– Соскребая фрески и вербуя сторонников, короля Гая не свалишь, – сказала Лисандра. Наконец-то замедлив шаги, она задумчиво пожевала нижнюю губу. – Он порабощает наш народ и гонит людей на строительство своей дороги. Повсюду в Пелсии наших братьев и сестер принуждают трудиться на него, а за попытку сопротивления – убивают.

– Об этом мне слышать не доводилось, – проговорил Йонас. От мысли о подобных зверствах у него красная пелена вставала перед глазами. – Король в своей речи рассуждал об Имперской дороге, которая якобы свяжет всю Митику и объединит три народа в один. И оранийцы принимают это, точно домашние коты, которым показали блюдце со сливками…

– У оранийцев мозгов нет, – бросила Лисандра и в который раз огляделась. Они стояли на обочине оживленной улицы, в стороне от толпы. В полусотне шагов шумел фруктовый рынок. – Они, наверно, заслуживают, чтобы король ими правил такой. Они – но не пелсийцы… А что еще он говорил в своей речи?

– Объявил о помолвке между принцем Магнусом и принцессой Клейоной.

Брови девушки поползли вверх.

– Похоже, золотая принцесса готова отдаться врагу, лишь бы продолжать нежиться в роскоши и изобилии.

– Это не так, – тихо ответил Йонас.

– Ты о чем?

– Принцесса вовсе не отдается врагу. Эта помолвка не была… не могла быть заключена по ее доброй воле. Семейство Дамора всю ее жизнь разрушило! Отца убили, трон отняли…

– А ее саму пригласили к себе, предложив золотой кров над головой и слуг, чтобы завтрак в постельку подавали.

– Все не так.

– Можешь говорить что угодно, – кивнула Лисандра, – только от этого ничего не меняется. Ладно, мне, собственно, начихать на принцессу Клейону, я о нашем народе думаю. О моем брате… О жителях нашей деревни и о других пелсийцах, которых в рабство угнали. Нам необходимо немедленно напасть на дорогу! Если вправду хочешь показать королю, что с нами надо считаться, вот тебе способ по-настоящему заявить о себе! Освободим рабов, разнесем все, что там успели построить…

– Мы? – переспросил Йонас.

– Да, мы. – У нее раскраснелись щеки от возбуждения.

– Будь так добра, Лисандра, позволь нам с Брайоном перекинуться словечком наедине… – И Йонас кивнул в сторону рыночных лотков, где красовались сложенные горками фрукты. – Встретимся вон там, хорошо?

Но от Лисандры оказалось не больно-то просто отделаться.

– Так вы возьмете меня с собой в лагерь мятежников?

Йонас некоторое время молчал. Просто изучающе смотрел на эту дикую кошку, спасшую им жизнь и, кстати, показавшую недюжинное мастерство в обращении с луком и стрелами. Подмывало отослать ее прочь, пока не дошло до беды, – уже было ясно как день, что с этой Лисандрой хлопот не оберешься. Искушение было велико… но Йонас не мог так поступить. Ему были очень нужны пламенные бунтари – и какая разница, кто они такие?

– Да, – сказал он. – Возьмем.

Она наконец-то улыбнулась. Улыбка у нее оказалась замечательная, все лицо так и озарилось.

– Рада слышать. Ну мы им перцу и зададим! Вот увидите!

И, не добавив больше ни слова, Лисандра повернулась и быстрым шагом отошла к фруктовым лоткам. Когда она оказалась достаточно далеко и больше не могла слышать их, Йонас повернулся к Брайону.

Тот смотрел ему прямо в глаза.

– Эта девчонка…

– Вот именно. Десяти других стоит.

– Кажется, я влюбиться успел. – Брайон расплылся в широченной улыбке.

– Ой, Брайон, нет, только не это! – Йонас не сумел удержаться от смеха. – Нашел в кого! Да мы с ней хлебнем горя…

– Очень надеюсь, – хмыкнул Брайон. – Особенно если горе вот так выглядит… – И вновь стал серьезен. – А как тебе ее мысль о нападении на дорогу?

Йонас покачал головой. У него перед глазами струилась красная кровь, стекавшая по древкам длинных пик на площади перед дворцом.

– Пока – слишком опасно. Я не стану рисковать ничьей жизнью, пока у нас не будет настоящего шанса на успех. Если поступить так, как она предлагает, погибнет слишком много людей.

