Они еще раз обнялись перед разлукой, поцеловались и вышли из храма.

Аманда показывала дорогу: сначала в парк, а потом в небольшую рощицу.

— Дубовая лощина с другой стороны, — шепотом пояснила она Питеру и вдруг остановилась. — Ты действительно считаешь, что все эти меры предосторожности необходимы?

— Да, — мрачно подтвердил он. — Покажи мне дорогу, чтобы я пошел первым. Старайся ступать тихо, если кто-то проследил, куда повели лошадь, он скорее всего прячется под деревьями.

Они осторожно двинулись дальше, держась в тени деревьев. Больше Питер не заговаривал с Амандой, девушка молча следовала за ним. Через каждые несколько шагов он останавливался и прислушивался.

Наконец они достигли края леса — перед ними простиралась дубовая лощина. Там, под большим раскидистым деревом, стояла лошадь, мальчишка-конюх держал ее под уздцы. Аманда уже собиралась указать на нее Питеру, как почувствовала, что одной рукой он схватил ее за руку, а другой зажал ей рот.

Только сейчас, хотя глаза ее давно привыкли к темноте, Аманда различила впереди неясные силуэты. Сначала девушка подумала, что это ей показалось, но уже через секунду сомнений не было — на краю леса на земле лежали два солдата. Стволы мушкетов были нацелены в ту сторону, где стояла лошадь.

У Аманды перехватило дыхание. Несколько минут они стояли не двигаясь, наблюдая за солдатами.

Один из солдат чихнул, поспешно прикрыв рот рукой.

— Тише ты! — шепотом предупредил другой. — Хочешь, чтобы они тебя услышали?

— Не услышат, — отозвался первый. — Полковник сказал, что они подойдут со стороны дома викария.

— Так полковник знает, где он прячется?

— Нет. Похоже, его сиятельство знает. Когда отдавали приказ, он стоял рядом. Как-то нехорошо открывать огонь без предупреждения.

— Приказ есть приказ, — сказал другой солдат.

Питер взял Аманду за руку, и, стараясь ступать неслышно, они со всех ног припустили туда, откуда только что пришли.

Они остановились под ветвями старого дуба на опушке леса. Аманда дрожала — не столько от страха, сколько от ярости.

— Как он посмел! — негодовала она. — Он же дал мне честное слово!

Питер покачал головой:

— Ты несправедлива. Лорд Ревенскар обещал, что не разрешит солдатам обыскивать сад и территорию вокруг замка. Они и не обыскивают. Просто сидят и ждут, готовые пристрелить ничего не подозревающую жертву.

Аманда закрыла лицо руками:

— Как он мог так хладнокровно отдать приказ убить тебя! Да он просто негодяй! Все, что о нем говорили, истинная правда.

Питер, нахмурившись, молчал. Потом уже не сердитым, а испуганным и прерывистым голосом она добавила:

— А я… я с ним помолвлена. Что же мне делать?

— Тянуть время, — ответил Питер. — Ты дала ему слово, и, если нарушишь его, он отомстит вашей семье. Поверь мне, Аманда, я найду какой-нибудь выход, клянусь тебе. Но мне нужно время.

— Сколько?

— Не знаю, — он покачал головой. — Ничего не могу сказать. Прошу только, как просил уже не раз, — верь мне.

Она взглянула на него. Лунный свет, струившийся сквозь ветви деревьев, заиграл на ее лице серебристыми бликами. В эту минуту она была так прекрасна, что у Питера перехватило дыхание.

— Мне нужно идти.

— Куда? Куда ты пойдешь, Питер? На рассвете они начнут поиски.

— У меня в запасе по меньшей мере шесть часов.

— Без лошади за это время ты вряд ли далеко уйдешь.

— Значит, придется где-то раздобыть лошадь. — В его голосе прозвучали почти веселые нотки. — Сейчас для разговоров нет времени. Кроме того, в любой момент кто-нибудь может пройти через парк и увидеть нас. Я хочу, чтобы ты вернулась домой.

— Оставить тебя здесь и не узнать о твоей дальнейшей судьбе? Я не могу так поступить! — воскликнула Аманда.

— И все же придется. — На лице Питера появилось ласковое и вместе с тем серьезное выражение. — Я уже много раз говорил — верь мне и береги себя. Никогда не оставайся с ним наедине. Я буду вспоминать тебя, Аманда, каждую минуту, днем и ночью. И любовь моя никогда не ослабеет.

