию Исаева работала профессиональной переводчицей; она положила на счет в “СБС-Агро” десять тысяч долларов. Эти деньги она копила в течение многих лет в надежде обменять свою квартиру на большую с доплатой. После гиперинфляции начала 1990-х она забрала деньги из государственного банка, в котором ее сбережения обесценились так, что на них можно было купить “только хлеб, молоко и колбасу”. Во время бума 1997 года она стала искать коммерческий банк, чтобы внести в него все свои сбережения. “Такой, чтобы был надежным”, — сказала она, много раз повторив это слово — “надежный”.
