Однако некоторым повезло, и они в силу определенного склада психофизиологии и духовной зрелости все-таки получил доступ к некоторым тайнам карпатских колдунов. Один из них — украинский скульптор и художник Олесь Бадьо. Однажды, заблудившись в карпатском лесу, он фантастическим образом встретился с мольфаром по имени Васыль и по прозвищу Лыцарь — также потомком характерника, оставшегося некогда в Приднестровье. Вот цитата из книги «Суто», в которой Бадьо описывает знания, переданные ему колдуном:

«…Я спросил Васыля, почему его Лыцарем прозвали. И он поведал, что это прозвище он унаследовал еще от своего предка, который был характерником и жил отшельником в днестровских пещерах. И что он передал некоторые знания лишь четвертому поколению своего рода, так как не мог дождаться того, кто выдержит эту ношу. Выдержал испытание это лишь прапрадед мольфара Васыля.

Сложно описать, что я испытывал, слушая эту на самом деле довольно длинную историю. Но помню лишь, как меня стал распирать изнутри вопрос, который я не в силах был сдержать. И даже не дослушав до конца, перебил и спросил, может ли он мне передать это учение характерников. Васыль замолчал, посмотрел на меня грозно, нахмурив брови, и расхохотался. Мне стало обидно, так как показалось, будто мышь предложила лошади посоревноваться в беге. Но обида моя мгновенно исчезла, когда он, чуть успокоившись, сказал: «Да, конечно». Васыль поднялся и ушел, будто за чем-то. Через какое-то время появился с глиняным сосудом в мокрой плетенной кошелке. Открыл чем-то залепленную крышку и налил мне в чашку какой-то жидкости. Любопытно, что сразу после того, как открыл крышку, полушепотом в отверстие произнес скороговоркой какие-то странные заклинания. Потом жестом дал мне знак выпить налитое, что я и сделал. И перед тем, как закрыть крышку, тоже произнес целую серию длинных заклинаний. В чашке моей была прозрачная жидкость без запаха и вкуса, но когда я ее пил, каждый глоток, словно самостоятельное шарообразное образование, и ощущение, будто эти шары не сливались в одно целое внутри меня.

— Это учение наговорено на эту воду и здесь вот есть записи, — вытаскивая из кошелки сосуд поднес мне.

Действительно сосуд был весь исписан латинскими буквами на старом украинском языке какими-то текстами, знаками, схемами и символами. И даже дно было расчерчено и исписано. Я спросил, могу ли я это переписать.

— Да, конечно, — ответил Васыль, — но лучше это будет сделать в светлое время суток. Так как все сразу не стоит. К тому же если сейчас я еще к тому, что в воде, добавлю написанное, то в тебе может возникнуть путаница, чем могут воспользоваться идущие темным путем. Ты не готов.

Мне было неловко признаться, что никакой информации в воде, кроме как комков, я не разглядел, и переписать незначительное количество текста даже латинскими буквами для меня не составляет особого труда. Но, побоявшись огорчить и без того теплое и открытое отношение, я согласился.

Под звук дрымбы, треск костра, шипение воды на раскаленных камнях, запахи странного зелья я незаметно для себя уснул. То, что происходило со мной дальше, — просто неописуемо и несравнимо ни с какими современными попытками изобразить иные миры, нереальные пространства и измерения. Не поворачивается язык назвать это сном. И даже сейчас, спустя столько лет, не могу подвергнуть хоть какому-то приблизительному анализу увиденное и пережитое».

По ту сторону Карпат — в Валахии и Трансильвании — тоже остались потомки характерников, тяжелораненых в боях времен молдавско-турецких войн. Некоторые из них, получив увечья и чудом выжив, уже не имели сил и возможностей вернуться на родину и обрели новый дом и покойную жизнь в лесных дебрях. Их дети, заслужившие передачу мистических знаний о мироустройстве, дополнили и обогатили трансильванскую магию. Так обескровленные ветви Славянской Веды сплетаются воедино, чтобы расцвести однажды в разных уголках земного шара.