— Но как я узнаю, что тебе больше не угрожает опасность?

— Мне кажемся, — ответил Питер, — что у нашей любви есть крылья. Когда мы будем вдалеке, наши сердца всегда скажут нам правду друг о друге.

— Я буду любить тебя всю жизнь, — сказала Аманда.

На ее ресницах показались слезы, они блестели, как крошечные светлячки. Питер взглянул на девушку и опустился на одно колено, как тогда, в храме.

— Я боготворю тебя, Аманда, — сказал он, будто давая клятву. — А теперь возвращайся. Иди и не оглядывайся до самого храма. Обещай мне, Аманда.

— Хорошо, — сказала она, зная, что он ждет от нее именно этого ответа.

— Когда придешь туда, — продолжал он, — убери все, чтобы солдаты ничего не заподозрили. Унеси еду, проверь, чтобы в камине не теплился огонь, потом беги домой и ложись спать. А утром, если тебя будут спрашивать, отвечай, что ты ничего не знаешь. Запомни, Аманда: ты ничего не знаешь.

— Да, я ничего не знаю, — сквозь слезы послушно повторила она.

— О, моя любимая… — голос его дрогнул. — Уходи сейчас же, иначе через секунду я не ручаюсь за себя, и, когда наступит рассвет, солдаты найдут нас на этом самом месте в объятиях друг друга.

Только сейчас Аманда поняла, что он с трудом сдерживается и страстно желает ее. Она любила его и знала — то, о чем Питер просит, нужно сделать ради них обоих. Аманда повернулась и побежала, не проронив больше ни слова.

Ей очень хотелось обернуться и еще раз взглянуть на него, такого гордого, красивого. Но она дала слово и не могла его нарушить. Дойдя до храма, Аманда обернулась, но сквозь густые ветки кустарника ничего не было видно.

На мгновение ее охватило такое отчаяние, что хотелось броситься на кушетку, на которой он еще недавно лежал, и разрыдаться. Нет, она должна помочь ему, и Аманда принялась за дело.

Прибрала в комнате, затушила огонь и, взяв корзинку со стола, вышла из храма, прикрыв за собой дверь. У нее было горькое чувство, что она навсегда прощается со своей тайной любовью и счастьем, наполнявшим ее все это время.

«Верь мне», — слышался ей голос Питера.

Аманда решительно повернулась спиной к храму и помчалась по темному саду к дому. Когда же добралась до своей комнаты, горе с новой силой охватило ее, и она наконец дала волю слезам.

Рыдания изнурили ее, вскоре Аманда забылась тяжелым сном без сновидений, от которого очнулась, заслышав, как ей показалось, цокот копыт. Девушка села в постели и прислушалась, но больше не было ни звука, и через некоторое время, успокоившись, крепко заснула.

Проснулась она оттого, что распахнулась дверь и в комнату влетела Генриетта.

— Вставай, Аманда! — закричала сестра. — Ну ты сегодня и соня!

— Что случилось? Который час?

— Почти одиннадцать! Мама не велела будить тебя рано, но приехал лорд Ревенскар. Он хочет тебя видеть.

— Одиннадцать часов? — изумилась Аманда.

Неужели она спала так долго, когда Питеру угрожала опасность и с ним могло случиться все что угодно?

Генриетта между тем продолжала трещать точно сорока:

— Посмотри, какой чудесный день. Я принесла тебе чашку молока: мама сказала, что ты вряд ли что-либо еще захочешь.

— Молока вполне достаточно. Спасибо тебе, Генриетта.

Она удобно села в подушки и взяла чашку, а Генриетта забралась к ней на кровать и уселась, обхватив руками колени, — за эту привычку ее постоянно ругали.

— Знаешь, что было, Аманда? Говорят, ночью увели одну из лучших лошадей его сиятельства.

Аманда дрожащей рукой поставила на столик недопитую чашку молока.

— А Гарри, церковный служитель, до сих пор в себя прийти не может. Говорит, вчера ночью в конюшню ворвался какой-то человек и закричал, что какие-то люди напали в дубовой лощине на его сиятельство. Все конюхи помчались его спасать, а незнакомец оседлал самую лучшую лошадь лорда Ревенскара серой масти — и был таков. — Генриетта прямо задохнулась от возбуждения. — Никто не видел, как он ускакал, — продолжала она, — но лошадь-то исчезла, да и никакого его сиятельства в дубовой лощине не оказалось. Он ужинал у себя в замке.