Однако граф был неумолим:

– Мне жаль, но в первую очередь я должен заботиться о вашей безопасности и интересах моей семьи, а это значит твердой рукой управлять всем, что здесь происходит. Я не потерплю, чтобы в нашем доме усомнились. Вы можете сколько угодно общаться со своим братом, но открыто и подобающим образом. А эта встреча попахивает тайными делишками. Опыт подсказывает мне, что вы можете оказаться в ловушке.

– Пожалуйста! – взмолилась Махелт. – Вы не можете запретить мне, не можете!

– Могу, дочка, и запрещаю, – ледяным голосом ответил граф. – Советую вам удалиться в свою комнату, успокоиться и поразмыслить о послушании.

Махелт всегда умела обвести родного отца вокруг пальца, и Гуго тоже поддавался на ее уловки. Но в доспехах ее свекра не было ни малейшей щели. Он был непреклонен. Девочка небрежно присела в реверансе и выбежала из комнаты. Сощурившись, граф посмотрел ей вслед и вернулся к своим делам, но не выбросил сказанное невесткой из головы.

Опустились осенние сумерки. Небо на западе было алым со светло-желтыми прожилками и лиловыми тенями. Махелт подташнивало. Она сняла плащ с вешалки и застегнула на шее. Затем последовали капюшон и накидка. Девочку дважды стошнило, что придало достоверности ее заявлению, будто она нездорова. Затем Махелт испросила дозволения удалиться и дать возможность сну справиться с болезнью. Свекор подозревал, что невестка хандрит из-за его вчерашнего отказа разрешить навестить брата, но предпочел поверить и пожелал ей хорошо выспаться и пойти на поправку к утру.

Днем граф позволил Махелт написать Уиллу, что она желает ему всяческих благ, но встречаться им было бы неблагоразумно. Письмо отправили с купцом, ехавшим в Эдмундсбери. Но существовало и другое письмо, отправленное с разносчиком, который вышел на рассвете, щеголяя в новых крепких чулках. Его пони был нагружен хлебом, сыром и колбасами, а в кармане звенели три серебряных пенни. Вместе с письмом разносчик вез подарок для Уилла – шелковый шарф с узором из красных львов Маршалов. Махелт надеялась, что брат догадается о его значении.

– Госпожа, прошу вас, не надо! – плакала Эдева, заламывая руки. – Вам грозит опасность. Прошу вас, не противьтесь графу!

– Мне грозит опасность, только если ты распустишь язык! – рявкнула на горничную Махелт. – Ты послужишь мне лучше всего, если будешь говорить тем, кто явится в мою комнату, что я сплю. Я вернусь задолго до рассвета. А теперь спусти лестницу.

– Госпожа… я не смею!

– Господи Иисусе, тогда я спущу ее сама! – Махелт открыла сундук и достала веревочную лестницу, которую умыкнула в свою комнату днем, спрятав под грудой шерсти для прядения.

Привратник графа, вероятно, бодрствует, но перебраться можно и через стену. Подойдя к окну, Махелт распахнула ставни. Воздух был морозным, а от заката осталась лишь узкая багрово-красная ленточка на горизонте. Несмотря на страх, Махелт испытала прилив дикого возбуждения.

– Во имя Христа, не будь тряпкой! – прошипела она плачущей горничной. – Если бы это был твой брат, ты поступила бы так же.

Наконец она уговорила дрожащую девушку помочь ей с лестницей. Эдева умоляла Махелт не ходить, но та закусила удила и с непоколебимой решимостью перебралась через стену. Теперь ее ничто не остановит. Если Гуго может охотиться со своими дружками ночь напролет, она может навестить брата.

В деревьях за домом девочку ждал грум Уилла Тарант с запасным конем, в полном соответствии с ее инструкциями, посланными утром с разносчиком.

Махелт взлетела в седло и поскакала в Эдмундсбери.

Роджер грозно смотрел на Эдеву, которая стояла перед ним и плакала, выворачивая руки.

– Через стену, – произнес он, с трудом выговаривая слова из-за выпяченного подбородка.

– Да, сир, – всхлипнула Эдева. – Я пыталась отговорить госпожу, но она не слушала. Мне пришлось помочь ей из опасения, что она упадет или поранится.

– И тебе не пришло в голову немедленно поднять тревогу?

