Виктор с Жозефом переглянулись и, выйдя из ломбарда, остановили наемный экипаж.

Дома бывшего ювелира тоже не оказалось. Виктор с Жозефом вернулись в экипаж и велели отвезти их на улицу Монж. На сей раз злой и голодный Жозеф остался ждать внизу, а Виктор позвонил в квартиру доктора Оберто. Дверь открыл тот же мрачный слуга, что и в субботу. Он посмотрел на Виктора с некоторой неприязнью и процедил сквозь зубы:

— Доктора нет дома.

Виктор извлек из кармана монету в сорок су и ловким движением — оно уже стало входить у него в привычку — опустил в карман лакея. Тот округлил губы, будто собирался надуть большой пузырь, и сразу стал гораздо более разговорчив:

— Во время обеда рассыльный принес ему записку, доктор тут же собрался и уехал в Сальпетриер.

…В больничных корпусах сказали, что сегодня доктор Оберто не появлялся, и Виктор разозлился, что день прошел впустую. Жозеф мысленно клялся, что больше никогда не возьмется за расследование на голодный желудок.

Они медленно шли по территории Сальпетриер, размышляя, что делать дальше, когда возле часовни Сен-Луи к ним бросилась маленькая хрупкая старушка.

— Помогите! Там приведение… — взмолилась она.

Виктор бросил быстрый взгляд на Жозефа и отдал ему зонт.

— Что случилось? — участливо спросил он старушку. Он узнал ее — это она несколько дней назад сидела во дворе Манон и вспоминала о своем первом поцелуе.

— Я пришла сюда послушать музыку небес и уже вознеслась к ангелам, когда увидела его, — пробормотала она, хватая его за рукав, и продолжала прерывающимся от страха голосом: — Он там. Он ждет. Я его видела, видела своими глазами! Он вернулся, проклятый разбойник, ходит там взад-вперед, как маятник часов: тик-так, тик-так, весь такой черный, как омут в безлунную ночь. Я его узнала, он вернулся за несчастной Зели Бастьен.

В ее глазах стоял такой ужас, что Жозеф судорожно сглотнул. Ему на мгновение показалось, что вместо приземистой часовни Сен-Луи перед ним зловещее здание Счетной палаты.[98] Даже есть сразу расхотелось.

— Пожалуйста, не оставляйте меня, — прошептала старушка и лишилась чувств.

— Побудьте с ней, — кивнул Виктор Жозефу, — а я пойду взгляну, что там такое.

Холодное помещение часовни напоминало пещеру. В неверном свете свечей казалось, что персонажи библейских сюжетов на стенах вот-вот оживут. Виктору невольно вспомнились английские готические романы, вроде «Франкенштейна» Мэри Шелли — эту книгу он получил в подарок от Кэндзи, когда ему исполнилось тринадцать, — или вышедшей из-под пера Р.Л. Стивенсона «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», которую он прочитал в 1885 году, как только она появилась в продаже.

Он медленно шел по часовне. В тишине его шаги отдавались зловещим эхом. Ему показалось, что впереди что-то виднеется. Он прошел мимо ряда скамей.

— Мсье Легри! — прокричал Жозеф. — Вы там как, в порядке?!

— В порядке, в порядке, — отозвался он.

Эхо мгновенно подхватило и разнесло его слова по всей часовне. Сквозь витраж с изображением молящихся святых пробился лучик предзакатного солнца и на мгновение разогнал гнетущий сумрак. Виктор замер, не в силах двинуться с места: прямо перед ним на стене раскачивалась огромная тень. Неимоверным усилием воли он нашел в себе силы медленно обернуться.

Сердце бешено колотилось. Виктор сделал шаг в сторону и ухватился за спинку скамьи. В голове билась только одна мысль: «Бежать!» Ему не раз доводилось видеть трупы, но чтобы такое…

Ноги повешенного раскачивались сантиметрах в двадцати от пола, рядом валялся перевернутый стул.

Виктор схватил свечу. Доктор Оберто больше уже никого не вылечит. Из его ушей и носа тянулись струйки крови, на левом виске расползлась огромная гематома.

Виктор хотел позвать Жозефа, но тут заметил что-то странное в положении тела. Не надо было быть специалистом, чтобы понять — самоубийство инсценировано. Язык не вываливался изо рта, глаза прикрыты, лицо очень бледное. Виктор опустил свечу. На полу была лужица крови.

