Вечер неторопливо шёл по городу. Теперь вечер гасил в окнах свет. Вот погас в одном окне жёлтый свет, в другом зелёный, в третьем красный. Ложатся спать люди. Радиола ещё играет, но скоро и её выключат. Людям надо дать отдохнуть. Шуршат деревья, обсуждая прошедший день. Начинают работать ночные смены на фабриках и заводах. Ночные дежурные становятся на посты. Разные люди дежурят ночью. Дежурят врачи, вдруг кому-нибудь станет плохо, надо сейчас же помочь; дежурят шофёры, чтобы привезти врача к больному или увезти больного в больницу; дежурят милиционеры и дворники, чтобы в городе было спокойно и тихо. Отдыхают люди. Им нужен покой. Гаснет свет в лотышевской квартире. Миша лёг спать и спит спокойно. Кошмары не мучат его, кошмары прошли. Спит Анюта. Только Пётр Васильевич не спит. Он ещё раз достал папиросу из портсигара, курит и думает о том, кем вырастет Миша. Ой, как ему хочется, чтобы вырос он настоящим человеком! А ведь трудно превратиться мальчишке в мужчину. Тревожно Петру Васильевичу и в то же время спокойно ему. Перенервничал парень, переволновался, а всё же собрался с силами и всё рассказал. Нет, вырастет человек!
Дочитала книгу Катя Кукушкина. Погасила лампу, стоящую возле кровати, и думает, что сейчас у Лотышевых — она знает, что Пётр Васильевич приехал, — рассказал Мишка отцу или не рассказал? Что сейчас у Быковых? Нервничает ли по-прежнему худощавая женщина, думает ли о том, как ей наладить семью, чтобы всем было хорошо, разговаривает ли с Вовой Иван Петрович?
Вечер покинул город. Теперь идёт по городу ночь. Проверяет, всё ли спокойно, всё ли в порядке. Вот стоит, облокотившись о барьер набережной, долговязый какой-то парень. Ночь смотрит: ба, да это и не парень, это мальчишка Вова Бык. Стоит он, глядит на воду, думает. Что ж, хорошо, что думает! Если уж думает человек о том, как он жил прежде, и о том, как он будет жить дальше, значит, придумает правильное. Плохо тогда, когда человек не думает ни о том, как жил, ни о том, как будет жить.
Ночь заглядывает в квартиру Быковых. На балконе стоят Мария Петровна и Иван Петрович и без конца разговаривают о том, что Вова сказал и как сказал, каким тоном, какое у него лицо было. Нет, кажется им, что-то перевернулось в парне. Может, и не всё будет гладко, а всё-таки можно уже и теперь с ним разговаривать. Не огрызается он. И пусть им сейчас видится будущее более радостным, чем окажется оно на самом деле, но нет уже мёртвого закоулка, из которого нет выхода.
Идёт ночь над городом. Стоят дежурные на постах. Город спокойно спит.
Глава тридцать вторая. До свидания, Катя!
Я услышал историю, которую рассказал вам, от моих друзей, живущих рядом с Катиным лагерем. История меня заинтересовала, я стал узнавать подробности и познакомился со многими действующими лицами.
Скоро наступила осень. Районный пионерский лагерь закрылся. Катя Кукушкина уехала отдыхать, а я всё ещё встречался с моими будущими героями, всё расспрашивал детей и взрослых, и понемногу стал у меня вызывать подозрение замечательный мальчик Паша Севчук. И вот наконец я заставил Мишу всё рассказать мне про Севчука. Так я узнал о подлой роли, которую он играл в происшедших событиях.
Больше года писал я повесть. Под конец я работал очень напряжённо и решил, что спокойнее будет писать за городом. Я поселился в деревне, километрах в двухстах от Москвы, и действительно работа пошла лучше, потому что ничто меня не отвлекало.
Там-то я и получил письмо от Кати Кукушкиной и оттуда же написал ей ответ.
«Я позволила Вам домой, — писала Кукушкина, — и узнала Ваш адрес. Интересно, кончили Вы книжку, и если нет, то когда кончите? Может быть, и Вам будет интересно знать, что произошло за это время у нас. Могу Вам сообщить, что у Лотышевых всё благополучно. Клавдия Алексеевна здорова и уже работает. Пётр Васильевич отмечен в приказе по министерству, и о его находке написана большая статья в журнале. Миша долго переживал, что все слушали его разговор с Анютой. Теперь он успокоился и стал такой же, как прежде. Этим летом Пётр Васильевич не поедет на Чукотку и Лотышевы собираются всей семьёй на Украину. Учится Миша хорошо. Очень дружит с Валей. От Валиного отца приходят хорошие письма. Он, видно, по-настоящему взялся за ум.