А знаете ли вы, что общего в геополитических чертах Запорожской Сечи и Трансильвании? В додракуловские времена территория между Дунаем и предгорьями Карпат представляла собой море вековых дубовых и грабовых лесов. За ними начиналось плоскогорье с удивительно плодородными почвами. Со всех окрестностей стекался в эти благодатные, со всех сторон защищенные лесами и горными цепями края свободолюбивый народ. Венгры окрестили эту местность, населенную вольнодумцами, Трансильванией — «Страной по ту сторону лесов». Другое название этого некогда свободолюбивого края, данное саксонцами, — Семиградье. Не удивительно, что «по ту сторону лесов» оказались хранители древних знаний, официально преследуемых в других странах. Мирные землепашцы Трансильвании время от времени собирались в народное ополчение, защищавшее свои жилища от жадных рук то католических, то османских захватчиков. Так возникла «боевая» магия трансильванцев. В то время как у днепровских порогов развивалось характерничество, потрясшее мир удивительным сочетанием практического воинского искусства и сакральной мудрости.

Своими корнями феномен характерников уходит во времена крещения Руси. Распространение внедрения новой религии, конечно же, произошло не сразу. Коренные ведические верования отчасти сохранялись за счет перевоплощения прежних светлых богов в святых, а темных — в демонов. Славянских волхвов обвинили в чернокнижии, ведьмовстве и даже — в богохульстве. И, разумеется, они подвергались и гонениям, и наказаниям.

Но несмотря ни на что, жрецы древней веры, приложив максимум усилий и рискуя своими жизнями, все же хранили древние и мудрые заветы предков. Как известно, Запорожская Сечь возникла в результате стечения разного люда, ищущего свободу действий и мысли. Так нашли себе приют сильные и высокообразованные потомки волхвов на степных берегах Днепра.

Современники казаков удивлялись их искренней набожности, граничащей с менее искренним богохульством в глазах убежденных христиан. Они с равным рвением поминали святых и чертей. И в борьбе своей против тех, кто покушался на их независимость, применяли всякое доступное им оружие, в том числе и тайные знания.

Некоторые из их искусств сегодня ученые-скептики объясняют владением гипнозом. Много сведений сохранилось о том, как казаки, например, «отводили глаза». Так, характерники, любящие погулять на широкую ногу, частенько не расплачивались с хозяевами шинков: давали вместо денег лист дерева, да еще и сдачу получали от зачарованного трактирщика. Но к таким штукам прибегали воины-мистики скорее потехи ради, а вот в боевых условиях использовали все свои чары.

Один из удивительнейших приемов, часто используемый сечевиками, — укрытие от вражеских глаз военного отряда. Во многом благодаря этому умению так храбро шли казаческие войска навстречу значительно превосходящим по численности вражеским войскам (как, например, в молдавско-турецкой войне). Предвидя неравный бой, характерники могли «спрятать» свой отряд от врагов с помощью «отведения глаз». Они спешивались, становились в круг, обвязывали своим коням морды, чтобы те случайно не заржали, а затем втыкали вокруг себя копья. Получалась эдакая импровизированная изгородь. Ну а «загипнотизированные» враги непонятным образом видели перед собой всего лишь рощицу, мимо которой мирно проезжали себе восвояси.

Среди других умений характерников, доставшихся им от Славянской Веды, была часто упоминаемая в старинных летописях способность превращаться в диких зверей! Таким образом, наши предки могли преодолевать большие расстояния в форме, например, птиц, могли прятать клады, используя принцип «переверта». Не так ли перемещали казаки свои знаменитые военные суда — «чайки» — с рек Украины в Черное море над перешейками суши? Турецкие источники сообщали, что перемещения флотов «чаек» происходили мгновенно, и выдвигали предположения, что «чайки» могли перемещаться по воздуху.

Особенно много упоминаний оборотничества относится ко временам казацкого кошевого Ивана Сирко. О самом Сирко писали следующего: «Кошевой Сирко был превеликий колдун. Недаром его турки прозвали шайтаном… После смерти Сирка запорожцев, говорят, долго боялись ляхи и басурманы. Бьются, было, казаки и правую руку покойного Сирка вперед войска везут: где рука — там и удача. Говорят, у Сирка на кресте была надпись: «Кто будет семь лет перед Пасхой выносить по три заполы земли на мою могилу, тот будет иметь такую силу, как я, и будет знать столько, сколько и я». Михайло Нелипа рассказывал, что как носил землю перед Пасхой, то ему в первый раз показалось, что будто гудит что-то; во второй — что собралось столько войска запорожского, что аж земля отогнет, в третий — что барабаны бьют, из пушек палят, казацкие шапки краснеют, как маки… Он испугался, бросил носить и отправился домой…».