— Борис Германович, все будет хорошо, вчера я говорила с Антоном Александровичем, он обещал снизить себе проценты по вычетам за участие в доле нашей прибыли. Я думаю это более обнадеживающий вариант, вы можете обсудить проценты, и суммы перестанут быть столь астрономическими.

— Я все понимаю детка, но почему я должен платить им, они, что ли трудились, не покладая рук, когда я ставил на ноги эту компанию, как все это мерзко… что я не могу отказать им…

— Борис Германович, а почему нам не направить основную прибыль в оффшор, я знаю, что на Каймановых островах, самая успешная зона для инвестирования средств. Благодаря налоговым льготам они стали крупным международным банковским центром.

— Моё золотце, ты забыла, что они присылают к нам своего финансиста в конце каждого квартала, но твоя мысль интересна, — казалось, Журавлев немного оттаял, так как в его голосе послышалась теплая благодарность, он допил остатки коньяка и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза, — созвонись с Ивановым, что он порекомендует, пригласи его сегодня на ужин в семь вечера в ресторан на набережной.

— Я поняла, «Золотое руно»?

— Ага, — Журавлев, встрепенувшись, встал из-за стола и в упор, посмотрев на Машу, произнес, — я надеюсь, детка, что ты меня не подведешь, у тебя умная головка, и она всегда выручала меня, поэтому я тебе доверяю, но… хотя это уже не имеет значения.

Маша согласно кивнула, понимая, чего её босс всерьез опасается. Через несколько минут она уже договаривалась о встрече с Ивановым, руководителем коммерческого банка, с которым сотрудничал Борис Германович. Журавлев, немного успокоенный, занялся проверкой отчетов, которые ему предоставил его заместитель Дмитрий Воля. Борис всегда улыбался, вспоминая его фамилию. Это кличка или действительно фамилия, прямо спросил он Дмитрия в день их знакомства, на что тот предложил показать паспорт, но Журавлев, рассмеявшись, покачал головой, и пробормотал что-то типа, верю.

Его мысли вдруг вернулись к тому дню, когда он впервые увидел ту девушку, о которой ему рассказывала Елена Демьянина. Она была немного усталой, но чертовски очаровательной, от нее пахло жасмином и… Борис поймал себя на мысли, что ему нравится думать о ней и перебирать в своей памяти все то, что ощутил, когда она коснулась его руки, приветствуя их семью, звук её бархатистого нежного голоса.

Он провел рукой по волосам и содрогнулся, почувствовав влажные капли на лбу. Потом, отругав себя за безрассудные мысли, которые слишком часто стали посещать его, закурил, и совсем придя в себя, вернулся к работе. Сегодня ему предстояло обо всем договориться с Ивановым, он пододвинул к себе телефон и, набрав номер Воли, сказал, чтобы тот зашел к нему. Нужно было многое обсудить и выбрать такую тактику, чтобы в случае чего ни Раскин, ни Тэлль, ни о чем не догадались. Он вызвал Машу и велел приготовить ее чай для него и Дмитрия Анатольевича.

— Ему без сахара, — добавил Журавлев и, повесив трубку, отодвинул от себя бумаги, понимая, что все мысли его заняты предстоящим ужином с Ивановым.

