Нападения диких были отражены, но и победители остались почти в беспомощном состоянии. Правда, у нас никто не был убит и только некоторые получили тяжелые раны, но мы снова стали мучиться от жажды: во всем караване не было ни капли воды. Нужно было как можно скорее покинуть это проклятое место и найти другой источник, который черномазые негодяи еще не успели отравить.

Том, который решительно не знал усталости, в сопровождении четырех вооруженных слуг, верхом на свежих лошадях отправился на поиски. Прочие животные, томимые жаждою, в изнеможении растянулись на земле, уткнув свои головы во влажную землю. Не в лучшем положении и люди. Только благодетельный сок эвкалипта, которого пришлось всего по нескольку капель на человека, немного освежал запекшиеся губы.

Более приятная картина разворачивается перед фурою, служащей палаткой для мисс Мэри и Кэлли. Все еще бледные и дрожащие от волнения, молодые девушки со слезами на глазах благодарят своих избавителей. Трогательная благодарность этих милых, храбрых созданий глубоко волнует нас. Сэр Рид, майор, Эдуард и Ричард со своей стороны энергично жмут нам руки. А обычной их английской флегматичности — и в помине нет. Наши друзья проявляют свои чувства с таким же пылом, что и чистокровные французы.

Но куда это девался Робертс? Где также Кирилл, так храбро заслуживший ночью рыцарские шпоры? Отчего они не идут принять должную часть благодарности за свою храбрость? Робость, которую они проявляют теперь, совсем не согласуется с тем задором, какой был у них ночью. Кажется, им легче сражаться с самыми ужасными людоедами, чем выносить долгий взгляд пары голубых глаз, где светится чувство более нежное, чем простая благодарность.

— Вот они! — вдруг закричал Кроули, указывая рукою на бравого лейтенанта, погруженного в какое-то странное занятие. Усевшись напротив нас, в тени повозки, на складном стуле, он держал на коленях свой дорожный ящик, доверху набитый хрустальными флаконами с искрящимися жидкостями.

Заботливо отерев свое лицо от покрывавшего его пота и крови, наш Робертс тщательно расчесал свою русую бороду, надушился и напомадился. Потом, не заботясь о ране на голове, надел новую пробковую каску, взамен потерянной. Кончив это, он вынул маленькие щипчики и старательно стал вынимать из своих ран остатки костяных наконечников, которыми наделили его туземцы.

Кирилл со своей стороны не отставал от него в франтовстве и по крайней мере в десятый раз застегивал и расстегивал пуговицы своего костюма.

Чувствуя на себе наши пристальные взгляды, друзья заметно смутились.

— Послушайте, мой дорогой Робертс, — вскричал наконец майор, которому наскучила эта картина. — Да какого вы черта делаете тут? Ступайте лучше сюда, и вы также, охотник.

Покончив с подобной операцией, лейтенант медленно поднялся и сделал знак Кириллу, который наконец управился со своими пуговицами. Оба друга тихо направились к нам. По мере приближения смущение их возрастало. Краска волнения то заливала их загорелые щеки, то вдруг угасала, обнаруживая их бледность. Мы хорошо угадывали причину волнения двух новых друзей, да, кажется, и не одни мы: так, по крайней мере, можно было заключить по внезапному замешательству наших девушек. При приближении Робертса Мэри вдруг покраснела, побледнела, пробормотала несколько слов благодарности и, к общему удивлению, разразилась рыданиями. Кэлли держалась смелее. Зато ее обожатель совершенно потерял голову. Но, встреченный общими поздравлениями, не зная, куда деваться, мой товарищ смущенно приблизился к красивой ирландке и в замешательстве пожал протянутую миниатюрную ручку. Нежный взгляд милых глаз ободрил бедного влюбленного. Он храбро притянул к себе девушку и вдруг звонко поцеловал ее в обе щеки. Никто из нас не нашелся ничего сказать при этом.

В эту минуту раздались радостные восклицания. Мы оглянулись… Это наши посланцы галопом скакали к нам.

