- Могу себе представить. Знаете, Дэн, вы мне нравитесь. Слушайте, я не прочь оставить вас при себе, если вас это устраивает.

- Еще как устраивает, - ответил Стэк.

- Мне ведь не с кем даже поговорить о моем деле, представляете?

- Уничтожение человечества - занятие, требующее одиночества, - согласился Стэк.

- Но мы должны отделаться от этого Кромптона.

- Точно. Вы читаете мои мысли. Что-нибудь сообразим. - Стэк хихикнул. Раз уж мы займемся Кромптоном, прихватим заодно и Лумиса. Грош ему цена в базарный день!

- А вы интересно мыслите, - заметил Блаунт, обеими руками пожимая руку Стэка. - С вами будет приятно работать. А теперь пойдемте в мою комнату военных игр и займемся планом всеобщего уничтожения. Сначала я разделаюсь со всеми земными почтальонами. Хватит терпеть вечные задержки с доставкой моих важнейших посланий.

- Прекрасно, - сказал Стэк. - Пошли.

И в это мгновение произошел разрыв континуума. Он начался в виде мерцания, дрожания и сотрясений. Потом появились клубы желтоватого дыма, сгустившиеся в медведей коала, которые тут же попрятались под мебелью. Затем стены пошли пузырями и затрещали, кресла то вспыхивали ярким светом, то гасли.

Все это предвещало опасность вселенотрясения, которое изменяет все вокруг и, как правило, к худшему.

Комната преобразилась в римский Форум, в Башню торговцев, в застенок для предателей в Сан-Франциско, в торговый ореховый центр "Стакки" в Джорджии и наконец стала довольно небрежной копией греческого рекреационного зала из 2001 года.

В этом зале вокруг огромного стола из красного дерева сидели мужчины в ковбойских шляпах и черных шелковых масках.

Из потайной двери слева в зал стремительно вошел человек в серо-голубом костюме и теннисках. Это был Секюйль.

- Агр-р! - прохрипел Блаунт, и лицо его посерело.

- Да, - сказал Секюйль, - пришел час расплаты, Блаунт. Здесь собран Комитет по охране целостности повествования. Возможно, вам он лучше известен под названием "Архетип Бдительных".

- Бог мой, нет! - воскликнул Блаунт.

- Блаунт, вам действительно должно быть стыдно. Ваше вшивое Weltanschauung [Мировоззрение (нем.).] никому не интересно. Это повесть о Кромптоне, а вы в ней всего лишь второстепенный персонаж.

- Но, черт возьми, - сказал Блаунт, - действующее лицо имеет право на самосовершенствование, не так ли?

Секюйль обратился к Бдительным:

- Джентльмены, думаю, вы тоже заметили: Блаунт из эгоистических побуждений сломал сценарий и, исказив сюжет, направил действие в нежелательное и невыгодное русло.

- Ясное дело, - подтвердил один из Бдительных. - Считаю, его надо вообще вымарать из повести.

- Блаунт, как вы хотите исчезнуть? - спросил другой. - В автомобильной катастрофе? В толпе во время коронации? Или примете снотворное?

- О, пожалуйста, не вычеркивайте меня! - взмолился Блаунт. - Простите! Я раскаиваюсь, я больше так не буду!

- Сомневаюсь, можно ли вам верить, - сказал Секюйль.

- Я буду хорошим! Вот увидите! Вы еще будете гордиться мной!

- Хм...

Блаунт не стал терять времени даром. Почувствовав, что ему предоставлена последняя возможность избежать вычеркивания из повести, он обратил все свое имущество в наличные, раздал их бедным и ретировался в ту самую пещеру Бхутан, где обитал Отто Градж, сын судьи О. Т. Граджа. Через несколько лет о Блаунте заговорили, как о Странном Монахе - так его прозвали за привычку пересчитывать свои зубы на людях. В этой повести вы больше не встретитесь с ним.

- Секюйль, не знаю, как вас благодарить, - сказал Кромптон. - Не могу ли я чем-нибудь помочь вам в вашей Игре?

- Вы уже помогли мне, Кромптон, - сказал Секюйль, - тем, что вляпались в эту забавную ситуацию, из которой я благополучно извлек вас, заработав таким образом пятьсот красных очков за три чистых броска. Вот так-то.