Брайон поиграл желваками на скулах:

– Да, ты прав.

– Но мне нужно многое разведать, и о дороге, и о замыслах короля. Чем больше мы узнаем, тем больше сможем сделать, чтобы остановить его. А уж если выведаем какое-нибудь слабое место, то используем непременно. – Мысль о порабощенных пелсийцах воспламеняла его сердце. – Клянусь, Брайон, мы его свергнем! К несчастью, прямо сейчас мы, можно сказать, слепы и глухи, не знаем, что у него на уме, пока он сам не расскажет в очередной речи. Мне очень нужны глаза и уши в этом дворце!

– Согласен, парочка шпионов очень даже не помешала бы. – Брайон кивнул. – Но как устроить, чтобы их не поймали и головы на пики не вздели?

– Хороший шпион – это тот, которого не заподозрят. Например, стражник. Или кто-то, кто выдал бы себя за лимерийского стражника.

– Не-ет, это точно головой на пике закончится! Соваться туда так скоро после победы короля Гая – чистое самоубийство.

Разум Йонаса усердно трудился, придавая окончательный вид мысли, зародившейся сразу после падения Ораноса.

– Значит, – сказал он, – нашим шпионом должен стать кто-то, уже находящийся во дворце. Кто-то очень близкий и к принцу, и к королю…

Неотвратимо приближался жуткий день свадьбы, и беспокойство Клео все росло. Она всерьез подумывала о побеге. Вот бы, подобно птице, расправить крылья и улететь из этого дворца далеко-далеко! И больше не возвращаться!

Но если у нее и было что-то общее с птицей – так это клетка, в которую ее заперли. Поэтому вместо бесплодных раздумий о тяжкой судьбе, ожидавшей ее через несколько недель, Клео сосредоточилась на том, что оставалось в ее власти. Она могла прибегнуть к знаниям. И приобрести новые. Надеясь на то, что найти ответы на вопросы пока еще не слишком поздно, Клео вот уже во второй раз за день направлялась в дворцовую библиотеку.

Но, еще не дойдя до высоких дверей хранилища книг, обнаружила Миру, всхлипывавшую в коридоре.

– Мира, дорогая! – Клео бросилась к подруге и крепко обняла ее. – Что случилось?

Девушка не сразу сумела заговорить внятно.

– Я все брата отыскать не могу! – кое-как выговорила она наконец. – Они убили его, Клео, я точно знаю, убили!

Клео постаралась увести ее подальше от охранников-лимерийцев, которыми, кажется, кишел каждый закоулок дворца. У них был приказ не спускать глаз с принцессы, чтобы она, чего доброго, не улизнула наружу.

– Живой он, наш Ник, – заверила Клео подругу, отводя ее ладони от мокрого лица.

– Откуда ты знаешь?

– Если бы его убили, Магнус бы мне во всех красках расписал его гибель, чтобы я как следует прочувствовала. Чтобы знала: его убили за то, как он себя повел в Пелсии. – Даже мысль о подобной возможности ранила ее, будто каленое железо. – Магнус знает, что это сломит меня. И уж он не задумываясь рассказал бы мне о его смерти… Пусть мы еще не нашли Ника, Мира, точно говорю тебе: он жив!

Обязан быть жив, добавила она про себя.

Ее слова возымели должное действие. Мира постепенно овладела собой и перестала плакать. Она устало вытерла ладонью глаза, и в ее взгляде зажглись огоньки гнева.

– Ты права. Уж принц не упустил бы возможности насладиться твоей болью. Клео, как же я его ненавижу! Всякий раз, когда он является проведать принцессу Люцию, прямо дождаться не могу, чтобы ушел наконец! Зверь он, вот что!

За неделю, миновавшую с кошмарного дня их помолвки, Клео почти не виделась с новым женихом. Он, кажется, и сам избегал невесты, и это ее вполне устраивало.

– Золотые слова, – пробормотала она. – Просто постарайся ему под руку не попадаться, хорошо? Кстати, а как ты из спальни Люции улизнула? А то я последнее время совсем тебя не вижу.

– Там с ней сейчас королева. Она меня, конечно, выставила вон, ну а я и не возражала. Как же мне хотелось в этом гадюшнике хоть одно дружеское лицо увидеть! А тут вдруг ты прямо навстречу…

Клео подавила невольную улыбку. Верно, гадюшник. Лучше не скажешь!