— Ура, господа! — кричал один из них, канадец Фрэнсис, размахивая своею каскою. — Вода! Мы сейчас от воды!

При этом крике весь лагерь приходит в движение. В минуту вся поклажа с фур собирается, и наши животные, высунув языки, запыхавшись, мчатся во всю мочь вперед; никто не мог предполагать у них такой прыти. Наши посланцы проехали до источника, туда и обратно, затратив всего полчаса, но с тяжелыми фурами нам пришлось тащиться чуть не три часа. Скверная дорога в соединении с усталостью и жаждою измучила всех, и людей и животных, до изнеможения. У раненых открылись раны. С лошадей пена валилась клочьями.

Наконец, после невыносимых мучений, мы прибыли к ручью, предмету наших нетерпеливых желаний. Отдохнувши немного, я сейчас же принялся за обязанности хирурга. К счастью, у меня под рукою было самое верное средство — чистая, кристальная вода. По моему указанию всех раненых, а их было пять человек (Робертс, Кирилл и трое слуг), помещают под навес. Здесь я устраиваю лазарет. Начинается осмотр больных.

У первого разбито левое предплечье… Дело ясное. Я вынимаю из раны осколки костей и туго перевязываю руку бинтом, смочив его предварительно холодной водой.

Другой больной ранен в бедро, там у него засел конец туземного копья. Прямо вынуть оружие — невозможно: оно зазубрено, как острога. Нужно предварительно расширить рану. Берусь за скальпель… Бедный малый кричит не своим голосом от боли, меня самого прошибает обильный пот… Терпение!.. Еще немного — и зубчатое острие в моих руках. После этого, при помощи Кроули, я накладываю бинты. Холодная вода останавливает кровотечение… Готово!.. Следующий!..

Следующий, третий, имеет рану на лице. Рана очень серьезная. Правая щека напрочь отсечена, так что челюсти совершенно обнажены и среди сгустков запекшейся крови белеют зубы. Опухший язык неподвижен. Что делать? К счастию, у нас находятся длинные и острые иглы. Они позволяют мне ловко зашить рану. Через четверть часа операция закончена; лицо раненого вновь приняло свой обычный вид и от его кровавой раны осталась только небольшая припухлость да красный шов.

Что касается Робертса и Кирилла, то с ними забот не много. Примочка из воды и перевязка быстро унимают кровотечение.

Та же вода, обильно политая, служит хорошим средством против воспаления. Она же и мое единственное лекарство, да по мне и самое лучшее в этих знойных странах. Я беру четыре ведра с водою и подвешиваю над ранеными (пятый раненый может сам ходить к ручью за водою). На дне каждого ведра протыкаю крошечное отверстие и посредством деревянной трубки направляю холодную влагу на раны. Устроив все как следует, я оставляю потом одного слугу с приказанием вновь наполнять ведра, когда они опорожняются. Четырех дней такого лечения, думаю, совершенно достаточно, чтобы поставить больных на ноги и продолжить путь.

Этот длительный отдых, который ссудил нам случай, небесполезен и для прочих членов каравана, а также для животных. По крайней мере, теперь у всех есть время привести себя в порядок. На лагерь любо-дорого взглянуть. Никто не сидит сложа руки. В одном месте слуги чистят почерневшие от пороха ружья, в другом чинят разорванное платье. Там натачивают холодное оружие, здесь прибирают в фурах. Время летит незаметно. Больные быстро поправляются. Аппетит у них здоровый. Раны затягиваются. Чего лучше? Но вот двум из них надоедает бездеятельность, они бормочут, силятся подняться и бежать из лазарета. Тогда я беру на вооружение весь свой докторский авторитет и строго приказываю лежать смирно. Они повинуются, но с недовольным ворчанием.

— Да я же совсем здоров, — бормочет мой старый друг. — Неужели с такой пустяшной раной вечно лежать в постели?!

Лагерь путешественников в Австралии

— By God [14], — отзывается Робертс. — А я разве болен?! Рана — царапина, а ты лежи здесь, подобно чурбану… Monsieur Буссенар, позвольте мне встать!