Она чувствовала непреодолимое желание войти в дом, где её жизнь чудом висела на волоске и чуть не оборвалась. Ее ноги словно вели туда, наперекор протестам, которые кричали у нее внутри, тебе все это не нужно, увиденное тебе принесет боль, и снова начнутся поутихшие ночные кошмары, окутавшие кровавым маревом зловещий лабиринт вырастающий, словно по мановению волшебной палочки злого волшебника. Наташа подошла к подъезду своего дома и была рада, что никого не встретила из знакомых, ей не нужны были всякие расспросы и тем более жалость. Она была уверенна, что все знали о том, что происходило в злосчастной квартирке, но ни кто и пальцем не захотел пошевелить. Как же могут быть равнодушны люди, подумала она и тут же рассмеялась в голос. Смех так же резко оборвался, как и начался, Наташа заплакала и почувствовала, как слезы обожгли лицо. Как бы поступила она? Она ведь тоже же ничего бы ни сделала, если бы знала о проблемах какой-то там девчонки. Все так живут, ни кто не хочет вмешиваться в чужие дела, всем дорого собственное спокойствие. Так что же теперь винить их, если она сама такая. Наташа вытерла большими пальцами рук темные ручейки слез, которые смешались с тушью, ей не было дела до того, как она сейчас выглядит. Счастливые недавние дни словно стерлись из ее памяти, оставив место только ужасным воспоминаниям о проведенном здесь времени, когда она уже не верило в то, что сможет остаться в живых. Дверь была закрыта и Наташа знала, что будь даже она открыта, она не смогла бы войти туда и снова столкнуться с призраком своих кошмаров. Она провела рукой по обивке двери, местами потрескавшейся, из которой вылезли куски поролона. Почему все перевернулось, почему спрашивала она себя. Мама, если бы ты знала, что здесь происходит, где же ты, мамочка… Еще немного и Наташа бы сломилась и, застонав на весь подъезд, упала возле своей двери, но её привел в чувство стук входной двери подъезда.

— Наташа, — окликнул ее чужой незнакомый голос. Она прижалась к стене и замерла, словно ящерица на камнях. — У вас все в порядке? — повторил мужчина и Наташа, услышав шаги, отступила назад. Это был Философ, который остался на улице и так незаметно шел за девушкой, что та даже не заметила его.

— Вы напугали меня, — сказала она и, выпрямившись, в упор посмотрела на него. Ее руки дрожали, и Наташа ничего не могла поделать с этим. Её буквально трясло и, видя ее состояние, Философ остановился в нерешительности.

— Может, позвонить Антону Александровичу? — он протянул к ней руку, но Наташа, покачав головой, отступила назад. Почему-то она почувствовала к этому человеку недоверие, у него были не добрые холодные глаза. Он мог точно так же, как Валерка наброситься и скрутить ее без всякого сожаления.

— Лучше пойдём, — более спокойно сказала она, пытаясь унять эту предательскую дрожь, — мне не хорошо, но это пройдет.

— Может быть, вы хотели, придя сюда получить ответы на свои вопросы? — спросил он докторским тоном. — Не только преступников тянет на место преступления.

— А что вам известно, что здесь произошло? — с какой-то горькой иронией спросила Наташа Философа, на что тот, покачав головой, добавил.

— Это у вас написано на лице, хотя, что скрывать, мне кое-что известно, но совсем немного.

— И что же? — она быстро спустилась к нему и, заглянув в его, казалось, неподвижные глаза пыталась разглядеть там сочувствие и понимание, но не чего не нашла.

— Только то, что вас держали заложницей… а что было в действительности, можно только предполагать.

— Да уж, — протянула она, поворачиваясь к нему спиной, — понятно, откуда у вас это прозвище Философ.

Наташа начала спускаться вниз, Философ, улыбнувшись краем рта, последовал за ней. Ему было известно обо всем, ведь он лично участвовал в допросе Кляпина Валерки и знал все подробности тех дней, которые стали роковыми в жизни Натальи. Однако, ему ни о чем не следовало говорить, понимая это, Философ, как мог, постарался успокоить Наташу и любезно предложил, подвезти её к дому Азизы.

Наташа вдруг ощутила такую потребность в подруге, что тут же согласилась, ей не с кем было больше поделиться своим горем и радостью.

Она раскрыла сумочку и, вынув пачку сигарет, уронила ее на пол. Что со мной происходит, ужаснулась она, руки совсем не слушаются, надо отвлечься, иначе так и до психушки не далеко. Философ остановил машину и, подняв ее сумочку, протянул ей зажигалку.

— Вам нужно взять в себя в руки, все забудется, даже самое плохое.

— Тоже мне психоаналитик, — она поднесла зажигалку к сигарете и, закурив, посмотрела в окно, — поехали, Пирогова 18, корпус два.

Философ, включив поворотник, двинулся дальше и больше не проронил ни слова, чем несказанно обрадовал Наташу. Ехали они совсем немного и вскоре оказались у дома, где жили Ахмедовы. А вдруг ее нет дома, подумала Наташа, что тогда, буду ждать. Ни куда не поеду, не поговорив с Азиской.