– Я… Я не знала, что делать… Ах, сир, молю вас о прощении! – Слезы струились по ее лицу. Роджер был не в настроении прощать, и эта глупая девица лишь распалила его гнев. Однако многолетний опыт судьи помог ему сдержаться. По крайней мере, она явилась и все рассказала. Иначе эта бесстыдная выходка могла остаться незамеченной и заложить фундамент для будущих бед.

– Довольно, – велел он. – Иди к себе в комнату и ни с кем не разговаривай. Ты правильно поступила, что пришла ко мне, и тем спасла себя.

– Что… Что будет с моей госпожой?

– Это моя забота. Ступай прочь!

Когда девушка ушла, Роджер зашагал по комнате, чтобы выплеснуть раздражение. Он взглянул на Иду, которая сидела у камина, не касаясь иголкой шитья.

– Мы предоставили девчонке слишком много свободы, – прорычал он. – Почему за ней так плохо следили?

– За Махелт постоянно кто-нибудь присматривал, – покачала головой Ида. Она тоже, казалось, была готова расплакаться в любой момент. – Если не я, то одна из ее служанок или священник.

– Однако никого не оказалось рядом, чтобы помешать ей!

– Я была с вами в доме и исполняла свои обязанности. – Ида выглядела уязвленной. – Все думали, что у нее болит живот. Что мы могли поделать?

Роджер дошел до стены и развернулся, чтобы зашагать в обратную сторону.

– Ее следовало приструнить задолго до того, как это произошло! – рявкнул он. – Вы ездили с ней на прогулки и вели себя как две дикарки. Я думал, вы научите ее быть хорошей женой, но вместо этого она учит вас быть сорвиголовой!

Ида ахнула и прижала руку ко рту, как будто муж ударил ее. Поступок Махелт потряс ее и наполнил угрызениями совести и терзаниями. Что она сделала не так? Она всеми силами старалась облегчить жизнь девочки и считала, что они подружились. Разумеется, муж прав: приятно было смеяться, скакать на лошади и наслаждаться обществом бойкой молодой женщины, чего графине очень не хватало с тех пор, как ее дочери вышли замуж и уехали. Махелт развеяла тоску, но какой ценой?

– Это просто глупая выходка, детская проказа, – сказала Ида.

– Но она больше не ребенок и это не проказа! – На подбородке Роджера дернулся мускул. – Более того, это может оказаться опасным для всех нас. И Гуго ничуть не лучше. Он позволяет ей водить себя на поводке, как томящегося от любви дурачка, и пренебрегает своей обязанностью охотиться и вращаться в свете. Девочку необходимо занять делом – у нее слишком много свободного времени.

– Что вы собираетесь делать? – Иду подташнивало от страха. – Вы отправитесь за ней в погоню?

– Нет, – покачал головой граф. – Мне нужно знать, не кроется ли здесь нечто большее, прежде чем решить, но я приструню ее. Я не потерплю подобного неповиновения в собственном доме.

Когда Махелт спешилась у купеческого дома в предместье Эдмундсбери, Уилл, освещенный лунным светом, ожидал ее, чтобы поприветствовать. Девочка выдохнула его имя и повисла у брата на шее, плача от радости и облегчения. Уилл прижал ее к себе и крепко расцеловал в обе щеки.

– Я так рад тебя видеть! – Голос Уилла надломился от чувств. – Так рад, что ты пришла!

– Я никому и ничему не позволила бы себя остановить! – воскликнула Махелт, оглядев брата с головы до ног. Уилл уже был намного выше ее.

– Уверен, что никто бы не отважился, сестра! – невесело рассмеялся он. – Но я все равно сильно рисковал, попросив тебя о встрече.

– Мне наплевать! – Махелт выпятила подбородок. – Я проехала бы через преисподнюю, чтобы попасть сюда.

Они вошли в дом, теплый и хорошо обставленный. Уилл подвел Махелт к сиденью у очага и налил ей кубок горячего вина из кувшина, стоявшего рядом с углями.

– Я сказал Сэндфорду и Фицроберту, что у меня связь с юной леди. – Он взглянул исподлобья. – Чистая правда, но никто не подозревает, что эта леди – моя сестра. Они отправились куда-то выпить, чтобы обеспечить мне свободу действий.