Теперь о Вове Быкове. В семье у него, по-моему, наладилось. Я иногда захожу к ним. Там теперь совсем другая атмосфера. Вова, правда, продолжает помыкать Витей и Любой, но не со зла, а потому, что считает себя старшим и вроде как бы за них ответственным. Зато, в случае чего, бросается их защищать. И они, что бы ни случилось, ищут у него защиты. Я не могу сказать, чтобы с мачехой у него были близкие отношения. Но, во всяком случае, враждебности нет никакой. И называет он её тётя Маша. Помните, как её обижало, что он называл её мачехой? В школе о нём говорят неплохо. Правда, по-русскому у него тройка и избавиться от неё он никак не может, да и вообще табель у него пятёрками не блещет. Зато в столярной мастерской он первый человек. Он как-то очень повзрослел и физически и духовно. Не знаю, конечно, но мне кажется, что человек из него выйдет неплохой. В этом году он был у нас в лагере, и пожаловаться я на него не могу. Привёл он и тех ребят, которые когда-то состояли у него в подчинении. Ребята разные — некоторые лучше, некоторые хуже. Мне понравилось, что он и за них чувствовал себя ответственным. Если кто-нибудь из них вёл себя плохо, Вова так рявкал, что виновного оторопь брала. Никаких игр в горошину или во что-нибудь эдакое, никакой торговли билетами не было. За это я отвечаю. Я целое лето глаз с Вовы не спускала. Всё-таки, знаете, жестоким уроком для меня была эта история.
Лишились мы Паши Севчука. Им дали квартиру в другом районе. Обидно, что Паши нет. На него всегда и во всём можно было положиться. Он нас совсем забыл и за целое лето не приехал ни разу. Я даже обиделась. Ну, да, наверное, дел у него по горло. Он ведь очень активный парень. Может быть, там тоже радиоузел налаживает или увлекается чем-нибудь другим.
Теперь позвольте сказать несколько слов о себе. Я держала экзамены в педагогический институт на физико-математический факультет, и меня приняли. После того как произошла вся эта история с Мишей Лотышевым и Быковым, меня точно по голове ударили. Что же это, думаю, за педагог, если он просмотрел такую историю! Значит, я совсем ничего не понимаю в детях. Куда уж мне в педагогический! Но потом я подумала, что неудачи и ошибки для того, наверное, и существуют, чтобы на них учиться. Наверное, нелегко даётся людям опыт. Наверное, не раз я буду ещё ошибаться, и не раз будут у меня неудачи, и всё-таки я верю, что педагог из меня получится. Я бы хотела быть воспитателем. Пожалуй, лучше всего в интернате. Честно говоря, меня не так интересуют физика и математика, как воспитательная работа.
Жду с нетерпением повести. Интересно будет прочесть о том, что сама пережила, перечувствовала и передумала. Мне ещё никогда об этом читать не приходилось. Желаю Вам всего хорошего. Катя Кукушкина».
Я написал Кате очень большое письмо, которое не буду приводить полностью, потому что там рассказано о многом, что читатели уже знают. Я подробно сообщил Кате обо всех поступках так высоко ценимого ею Паши Севчука. Кончал я письмо так:
«Я пишу Вам об этом, милая Катя, совсем не для того, чтобы разочаровать Вас, чтобы заставить Вас усомниться в своём призвании. Я пишу это именно потому, что твёрдо убеждён: из Вас получится воспитатель, и даже хороший воспитатель. Умение воспитывать — это прежде всего умение разбираться в людях. А это умение, конечно, само не приходит. Может быть, то, что Вы узнаете неприятную правду о Севчуке, поможет Вам не меньше, чем лекция по педагогике. От того, что закроешь глаза на правду, правда не делается лучше. Надо учиться делать мир прекрасным, то есть делать прекрасными людей. И не надо пугаться, если люди оказываются не такими, какими нам хочется. Надо только делать всё, что мы можем, для того чтобы они стали лучше. Думаю, что Севчук ни разу не навестил лагерь совсем не потому, что у него так уж много увлекательных дел, а по двум причинам: во-первых, наверное, он боялся, не открылись ли некоторые его проделки, во-вторых, потому, что человек он холодный, вряд ли любит кого-нибудь, кроме себя, и совсем не так ему важно повидать старых товарищей. Есть и такие люди, Катя. Если возможно, надо стараться сделать их лучшими, а если нельзя, то, но крайней мере, надо, чтобы все знали, чего эти люди стоят на самом деле Вы просмотрели Севчука, Катя. Не могу Вас особенно винить, — очень уж хитёр этот удивительный мальчик. Следующий раз не просмотрите. И когда вспомните о ловком обманщике Севчуке, то вспомните о тысячах людей, живущих в Вашем квартале, которые знали историю Миши Лотышева и отнеслись к нему с таким глубоким сочувствием, с таким подлинным тактом. Если на многих хороших людей — один Севчук, то это уже не очень страшно.
До свидания, Катя!»