- Я очень рад, - сказал Кромптон.

- Ну, пока.

Секюйль запихал "Архетип Бдительных" в большой коричневый конверт и направился к двери.

- Постойте! - вскричал Кромптон.

- Что такое?

- А что мне теперь делать? - спросил Кромптон.

- Прошу прощения? - удивился Секюйль.

- Да с этими Стэком, Лумисом и Финчем?

- Откуда мне знать? Это ваша история. Я только вспомогательный персонаж, не такой уж и важный.

- Секюйль, ну пожалуйста! Я не могу больше так!

- Вам, мальчики, остается только одно, - сказал Секюйль. - Сразиться друг с другом как следует, чтобы наступила наконец интеграция или один из вас взял бы верх над остальными силой.

- Да с тех пор, как мы встретились, мы только и делаем, что сражаемся, сказал Кромптон. - И тихо сходим с ума.

- Это потому, что вы боролись старомодным способом внутреннего конфликта. А современная наука предлагает новейший метод - вывести ваши внутренние конфликты наружу и тогда решать их.

- Как это?

- К счастью для вас, Комитет универсальных методов и средств собрался на свою пленарную сессию и специально для вас изобрел устройство под названием "Имитатор внешних обстоятельств".

- Правда? Изобрели для меня? Это первый реальный шанс для меня во всей этой истории!

- Посмотрим, насколько он вам поможет. Но в любом случае, это будет ваш последний номер. Честно говоря, нам пора очистить сцену для следующего представления. Вы все согласны?

- Да! - воскликнул Кромптон.

- Да хуже-то не будет, - проворчал Лумис.

- Поехали, чего там! - прогремел Стэк. Какой-то намек на согласие выразил даже Финч.

- Итак, вперед, вперед, вперед! И прочь отсюда! - сказал Секюйль.

И снова начался разрыв непрерывности, все поползло, словно размытые, снятые наплывом кинокадры в чьем-то иллюзорном восприятии. Кромптону стало тошно, он закричал:

- Что там происходит? Как работает этот имитатор внешних обстоятельств?

- Он работает, - сказал Секюйль. - Удачи вам!

В мозгу бессмысленным эхом билось слово "параметры". Кромптон осмотрелся и понял, что попал в никуда. Это было странное и сверхъестественное ощущение, ибо в этом нигде не было ничего, даже самого Кромптона.

Сначала все это, включая собственное небытие, развеселило его, как может развеселить полет вниз по лыжне длиной в миллион миль. Но потом ему стало страшно. Скорость убивает, не так ли? А когда убивают ничто, остается взамен двойное ничто, или просто ничто, - положение поистине гибельное.

Кромптон толком не знал, как выбраться из него, и решил воплотиться и тем самым создать различия.

Облекшись телом, он почувствовал себя гораздо увереннее. Но ему совсем не улыбалось висеть в полном ничто единственным плотным телом - тут не очень-то пофункционируешь! - и тогда по возможности быстро и аккуратно он создал Землю, остановился, посмотрел на плоды труда своего и убедился, что допустил досадную ошибку: все побережье Северной Америки получилось у него вздутым и неправильным, а дубы почему-то напоминали карликовые мандарины. Было еще много всяческих аномалий, и не все их можно было извинить неопытностью. Кромптон надеялся, что у него еще будет время вернуться к ним.

Затем он задумался, что же делать дальше. Он не мог вспомнить, а может, никогда и не знал, и поэтому набросал местечко, где мог бы подождать дальнейшего развития событий: Мейплвуд, Нью-Джерси, 1944 год. В данный момент это был единственный город на Земле, и Кромптон наладил в нем такую справедливую и спокойную жизнь, которую не могли забыть призрачные исторические анналы штата. Золотой век мог бы длиться бесконечно, но однажды в золотое октябрьское утро его прервал зловещий грохот с запада, и, когда Кромптон вышел из своего президентского дворца, построенного в стиле ранчо, он увидел колонну бронетанковых войск, продвигавшуюся по южной Оранж-авеню. На переднем танке восседал фельдмаршал Эрвин Роммель. Рядом с ним, очень довольный собой, стоял Дэниэл Стэк.