Тут из-за колонны раздался визгливый смех. Виктор вздрогнул и обернулся. Он увидел женщину с выпученными глазами и распухшей шеей — видимо, несчастная страдала базедовой болезнью. Давясь от смеха, который больше походил на рыдания, она указывала на него пальцем. Виктор опрометью бросился вон из церкви. Выскочив наружу, он постоял с минуту, подставляя лицо холодным струям дождя, и бросился звать на помощь.

Санитар торопился в главный корпус, когда заметил незнакомца, который бежал к нему, отчаянно размахивая руками. Он потребовал, чтобы санитар немедленно шел в часовню Сен-Луи вынимать из петли труп.

— Ну вы и мчались, мсье Легри, — сказал Жозеф, когда Виктор вернулся к нему. — Будто за вами сам дьявол гнался.

— Оберто убит! Нам нельзя терять ни минуты!

И они побежали в сторону бульвара де л'Опиталь.

Вдова Галипо лежала поперек лестницы, размахивая пустой бутылкой, и костерила на чем свет стоит ублюдков, которые вылакали всю ее выпивку. Виктор и Жозеф перешагнули через старуху и поднялись наверх.

— Налево, мсье Легри!

Виктор приготовился высадить дверь, но та вдруг открылась сама. Человек в фетровой шляпе и клетчатой куртке сбил Жозефа с ног и бросился вниз по лестнице.

— Дольбрез! — взревел Виктор.

— Держите его! — завопил Жозеф.

Снизу послышался истошный вопль: «А ну, давай сюда деньги, придурок!», потом глухой звук удара, хлопанье дверей, встревоженные голоса жильцов. Жозеф спустился вниз, а Виктор зашел в квартиру. В спальне к потолочной балке был привязан бинт, в петле отчаянно трепыхался человек. Виктор бросился к нему, отвязал бинт и, подхватив под мышки, осторожно опустил несчастного на пол.

— Все. Кажется, расследование можно закрывать, — пробормотал он, стоя на коленях возле бездыханного тела Проспера Шарманса.

Но тот вдруг стал откашливался, потом с трудом сел и, морщась от боли, приложил руку к боку. Виктор помог ему снять жилет и сорочку. Оказалось, что Шарманса носил кожаный корсет, если бы не это, удар кинжала оказался бы смертельным.

— Память о клинике для душевнобольных, — морщась, просипел Шарманса. — Там я повредил себе спину. Теперь вот приходится носить эту сбрую…

— Она спасла вам жизнь.

Виктор помог ему лечь на диван, подсунул под голову подушку, принес воды. Тут появился Жозеф.

— У старухи-пьяницы хорошая реакция: ей хватило одного удара бутылкой, чтобы Дольбрез свалился без чувств. Соседи уже вызвали полицию.

— Закройте дверь на ключ. Нам надо кое-что прояснить.

— Мсье Легри, а вы уверены, что он в состоянии отвечать на вопросы? — спросил Жозеф, кивая на Шарманса, который пил воду маленькими глотками.

— Да, я уже говорил с ним, — ответил Виктор и повернулся к Шарманса: — Это вы убили Элизу Фуршон, Ноэми Жерфлер, Гастона Молина и Базиля Попеша?

— Нет, Богом клянусь, — просипел Шарманса.

— Почему Дольбрез пытался вас убить?

— Потому что мы с доктором хотели… — он отпил из стакана, — заставить его письменно признаться во всех своих преступлениях. Это он убийца.

— Но он вас опередил. К вам я пришел вовремя, а вот доктору повезло меньше.

— Так Оберто… — Шарманса не договорил. — Мерзавец!

— Дольбрез замешан в афере с драгоценностями, точку в которой поставило заседание суда четырнадцатого января восемьдесят седьмого года, не так ли?

— В газетах не писали о том, что было потом. — Шарманса говорил медленно, с трудом, делая длинные паузы. — Мы с доктором потеряли все. Все. Когда выяснилось, что меня держали в психушке по ошибке, его репутация серьезно пострадала, и все клиенты отказались от его услуг. А я… меня бросила невеста. Когда суд закончился, мы с Оберто решили держаться друг за друга.