– Я сдаю дела, Виктор Николаевич. Мое время истекло. Я и так зажился и увидел то, что не стоило бы видеть. Пока еще в ясном уме и твердой памяти, я раздаю самое ценное – информацию. Вы готовы принять от меня свою долю?

Салин понял, что вопрос ритуальный. Молча кивнул.

– Что вы знаете об Ордене Орла? – спросил Администратор.

– Перед самой Катастрофой они предприняли попытку изменить вектор развития. Чем это кончилось, мы знаем. Насколько мне известно, Орден объявил силанум.[10] Мы давно не ощущаем его присутствия.

Мертвая ладонь ожила, трижды раза по три вяло хлопнула по скатерти. Перстень, блеснув печаткой, послал в глаза Салину золотую иглу.

Голос Администратора окреп, стал голосом м а г и с т р а.

– Они умеют проявлять себя ровно настолько, насколько посчитают нужным. У них нет жесткой вертикальной структуры, поэтому они неуловимы для обычных контрразведывательных мер. Их члены действуют так, словно Орден существовал, существует и пребудет во веки веков. Есть он или нет в действительности, не важно. К действию их обязывают знания, а не устав или приказ.

Салин знал это, но сохранил на лице выражение уважительного внимания.

– Вы не забыли девяносто четвертый год? – спросил Администратор.

– Первая чеченская? Я тогда охотился за деньгам Горца. Можно сказать, последняя удачная операция нашей Организации.

Он не увидел, но почувствовал как на блеклых губах старика всплыла тонкая улыбка.

– Я считаю своим долгом отдать это знания вам. В октябре того года я заключил договор с Орденом. В обмен на оказанную услугу представитель Ордена, его орденское имя я вам не назову, получил право владеть таким же перстенем.

Салин замер. Потребовалось усилие, чтобы осознать степень важности и предельную опасность информации.

Невидимая финансовая империя, как утверждают некоторые исследователи, возникла задолго до разрушения Храма. Так ли это, судить за давностью лет сложно. Но в узких кругах широко известен факт, когда тайное братство на краткий исторический миг вынырнуло из мглы. Некий меняла из Ломбардии по имени Джузеппе Бензони (для "братьев" – Иосиф Бен Сион) приказал изготовить тридцать три золотых перстня с двумя ключами на печатке. После чего или в результате чего, тут исследователи путаются, тайная конгерация ломбардийцев нанесла смертельный удар по финансовой империи своих конкурентов. "Проклятый король" Людовик вдруг осмелел, вошел в союз с Папой и наложил королевский секвестр на имущество Ордена тамплиеров. На Еврейском острове на Сене вспыхнули три костра аутодафе. Великий магистр Жак де Моле проклял короля и Папу. Проклятие-приказ, естественно, привели в исполнение, как и полагается в воинской структуре – точно, беспрекословно и в срок. Но главное дело было сделано – финансовая империя католического Храма перестала существовать.

Монахи-рыцари были опасно близки к созданию Объединенной Европы. Под сенью черно-белого стяга тамплиеров. Финансисты в плащах с алым крестом обрели достаточно власти, чтобы реализовать свою мечту об идеальном орденском государстве. Но пали от собственного же оружия – золота, интриг и корысти.

А тайное братство "хранителей всего золота мира" продолжило свою историю. Ссужая золотом смертельных врагов, накидывая удавку кредита на сильных и опьяняя валютной инъекцией слабых, они т в о р и л и Историю.

Администратор выждал положенное время, дав Салину осознать услышанное и сопоставить полученную информацию с имеющейся.

– Орден имеет свой ключ от кладовой "гномов". Договор позволяет им потребовать и получить любые финансовые ресурсы. А властных ресурсов, которые происходят от истинного знания, у них всегда было достаточно. Учитывайте это в своих умопостроениях.

Салин помедлил, к о н с т р у и р у я вопрос, тонко сбалансировав все нюансы.

– Они еще не использовали свое право?

– Насколько мне известно, нет.

Администратор поднес платок ко рту. Глухо откашлялся.

