- Но что все это значит?

- Мы проходим спецкурс лечения. В результате мы должны стать цельной личностью.

- По-твоему, прогулки по адски темным туннелям - это и есть лечение?

- Нет, нет, это всего лишь пролог.

- К чему?

- Не знаю. Мне сказали, что этого лучше не знать.

- Но почему?

- Точно не знаю. Думаю, так у них построена система лечения.

Лумис задумался, потом сказал:

- Не понимаю.

- Да и я тоже, - признался Кромптон. - Но так мне сказали.

- Ну-ну, - сказал Лумис. - Нет, это просто потрясающе! В хорошенькую же историю мы вляпались по твоей милости! Ты считаешь себя умным, да? Так я тебе скажу кое-что: ты вовсе не такой умный, Эл! Ты просто дурак!

- Постарайся успокоиться, - попросил Кромптон. - Мы находимся в знаменитом и преуспевающем учреждении. Они знают, что делают.

- А по мне - все это чушь собачья, - заявил Лумис. - Давай слиняем отсюда и попробуем сами разобраться со своими проблемами!

- Боюсь, теперь уже слишком поздно, - сказал Кромптон. - А потом...

Вдруг непонятно откуда брызнул поток света и залил коридор, конец которого расширялся и превращался в огромный зал.

Кромптон вошел в него и обнаружил, что это операционная. В глубине зала, в тени стояли ряды стульев. В центре располагался операционный стол, окруженный людьми в белых халатах, резиновых перчатках и марлевых масках. На столе лежал мужчина с накинутой на лицо салфеткой. Радио негромко наигрывало прошлогодний земной топ "Клыкастые звуки" в исполнении Спайка Дактиля и группы "Парламентское охвостье".

- Ничего хорошего это нам не предвещает, - заметил Лумис. - Я, пожалуй, сделаю так, как советует мне мой внутренний голос: выйду из игры и буду искать забвения в своем обычном духовном занятии, которому привержен с детства сосредоточусь на собственных гениталиях.

Пробудился Стэк и спросил:

- Что здесь происходит?

- Много чего, но мне сейчас некогда рассказывать все заново.

- Я могу объяснить ему, - предложил Лумис.

- Да, пожалуйста, только потише, ладно? - сказал Кромптон. - Я должен разобраться в этой ситуации. - Он повернулся к врачам:

- Что тут творится?

У старейшего из докторов была раздвоенная седая борода и авторитарная манера поведения, которую он сочетал с ажурными разноцветными носками, возможно, для создания некоего двусмысленного стилистического контраста.

- Вы запаздываете. Надеюсь, вы готовы начать?

- Как это - начать? - испугался Кромптон. - Я ведь не врач. Я не знаю, что делать.

- Именно потому вас и выбрали, что вы не врач, - вступил в разговор маленький рыжий доктор из задних рядов. - Видите ли, мы полагаемся на вашу непредсказуемость и рвение.

- Пора, поехали, - сказал кто-то из врачей. Несмотря на сопротивление, Кромптона облачили в халат, натянули на руки резиновые перчатки и закрыли лицо марлевой маской. У Кромптона закружилась голова, он был как во сне. Странные мысли замельтешили в мозгу "Бывшие замены ? Несвоевременный гамбит. Лабиринт забывчивости! А потом ореховое масло".

Кто-то вложил ему в руку скальпель. Кромптон сказал:

- Если я буду действовать на уровне реальности, произойдет что-то страшное.

Он снял салфетку и увидел лицо пациента - жирное, с родинкой на левой щеке.

- Смотрите, смотрите хорошенько, - сказал ему доктор с раздвоенной бородой. - Полюбуйтесь на свою работу. Это ведь вы, и только вы довели его до такого состояния, и это так же верно, как то, что Господь создал зеленые яблочки.

Кромптон собирался было возразить, но его остановило неожиданное появление рыжеволосой девушки в прозрачном платье с узким Дифом и широкой юбкой.

Она вошла в операционную и спросила:

- Доктор Гроупер готов заняться мною?

- Нет, - прошипел один из врачей, неприметный человечек с выразительным голосом - мягким, липким и словно бы все время намекавшим на сальные непристойности.

Девушка кивнула и обратилась к Кромптону:

- Хочешь, покажу кое-что?

