• Сообщество и семья — они так тесно взаимосвязаны, что их нельзя рассматривать по отдельности.

• Высшее образование.

• Эффективное функционирование науки и техники, базирующейся на науке (они также взаимосвязаны неразрывным образом).

• Налоги и инструменты управления, имеющие непосредственное отношение к нуждам и возможностям их удовлетворения.

• Самооздоровление профессиональных сообществ.

Может показаться странным, что я не выделяю столь очевидные беды общества, как расизм, варварское разрушение окружающей среды, преступность, недоверие избирателей к политикам (и соответственно низкая выборная активность), наконец, расширяющаяся пропасть между богатыми и бедными одновременно с размыванием среднего класса. Почему я решила сосредоточиться на этих бедах? Конечно же, эта пятёрка указывает на серьёзность разрывов в культуре. Возможно, я ошибаюсь, но полагаю, что вторые пять бедствий являются симптомами упадка тех пяти, что я избрала для обсуждения. Более того, немало североамериканцев уже признали эти опасные провалы и делают попытки сконцентрировать внимание на их осмысленной коррекции.

Полагаю, что слабость, которую я усматриваю в пяти столпах, распознана недостаточно. Эти опоры принципиальны для устойчивости культуры, и они предательски ветшают. Не меньше внимания могут заслуживать и иные институты, которые несомненно проявятся, если мы будем продолжать безоглядно дрейфовать, легкомысленно не обращая внимания на основу благополучия нашей культуры. Мне остаётся лишь принести извинения за то, что я не столь разносторонне эрудированна, как следовало бы тому, кто пытается взять на себя такую ответственность: придать хотя бы слабый импульс стабилизирующим коррекциям. Надеюсь, что читатели примут эту ответственность на себя. Культура представляет собой обширное и устойчивое целое, и её трудно отклонить от ошибочного пути, если она на нем утвердилась. Вслед за обсуждением упадка пяти столпов культуры я постараюсь выдвинуть практические предложения о том, как развернуть вспять некоторые из заскорузлых отклонений.

В заключительной главе я возвращаюсь к структурам Средневековья, чтобы поместить их в более широкий контекст, чем тот, что уже знаком нам. И хотя главы построены как собрание предупреждений, книгу не следует трактовать как попытку пророчествовать. Жизнь полна неожиданностей, в том числе и хороших: за ними открываются непредвиденные благотворные последствия. Пророчества нужны или тем, кто настолько не знаком с историей, чтобы осознавать сам факт своего невежества, или же шарлатанам. Люди не могут рассчитывать на чудесную помощь свыше по определению; по большей части мы устраиваем себе ложе на подстилке, которую создаёт наша же культура.

К счастью, соседние культуры могут приходить на помощь друг другу, в том числе через гостеприимство к беглецам и интерес к их образу жизни. Так случалось нередко. Я упоминала пример замечательной помощи, которую наши предки неожиданно получили от культуры месопотамского «полумесяца», когда та сама оказалась в глубоком кризисе. В следующих главах я ограничила анализ Северной Америкой только потому, что это культура, которую я знаю лучше всего. Однако её прародительницей явилась культура Западной Европы, имеющая много ветвей помимо североамериканского саженца. В числе наиболее беспокоящих меня вещей присутствует то, что беды, сходные с теми, что угнездились в США и Канаде, просматриваются и в других ветвях Запада — даже если это не столь заметно. Быть может, наибольшая польза моих предупреждений состоит в том, чтобы предостеречь общества, привыкшие усматривать в Америке образец. Им неплохо бы взять паузу, осторожно и внимательно просеивать культурный материал, чтобы отличить то, что несёт в себе конструктивное начало и жизнеспособность (или по меньшей мере безопасно), от того, что несёт в себе разрушение и омертвление.

Вы скорее всего знаете их лично. И уж точно вы видели их в тысячах рекламных объявлений: отец, мать, маленький мальчик и его старшая сестра выглядывают из нового автомобиля на фоне прелестной колоколенки милого городка. Или они с улыбками смотрят на то, как мать, с флаконом пятновыводителя в одной руке и губкой в другой, уничтожает пятна на ковровом покрытии, оставляя все за собой девственно чистым. Иногда, для большей удовлетворённости женщин-покупательниц, чудесное очищение производит отец.

Это нуклеарная семья — биологическое сообщество. С некими модификациями, вроде участия наряду с двумя основными третьего поколения или выросших детей, дядюшек и тётушек в роли вспомогательных и, скорее всего, временных членов целого, это сообщество было и остаётся краеугольным камнем культуры. Независимо от того, богата семья, как в рекламе, или бедна, как семейство крепостного.

В соответствии с ожиданиями как самих членов семьи, так и всех окружающих это сообщество должно вести общее хозяйство. Домашнее хозяйство, фундаментальный микрокосм культуры, представляет собой молекулярную единицу экономики. Она снабжает всех своих участников базисными благами бытия: пищей, одеждой, кровом и — при необходимости — средствами передвижения и стиральными порошками. Две единицы, одна биологическая, другая экономическая, как правило, взаимно накладываются, хотя не обязательно полностью.

Казалось бы, следует ожидать, что семья в состоянии приспособиться к рывкам в культуре. В конечном счёте, биология более фундаментальна, чем экономика. Однако, как правило, более способным к сопротивлению изменениям, сохранению своих базисных функций оказывается домашнее хозяйство. Привычный нам мир включает множество разных структур домохозяйства, в которые втянуты сожительницы и жены, ученики всех видов, постояльцы на пансионе и без пансиона, множество разных слуг — от гувернанток и домашних учителей до кухарок и камердинеров. В современной культуре все ещё живы домохозяйства тех типов, что широко распространились в Средние века вслед за крахом Западной Римской империи. Мужские и женские монастыри являются домохозяйствами, будучи при этом по характеру вне семейными и даже антисемейными, резко обособляя себя от биологических сообществ. В Европе до сих пор остались обширные, феодальные по типу домохозяйства, включающие и богатые, и бедные семьи. При этом они куда более эффективны по качеству экономических структур, чем собственно семья. Монастыри или религиозные общины (в меньшей степени) были и остаются весьма эффективными домохозяйствами, создавшими множество форм удовлетворения бытовых нужд. Их дочерние домохозяйства — сиротские приюты и школы-интернаты. Дочерними домохозяйствами церковных приходов стали богадельни, работные дома и первые больницы. Регулярные армии, возникнув, сразу озаботились униформой, столовыми, казармами для рядовых. В самом общем виде можно заключить, что домохозяйство с его приспособляемостью способно брать на себя функции, которые по каким-то причинам не исполняет семья.

В то время как политики, священники, мастера рекламы и прочие важные персонажи решительно твердят, что семья образует собой фундамент общества, сама нуклеарная семья как общественный институт давно уже в беде. Более половины супружеских пар, а то и значительно больше приходит к разводу. Если говорить о Канаде, то это случается в среднем через 13,7 года — недостаточно для того, чтобы поставить детей на ноги[8]. Все в большем числе случаев от брака отказываются вовсе или отодвигают его в зону среднего возраста. Как утверждают демографы, именно это стало основной причиной падения рождаемости.

Хотя высокая доля разводов характерна для всех социальных групп (наравне с наркоманией, подростковыми проблемами и рукоприкладством в семье), краткий очерк вопроса о семейных финансах проще всего приводит к пониманию разрыва между представлениями о том, на что вообще способно семейное домохозяйство, и реальными средствами удовлетворения ожиданий.