* * * Поднялась по ступенькам, и в трамвае Напоминанием о Рае Свет золотистый просиял: Фигурка, что любви фиал; Еще - у юной и пригожей Головка золотая, Боже! Поэт сражен. Ну, а глаза? Взглянула тут же - синева Весенних над лесами далей. А профиль? Дивный - для медалей О совершенстве красоты, С очарованием мечты. Но мало кто ее заметил, Красу: нет равной ей на свете! Посвящения * * * Чудесна Фрина красотой девичьей, Без ложной скромности смеясь: дивитесь! Ну, как не радоваться мне Моей любви, моей весне? А туловище женственно на диво, Как и живот, таит в себе стыдливо Желаний льющуюся кровь, Истому неги и любовь. И поступь легкая изящных ножек На загляденье выражает то же. И грудей нет милей, как розы куст, И нежный, бесподобный бюст, Увенчанный пленительной головкой Со взором вдаль, с улыбкой нежно-гордой. АННЕ ПАВЛОВОЙ Тростинка, девушка, лоза И вдохновенные глаза, Как песню дивную поете В движеньях легких и в полете. Вся жизнь, как сказка и мечта, Что созидает красота В стремленьи вечном к совершенству, Уподобясь беспечно детству В игре на сцене бытия, Когда арена - вся Земля. Принцесса, фея в высшем мире Предстала на весеннем пире Цветов и юности в цвету, Влюбленной в красоту. МЭРИЛИН МОНРО Хорошенькая, с личиком подростка, С улыбкой восхищенья, всё так просто, Когда любовь туманит взор, Беспечный, взбаломощный вор, Срывающий цветы успеха, Любви и таинств секса. А в жизни кажется такой простой, В кино же вся заблещет красотой, Живой, божественной, как чудо. О, нимфа! О, гетера Голливуда! Твоя пленительная власть Богов Олимпа привлекла К тебе на радость и на горе - Страстей и слез ликующее море. * * * Как вынести игру крутых парней На сладкий миг забыться с ней В борьбе за власть в стране ль, над миром Наживы и свобод кумиром, Когда все средства хороши, Взлелеять как любовь в тиши? И секс не в радость, а беспутство, Гетеры древнее искусство. А я актриса или нет Со славой на весь свет? Я Афродита Пандемос, чья слава, Могучая издревле, лишь забава? Хочу заснуть. Навей мне сны, О, Голливуд, как в дни моей весны! ЭЛИЗАБЕТ ТЕЙЛОР Царица, да, конечно, это чудо, Предстала королевой Голливуда. Через тысячелетья вновь Играет и поет любовь. И чья ликующая слава, Когда и Рима власть - забава, Игра веселая и флирт, О чем весь мир с тех пор твердит? Не встанут уж великих тени, Не к ним несут восторгов пени, А плоть живая кружит кровь И возбуждает в нас любовь, Светясь, колдуя, как в тумане, На исчезающем экране. ОКСАНЕ ФЕДОРОВОЙ В фигурке тонкой и в движеньях четкость; Влюбленный взгляд и тут же жесткость В ответ на неприязнь, усмешку, смех, Когда за грех считают твой успех, А грацию - за игру кокетки, Как в школе это было по-советски, Все различали, что добро и зло, И нестерпимы клевета и ложь. Твой выбор не себе - служить народу, Но как же одолеть природу, Девичьи нежную, как сны весны, Чтоб выйти на тропу войны? В усильях запредельных расцветала Краса - до мисс Вселенной пьедестала. * * * Не сила побеждает, а мечта Мир сделать лучше. Красота - Прообраз высшего на свете, И расцветает на планете От века Флора по весне, Блистая взором, как в огне Пленительных желаний И упоительных лобзаний. И детства милого привет, И неги лучезарный свет - В игре весенней На виртуальной сцене, С рожденьем новым, как в мечте, Детей и взрослых в красоте! Это надпись к барельефу «Гермес, Эвридика, Орфей» (V век до н.э.). Впервые обозначена возможная причина, почему Орфей при строжайшем запрете оглянулся.
ГЕРМЕС, ЭВРИДИКА, ОРФЕЙ I На барельефе из глубин столетий - Прекрасней нет творения на свете - Орфей и Эвридика, и Гермес, Какие есть, как чудо из чудес. Гермес удерживает Эвридику, Столь стройно-нежную, с прекрасным ликом: « - Он оглянулся! - молвил робко бог. - А уговор неумолимо строг». С возвратом к жизни испытав всю радость, Его руки касаясь, счастья сладость, Она не вняла богу, с ней Орфей И музыка невозвратимых дней. Разлука вновь сразила дух в поэте. Зачем он оглянулся при запрете? |
