МИССИС ХЭШЕБАЙ. Нет, вы просто невозможны, Альфред. Целый вечер я за вами ухаживаю, а вы ни о чем другом не думаете, кроме ваших нелепых предчувствий. Вы мне прямо надоели с этим. Идемте. Вы мне будете читать стихи при свете звезд. (Тащит его в глубь сада в темноту.)

МЕНГЕН (плаксиво, из темноты). Вам хорошо потешаться надо мной. Но если бы вы только знали…

ГЕКТОР (досадливо). Чем все это кончится?

МАДЗИНИ. Ничем не кончится, мистер Хэшебай. Жизнь – она ведь не кончается. Она идет себе и идет.

ЭЛЛИ. О, вечно так не может идти. Я всегда чего-то жду. Я не знаю, что это такое, только жизнь должна ведь придти к какой-то цели.

ЛЕДИ ЭТТЕРУОРД. Для молодой женщины вашего возраста – это ребенок.

ГЕКТОР. Да, черт побери, но у меня тоже такое чувство. А я не могу родить ребенка.

ЛЕДИ ЭТТЕРУОРД. Передав ваши полномочия, Гектор…

ГЕКТОР. Да есть у меня дети. Все это для меня уже позади. Все-таки я чувствую, что так это не может продолжаться. Вот мы сидим здесь, болтаем и предоставляем все на свете Менгенам, случаю и сатане. Подумайте только на минуту о тех разрушительных силах, которые имеются у Менгена и у его восхищающейся друг другом шайке. Ведь это истинное сумасшествие! Все равно, как дать в руки невоспитанному ребенку в качестве игрушки заряженную торпеду, пусть поиграет в землетрясение.

МАДЗИНИ. Да, это верно. Я часто об этом думал, когда был молод.

ГЕКТОР. Думать! Что толку об этом думать?! Почему вы чего-нибудь не сделали?

МАДЗИНИ. Да нет, я делал. Я был в разных кружках, обществах, произносил речи, статьи писал. То есть все, что было в моих силах. Но, знаете ли, хоть люди в этих кружках и были уверены, что они знают больше, чем Менген, многие из них и не подумали бы сунуться туда, если бы они знали столько, сколько он знает. Видите ли, им никогда не приходилось иметь дело с деньгами или держать в повиновении людей. Каждый год я ждал революции или какого-нибудь ужасного взрыва: казалось просто немыслимым, что мы можем вечно вот так путаться и топтаться на месте. Но ничего не случилось. За исключением, конечно, обычных для нас явлений – нищеты, преступлений, пьянства, к чему все уж привыкли. И никогда ничего не случается. Просто удивительно, если принять во внимание все обстоятельства, до чего мы мирно и гладко существуем…

ЛЕДИ ЭТТЕРУОРД. Может быть, кто-нибудь поумнее вас с мистером Менгеном все время заботился об этом?

МАДЗИНИ. Возможно. Хотя меня воспитали в неверии, у меня часто бывает такое чувство, что в общем можно довольно много сказать в пользу теории о всемогущем провидении.

ЛЕДИ ЭТТЕРУОРД. Провидение! Я имела в виду Гастингса.

МАДЗИНИ. Ах, простите, я вас не понял, леди Эттеруорд.

КАПИТАН ШОТОВЕР. Всякий пьяный шкипер верит в провидение. Но один из способов провидения обращаться с пьяными шкиперами – швырять их о скалы.

МАДЗИНИ. Конечно, на море так оно и есть. Но в политике, уверяю вас, они просто садятся в лужу. Ничего не случается.

КАПИТАН ШОТОВЕР. На море с морем ничего не случается. И с небом ничего не случается. Солнце восходит с востока и садится на западе. Месяц из серпа превращается в дуговую лампу и появляется все позже и позже, пока не утонет в солнечном свете, как все остальное тонет во мраке. После тайфуна летучие рыбы на солнце сверкают, точно птицы. Удивительно – принимая во внимание все обстоятельства, как они существуют. Ничего не случается, кроме пустяков, о которых и говорить-то не стоит.

ЭЛЛИ. И что же это такое, о капитан, мой капитан?

КАПИТАН ШОТОВЕР (мрачно). Ничего. Кроме того, что корабль пьяного шкипера разбивается о скалы, гнилые доски разлетаются в щепы, ржавые болты разъезжаются, и команда идет ко всем чертям, как крысы в капкане.

ЭЛЛИ. Мораль: не надо пить рома.