Это настолько ошеломило Кромптона, что он не смог ответить. Но Лумис в таких случаях всегда был тут как тут и, прервав свои попытки объяснить Стэку сложившуюся ситуацию, овладел телом и сказал:

- Всенепременно, дорогая, покажите мне кое-что. Девушка взяла в руки кошелечек, пришпиленный к поясу юбки, и достала оттуда маленькие серебряные ножнички.

- Я никогда никуда не хожу без них, - заявила она.

- Совсем никуда? Как интересно! - удивился Лумис. - Почему бы нам не прогуляться? Вы бы рассказали мне обо всем поподробнее. Между прочим, в этом заведении можно выпить хоть что-нибудь?

- Вы должны извинить меня, - сказала девушка. - Сейчас моим пустячкам пора в постельку. И она исчезла.

- Очаровательна! - промурлыкал Лумис и последовал бы за ней, если бы в этот момент Кромптон не вернул себе тело.

- Может, займемся делом? - ледяным тоном сказал он. И обратился к врачам:

- Насколько я могу судить, это каким-то образом входит в курс лечения? Ведь пациент здесь я, не так ли?

- М-да, здесь нужны некоторые пояснения, - сказал доктор с раздвоенной бородой, приподняв маску, чтобы почесаться, и приоткрыв при этом свою заячью губу.

- Но я так понял, что вам запрещено что-либо объяснять мне, - сказал Кромптон.

- Вы неправильно поняли. Нам можно объяснять все что угодно, только правду нельзя говорить.

- Но не подумайте, что это упрощает вашу задачу, - сказал, входя в зал, хирург-ординатор с небольшой доской для записей в руках. - Даже в нашем вранье есть для вас ценные крупицы.

- Иногда ложь и правда - одно и то же, - сказал бородатый доктор. - В любом случае, они - часть нашей интуиции.

Кромптон посмотрел на человека, распростертого на столе. Он никогда раньше не видел его. В голове продолжалась сумятица. Сначала его беспокоило левое колено, а теперь он не мог вспомнить что-то очень простое, но забавное, и это раздражало его. Он слышал, как шептались между собой Лумис и Стэк. Это взбесило его: как они смеют шуметь у него в голове именно тогда, когда он должен оперировать! Он посмотрел на скальпель, зажатый в руке. Им снова овладела нерешительность. Он постарался вспомнить, где и когда он посещал медицинский колледж. Тут же перед его глазами возникло шоссе в Нью-Джерси рядом с заливом Чиску-эйк. Ну и штучки вытворял с ним его мозг!

Он уставился на кусочек блестящей кожи между бровей пациента. Рассеянно поднял скальпель и глубоко рассек лоб.

Тут же в подвале раздался вой трансформатора символов, и скальпель в его руке превратился в розу на длинном стебле.

Кромптон ненадолго потерял сознание. Когда он пришел в себя, пациент, врачи, операционная - все исчезло.

Он стоял в английском парке на высокой скале, а над ним раскинулось бескрайнее синее небо, подернутое легкими облаками.

Когда-то раньше это, видимо, был прекрасный парк с правильными аллеями и симметричными дорожками. Но сейчас все в нем заросло, и он представлял собой печальную картину. Красная вербена пока чувствовала себя превосходно, и зубчатые листья каланхоэ имели вполне процветающий вид; но все вокруг покрыли цветущие одуванчики, а рядом с бельведером пристроился толстобрюхий кактус. Всюду на земле валялись консервные банки, газеты, собачьи испражнения и другие следы пребывания туристов.

Кромптон обнаружил, что в одной руке он держит грабли, а в другой - совок. И он знал, что от него требуется. Мурлыча себе под нос, он собирал в аккуратные кучи мусор, подбирал всякую вонючую дрянь и успел даже подрезать несколько кустов роз. Ему приятно было это занятие.

Но тут он заметил, что следом за ним распространяется зловоние, упадок и гибель. Куда бы он ни ступил, на этом месте появлялись участки гниющей земли.

Небо вдруг потемнело, по парку пронесся вихрь, тяжелые, черные тучи собрались над головой. Разразился сильный ливень, и парк мгновенно превратился в болото. И, будто этого было мало, всю окрестность потрясли оглушительные удары грома, а черно-синее небо располосовали зигзаги ослепительных молний.