– Теперь об этом человеке. Заслуги его велики. Насколько мне известно, ему предлагались регалии Рыцаря Хранителя Королевской тайны.[11] Он отказался. Остался Странником. Впрочем, его выбор меня не удивляет. Тигр силен, когда он одинок и невидим. Тигр в куче себе подобных, да еще под светом прожекторов – это уже цирк. Унизительное зрелище.

– Вас эта информация касается непосредственно. Именно поэтому я ее вам обязан передать. – Администратор отдышался. – Если этот человек жив, он вправе перечеркнуть вашу игру с Арнольдом Ганнером. Перстень дает ему на это право.

– Остается надеяться, что Катастрофа его не пощадила.

– И он не успел выбрать наследника, – с плохо скрытым сарказмом подсказал Администратор. – К вашему сведению, такие линии приемственности не прерываются случайной смертью. Расчитывайте на худший вариант. Первое, он жив. Второе, каким-либо образом он оказался в курсе ваших контактов с Арнольдом Ганнером. Знаете, тогда у меня сложилось впечатление, что для него нет невозможного. Вернее так: творить невозможное – его предназначение.

Салин не без труда взял себя в руки. Мозг уже лихорадочно просчитывал варианты действий.

«Успокойся, у тебя будет время все взвесить, все обдумать и внести коррективы, если потребуется. Не оскорбляй старика невниманием!»

Он немного подался вперед, демонстрируя готовность принять новую порцию информации. Какой бы убийственно тяжелой она не была.

Администратор долго откашливался. Потом еще ниже осел в кресле. Кисть, лежащая на столе, мелко дрожала в такт прерывистому, свистящему дыханию.

– Мой младший сын вступает в право наследства. Перстень переходит к нему. Такова моя воля, и с нею согласны все "гномы". Теперь курировать ваши контакты с Арнольдом Ганнером будет Михаил. Это все. Благодарю вас.

Салин встал. Ждал, глядя на стариковскую кисть. Приглашающего жеста не последовало.

Беззвучно открылась дверь. В кабинет повеяло свежим воздухом и запахами других помещений большого дома, где шла другая, совершенно другая жизнь.

За креслом Администратора возникла женская фигура в белом. В руках она держала подносик с флакончиками, прикрытых белой марлей.

Салин поклонился и стал пятиться к дверям.

Странник

Автобус, чихая и скрипя всем стальным нутром, медленно тащился от остановке к остановке. На фоне серого неба медленно вырастали конусообразные башни ТЭЦ. Из высокой трубы тянулся слабый дымок. По всему зданию станции мерцали яркие всполохи электросварки. По задымленному щербатому фасаду гуляли лучи прожекторов башенных кранов. Станцию обещали реанимировать к Новому году. А пока Бескудниково сидело на урезанном пайке энергии. В домах, тянущихся вдоль дороги, уныло светились слабые огоньки. Фонари на столбах работали вполнакала, едва освещая улицу.

Напротив Максимова сидел парнишка лет семнадцати на вид, в шапочке с козырьком а-ля "немцы под Москвой", напяленной до самых глаз. Выглядел он в ней полным дебилом. К тому же был явно под кайфом. Парнишку просто распирало от химического коктэйля, пузырящегося в крови. Он уже дошел до стадии "пробило на поговорить". Только говорить в салоне было не с кем. Пассажиры с тупым упорством таращились в окна или уставились перед собой ничего не выражающими глазами.

Вдохновение парнишка искал в объявлениях водителя и звуках, доносившихся изнутра автобуса.

– Крак-псы-ы-ы. Гы-гы. Следующая школа. Школа… Почему – следующая? Она же – предыдущая. За ней идет универ. Вер. Вера. Верно? Вера – она что? Женщина или религия? Надо разобраться. Если верна вера в женскую универсальность… Пшы-ыш! Двери закрываются! Зачем? Подумай над этим, братишка. Подумай, подумай, поду-май. Май – этом месяц такой. Интере-есный. Или нет? Тогда, какой? Как школа? Или как универ?