КАПИТАН ШОТОВЕР (запальчиво). Это ложь, дитя. Пусть человек за день выпьет хоть десять бочек рома, он не пьяный шкипер, пока он ведет свой корабль. Пока он не сбивается с пути, стоит на мостике, держит руль – он не пьяница. А вот человек, который лежит у себя на койке, доверившись провидению, – вот этого я называю пьяным шкипером, хоть он, может быть, ничего не пил, кроме воды из реки Иорданской.

ЭЛЛИ. Замечательно! А все-таки вы за целый час не выпили ни капли. Вот видите, ром вам вовсе и не нужен. Ваша душа жива.

КАПИТАН ШОТОВЕР. Это эхо. Только эхо. Последний выстрел прогремел много лет тому назад.

ГЕКТОР. А этот корабль, на котором мы все плывем? Эта темница душ, которую мы зовем Англией?

КАПИТАН ШОТОВЕР. Капитан ее валяется у себя на койке и сосет прямо из бутылки сточную воду. А команда дуется на кубрике в карты. Налетят, разобьются и потонут. Вы что думаете, законы господни отменены в пользу Англии только потому, что мы здесь родились?

ГЕКТОР. Да не хочу я тонуть, как крыса в трюме. У меня есть желание жить. Но что я должен делать?

КАПИТАН ШОТОВЕР. Что делать? Чего проще – изучить, в чем заключаются ваши обязанности настоящего англичанина.

ГЕКТОР. А разрешите узнать, в чем заключаются мои обязанности англичанина?

КАПИТАН ШОТОВЕР. Навигация. Изучите ее и живите. Или пренебрегите ею и будьте прокляты во веки веков.

ЭЛЛИ. Тихонько, тихонько. Вы утомляетесь. Вам вредно.

МАДЗИНИ. Когда-то я об этом думал, капитан. Но, уверяю вас, все равно ничего не случится.

Слышится отдаленный глухой взрыв.

ГЕКТОР (вскакивая). Что это такое?

КАПИТАН ШОТОВЕР. Что-то случилось. (Свистит в свисток.) Буруны на носу.

Свет гаснет.

ГЕКТОР (в бешенстве). Кто погасил свет? Кто смел погасить свет?

Няня выбегает из дома на середину эспланады.

НЯНЯ. Я, сэр. Из полиции позвонили и сказали, что мы будем отвечать, если не погасим свет.

ГЕКТОР. Его сейчас будет видно на сотни миль. (Бросается в дом.)

НЯНЯ. Говорят, от дома приходского священника не осталось ничего, кроме груды кирпичей. Если мы его не приютим на ночь, ему негде будет голову приклонить.

КАПИТАН ШОТОВЕР. Церковь швырнуло на скалы, ее разнесет в щепы. Я говорил ему, что так оно и случится, если она не будет держать курс в открытое море господне.

НЯНЯ. А вам всем велено идти в подвал.

КАПИТАН ШОТОВЕР. Ступай туда сама. Ты и вся команда. И прикройте люки.

НЯНЯ. Чтобы я стала прятаться рядом с этим трусом, за которого я когда-то вышла замуж?! Да я лучше на крышу полезу.

Свет снова вспыхивает.

Вон мистер Хэшебай опять зажег.

ВОР (бежит бегом, взывая к няне Гинесс). Да где же эта песочная яма? Мне мальчишка на кухне сказал, что там погреб есть. А от подвалов толку мало. Где песочная яма, где она, капитан?

НЯНЯ. Иди вон туда, все прямо, мимо флагштока. Так прямо и уткнешься туда – даст бог, сломаешь там свою проклятую шею. (Презрительно толкает его в сторону, а сама идет к гамаку и становится у его изголовья, как когда-то она стояла у колыбели Ариадны.)

Доносится второй, еще более громкий взрыв. Вор останавливается и стоит, дрожа всем телом.

ЭЛЛИ (вставая). Это уже ближе.

КАПИТАН ШОТОВЕР. Следующий попадет к нам. (Встает.) Встать всем перед судилищем.

ВОР. О господи боже мой! (В панике бежит мимо флагштока и исчезает в темноте.)

МИССИС ХЭШЕБАЙ (задыхаясь, появляется из темноты). Кто это тут пробежал? (Подходит к Элли). Вы слышали взрывы? А этот звук в небе? Чудесно! Настоящий оркестр! Точно Бетховен.

ЭЛЛИ. Вот правда, Гесиона, это Бетховен.

В неистовом восторге бросаются друг другу в объятья. Свет становится ярче.